Андрей Воронин - Пощады не будет никому
С потревоженных деревьев крупными хлопьями посыпался снег. Сергей остановился, запрокинул лицо, подставляя его снежинкам. Те мягко ложились и тут же таяли. Он ловил их, кристально чистые, губами, словно те могли утолить жажду.
"Странное ощущение, — думал Дорогин, — мне кажется, будто никакая напасть не может взять меня, пока я не отомстил. Я словно бы стал бессмертным на время.
Я знаю, когда-нибудь пробьет час, и заклятье, довлеющее надо мной, вновь станет бессильным. Кем буду я тогда? Простым человеком, простым смертным, никому не нужным", — подумал Сергей.
Свежий морозный воздух, казалось, разрывал легкие, с каждым вздохом его хотелось набрать все больше и больше. Чувство свободы переполняло его, горло сдавил спазм. Ему уже надоело разговаривать шепотом, притворяться глухонемым, делать вид, что он ничего не помнит из своего прошлого.
И даже не успев еще подумать, не успев еще пожелать, Дорогин крикнул так громко, что его хриплый голос, давно не слышанный им самим, эхом раскатился по всему лесу:
— Я жив, слышите? Я жив!
— Жив.., жив.., жив… — возвращалось эхо.
После этого ему стало немного легче. Казалось, сил, которых у него было в избытке, немного поубавилось, и Сергей побежал на лыжах, ловко уворачиваясь от несущихся ему навстречу деревьев. Лес уходил вниз по склону холма.
Спуск легко подхватил лыжника и понес его ко дну ложбины, густо усыпанной рыхлым снегом.
Впервые за последние несколько лет Дорогин чувствовал себя таким легким и свободным. Казалось, еще немного — и он взмоет, полетит среди деревьев. Но это чувство оказалось недолгим.
Сергей заложил резкий вираж на дне долины и остановился, вслушался в звуки зимнего леса. Высоко над ним посвистывал в голых ветвях деревьев несильный ветер, потрескивали стволы. Он оставался один на один с природой, и ничего сделанное руками человека не окружало его. Деревья, кусты, земля, усыпанная снегом, и небо с тускло-желтоватым диском солнца, взбиравшимся на вершину холма.
«Как трудно сейчас поверить в то, что в этом мире существуют подлость, зло, обман, предательство, измена, воровство!» — Дорогину казалось, что он может бесконечно перечислять проявления человеческой слабости и мерзости.
— Сейчас, сейчас я вновь напомню о себе, если вы подзабыли то, что случилось с мерзавцем Мерзловым, — шептал он, втыкая лыжные палки в твердый наст и срывая рукавицы.
Он достал из кармана стеганой куртки телефонную трубку, найденную им в портфеле Мерзлова. Как часто по ней говорили, говорили о том, что кого-то нужно убить, кого-то разорить, подставить. Скорее всего, в этот же микрофон Мерзлов говорил о том, что его, Дорогина, дни сочтены. И, сказав это, ошибся. Сам Мерзлов мертв, а смерть уже крадется к его друзьям-помощникам, к тем, кто виновен в смерти его жены, детей, к тем, кто хотел уничтожить его самого.
«Этот телефон — часть паутины, которой они оплели меня. И вот теперь зло, пущенное ими, вернется. Никто из них не сможет спать спокойно!»
Не торопясь Дорогин набрал номер банкира Бирюковского, который отыскал в записной книжке покойного Мерзлова.
«Небось таскаешь с собой телефон повсюду — в баню, в сортир, кладешь его рядом с кроватью, когда залезаешь на проститутку, потому что думаешь, он принесет тебе известие или о новых деньгах, или о чьей-то смерти».
Длинный зуммер прервался, и на том конце линии послышалось дыхание его смертельного врага.
— Бирюковский, ты? — спокойно спросил Дорогин.
Он проговаривал эти слова тысячу раз в мыслях и теперь даже не думал о разговоре, который вел, смотрел на засыпанные снегом деревья, на следы зверей, птиц. Он, естественно, не называл себя.
— Кто? Кто это говорит? — истерично кричал в трубку Бирюковский.
«Все, пока с него хватит, — решил Дорогин, отключая телефон. — Теперь он понял, что ему не уйти, месть настигнет его. Еще один звонок, но попозже, я сделаю Чекану. Они первыми в моем списке».
Сергей легко въехал на вершину холма, где из-под снега виднелись большие гранитные валуны, словно специально расставленные правильным кругом.
В лесу прозвучал выстрел, жалобный лай, затем все стихло, утонув в зимней тишине.
«Охотник? — подумалось Дорогину. — Значит, я не один в этом лесу. Жизнь идет повсюду», — он съехал с холма, пересек расчищенную трактором дорогу, на которой уже виднелись следы машин.
Ярко-красный «пежо» появился внезапно, словно из-под земли. Машина ехала неровно, ее заносило на частых поворотах, и тогда из-под колес летели комья снега.
Взревев двигателем, автомобиль понесся по скользкой дороге дальше. За задним стеклом мелькнуло зачехленное охотничье ружье. Машина нырнула с горки и исчезла из поля зрения, лишь гул двигателя еще наполнял лес постепенно замирая.
«Куда он несется? Какого черта так рано в лесу появилась машина с московским номером?» — думал Дорогин, скользя вдоль дороги.
Он представлял себе Бирюковского, он мог предположить, что сейчас испытывает этот человек. Вчера было сорок дней по Мерзлову, значит, Бирюковский пил, и пил сильно. Утром, с похмелья, прозвучал странный звонок, когда его предупредили о смерти. А он даже не знает толком, что именно случилось с Мерзловым, какого черта тот ночью оказался на мосту и сиганул вниз головой в холодную ночную воду. И вот смутная догадка о том, что смерть подбирается и к нему самому, материализовалась в звонке.
Страшная вещь — телефон. Ты слышишь голос, но не видишь лица говорящего, словно душа с того света разговаривает с тобой.
Недобрая улыбка появилась на лице Дорогина, которую он бы никогда себе не позволил, смотрясь в зеркало.
Но сейчас он мог позволить себе все что угодно, он был в лесу один. Ему хотелось ехать быстрее. Сергей лихорадочно работал палками. Широкие горные лыжи легко скользили по рыхлому снегу.
Дорога делала поворот, и Сергей выехал на полянку.
Тут он увидел, что машина — скорее всего тот самый красный «пежо» — разворачиваясь, заезжала в снег.
И тут же, на середине поляны, он увидел темное пятно, к которому тянулись две вереницы следов. Затем, присмотревшись, увидел, что к высокому пню привязан поводок. И тут темное пятно сдвинулось, изменило форму, и он услышал жалобное тявканье. Сергей тут же сообразил, что произошло.
«Мерзавцы! Сволочи!» — и он быстро побежал к пню, к которому тянулись следы собачьих лап и сапог с рифлеными подошвами.
К центру поляны шли следы человека и собаки, а оттуда — только человека.
7 — Ну и падла! — прошептал Сергей, быстрее двигаясь по рыхлому снегу.
Над сугробом поднялась голова с настороженно поднятыми ушами, рыжими с белым. Голова пса была похожа на лисью шапку. Дорогин остановился в двух шагах от собаки. Та уже даже не могла ни тявкать, ни рычать, она лежала, положив голову на передние лапы, из-под лопатки текла алая кровь, клочья шерсти валялись на снегу.
«Сука! Такую собаку! Даже второго патрона пожалел или побоялся, может, подойти проверить, пристрелил ли? Да нет, такой гад может и раненого пса бросить. Это же надо, такого кобеля застрелить! Наверное, когда то он была его другом, он ходил с ним на прогулку, может, его дети с псом играли».
И тут Сергей подумал: а может, он бешеный? Взглянул в собачьи глаза. Из них покатились слезы.
— Нет, точно, слезы. Песик, песик, спокойно." — Сергей протянул руку.
Пес жалобно завизжал, повалился на бок и принялся отползать. Но задние лапы не слушались, и это ему не удалось, он лишь глубже зарылся в снег. Пес все время пытался дотянуться языком до раны, словно это была царапина и он мог ее зализать.
— Э нет, братец, сдохнуть я тебе не дам, я тебя не брошу.
Сергей снял шарф, как мог перевязал рану. Шарф мгновенно пропитался кровью. Пес не сопротивлялся,. лишь лапы подрагивали, а уши на голове даже не могли приподняться. Это была колли, досмотренная, с густой гривой, шею стягивал роскошный ошейник.
— Ну давай, — Дорогин упал на колени и взял собаку на руки так, как берут женщину или ребенка, бережно, боясь причинить боль. — Потерпи, потерпи, маленький.., ничего, бог даст, не умрешь. Я тебя занесу к хорошему доктору. Со мной хуже было, и ничего, видишь, жив, здоров, бегаю на лыжах. А ведь лежал, не шевелясь, без чувств…
Дорогин быстро бежал, бросив палки там, на поляне, где хозяин пытался убить собаку. Он бежал и все время приговаривал, словно его слова могли на время отогнать смерть.
— Терпи, терпи. Ничего, я тебя скоро донесу.
Теперь он больше не поднимался на холмы, а шел ложбиной, боясь одного — сбиться с дороги и проплутать по лесу лишние полчаса.
— Вот и дом. Скоро, скоро доберемся, там тебя посмотрят.
Толкнув плечом, Дорогин открыл калитку и прямо возле нее отстегнул лыжи, оставил их в снегу и по расчищенной дорожке побежал к дому.
— Терпи, малыш, терпи, — шептал он.
Он ввалился в дом окровавленный, в снегу, с собакой на руках. Он чуть было не закричал: «Тамара, скорей сюда», лишь в самый последний момент вспомнив, что для нее он глухонемой. Дорогин специально повалил вешалку на гнутых ножках, стоящую в прихожей, и та с грохотом упала на пол.
