Сергей Зверев - Ненависть и месть
– Уходи, – слабым голосом произнесла она.
– Что?
– Я больше не могу. Я устала. Это слишком тяжело для меня.
– Как знаешь…
Он ушел, хлопнув дверью.
Ему многое еще хотелось сказать Татьяне. О том, что главный преступник в нашей стране – это государство. Оно ворует, не доплачивая зарплату, сжирает деньги, которые люди копили годами и десятилетиями; оно мошенничает, мороча голову сказками о светлом будущем в виде ваучеров; оно вымогает налоги, взятки, подношения; в конце концов, оно убивает в бессмысленных войнах.
Что должен делать человек в таком государстве: либо безропотно смотреть на то, что творится вокруг, либо действовать? Действовать! Если надо, зубами и когтями, вырывая настоящее для себя и будущее для своих детей.
Или есть какая-то иная логика?
Глава 8
Пройдя мимо группы немецких туристов, шумно обменивавшихся впечатлениями у колонны Сигизмунда, Александр Кононов оглянулся.
Ему показалось, что молодой человек в цветастой майке и джинсах слишком внимательно смотрит в его сторону. А тот, постояв возле туристов и послушав экскурсовода, развернулся и двинул в противоположную сторону.
«Кажется, я становлюсь слишком подозрительным, – подумал Кононов. – Да и с чего это вдруг кому-то следить за мной? Я ж не удрал сюда под чужой фамилией. Уехал в командировку, обычную, по служебным делам. Задержался на пару дней, ничего особенного».
Но тревога все-таки не оставляла его. На всякий случай Кононов зашел в ближайший бар – посидеть за стойкой, понаблюдать за улицей, а заодно пропустить рюмочку-другую вишневого ликера.
День был в разгаре. В баре почти не оставалось свободных мест. Но Кононову все-таки удалось пристроиться в углу возле стойки. Он заказал выпить и стал осторожно приглядываться к посетителям.
По большей части это были иностранцы. Вот эти, за ближним столиком, – немцы. Чуть дальше – австрияки, это легко было определить по специфическому выговору без обычного немецкого грассирующего «р».
Из самого дальнего уголка доносилась английская речь, а еще в баре было несколько японцев с неизменными фотоаппаратами и видеокамерами.
«Как быстро изменилась Варшава, – думал Кононов. – Когда я приехал сюда в первый раз, кажется, в девяностом, это был обычный серый город в обычной серой соцстране. Как там говорили раньше? Курица – не птица, Польша не заграница. Нет, конечно, кое-что отличало Варшаву от Москвы. Европа все-таки. Но теперь…»
Варшава на самом деле сильно изменилась.
Бурно шло новое строительство, реконструировались старые здания, открывались обменные пункты, нотариальные конторы, банки, финансовые компании, автосалоны, ночные клубы, казино, дискотеки, огромные, сверкающие стеклом и никелем супермаркеты. На улицах появлялось все больше и больше иностранцев, проявлявших живой интерес именно к польской столице.
Шоковая терапия принесла быстрые плоды. Небольшой бар, в котором сидел Александр Кононов, был явственным тому подтверждением. Двое ближайших к Кононову посетителей встали из-за стойки и, расплатившись, вышли на улицу. Их места заняли длинноногие девчонки в коротких юбках с почти одинаковыми смазливыми личиками в полной боевой раскраске.
Коверкая польские слова, одна из них заказала бармену кофе с коньяком. В ожидании заказа она зазывно посмотрела на Кононова, хлопая длинными, густо накрашенными ресницами.
Кононов мгновенно просчитал девиц.
– Ну что, Наташа, как дела? – спросил он, одарив соседку ослепительной белозубой улыбкой.
– Вы из Союза? – удивилась она. – Никогда бы не подумала. А как узнали, что мы русские?
Вспомнив фразу из спектакля знаменитого кукольного театра Сергея Образцова, Кононов ответил:
– Соотечественника за границей узнаешь по выговору.
– Да? Но вообще-то я не Наташа.
– Как же тебя зовут?
– Лада.
– А подругу?
– Анжелика, – игриво тряхнув белокурыми волосами, сказала девушка. – Мы из Горького, он теперь, кажется, Нижним Новгородом называется.
– Давно здесь?
– Третий год.
Бармен принес девчонкам кофе и коньяк. С любопытством поглядывая на Кононова, они стали пробовать напитки.
– Я вижу, вам здесь неплохо.
– Не жалуемся.
– Сколько берете за час?
– А что, хотите развлечься?
– Неплохо бы.
– Мы с соотечественниками обычно не работаем… У нас, знаете ли, народ бедный и торопливый. Приедут на стадионную барахолку, затарятся, рысцой по магазинам – и с сумками назад в автобусы.
– Я не из их числа, – еще шире улыбнулся Кононов и демонстративно отвернул полу пиджака, где красовалось имя всемирно известного итальянского кутюрье.
– Сто марок в час каждой, – деловито сказала Анжелика.
– Двести баксов за два часа обеим. Номер в гостинице за мной.
* * *…Анжелика встала с постели, потянулась, демонстрируя великолепную грудь.
– Ты просто какой-то самец. Я думала, у меня кости таза разойдутся. Долбил и долбил, долбил и долбил.
– Я всегда возбуждаюсь, когда живьем вижу настоящие лесбийские номера, – сказал Кононов, закуривая ментоловую сигарету.
Лада, лежавшая рядом, поглаживая его по груди, двумя пальцами перехватила зажженную сигарету.
– Мы же профессионалки, – сказала она, затянувшись и выпустив тонкую струйку мятного дыма.
– Вы этому у себя на Волге научились?
– Нет, уже здесь, – ответила Анжелика, выходя из комнаты. – Вы там поболтайте, а мне в ванную надо.
– В Горьком мы были пай-девочками, – хихикнула Лада. – Ходили в школу, учились в техникуме.
– Надеюсь, не в железнодорожном?
– Нет, советской торговли.
Она игриво скосила глазки.
– Значит, карьера советских продавщиц вас не привлекала?
– Ни капельки.
– И что, сами рискнули податься сюда?
– Нашлись добрые люди, помогли выехать, здесь устроили. Сначала тяжело было.
– Приходилось много отстегивать?
– Много. Однокомнатную хибарку снимали за свои, все попутные расходы тоже. А это, знаешь, сколько? Всем дай. Полицианту, чтоб не цеплялся каждый день, швейцару в гостинице. Косметика, шмотки – на все деньги нужны. Да еще сутенеру половину отстегни. Вот так и вертелись. Слава Богу, нас хоть не били…
– The same old story, – сказал Кононов по-английски.
– Что? – не поняла Лада.
– Старая, старая сказка. Ты что, по-английски не понимаешь?
– Так, пару слов знаю. А вообще-то, – она подмигнула, – я больше по-французски обучена языком работать.
– Да, минет у тебя хорошо получается. И подружку свою ты языком красиво обрабатывала. Талант у тебя, дорогуша.
– С него и живу, – засмеялась проститутка.
Затушив окурок в пепельнице, она соскользнула с постели и стала надевать колготки.
– А в ванную? – спросил Кононов.
– Зачем? Ты же в меня не кончал, – спокойно ответила она.
Вскоре к подруге присоединилась Лада. Девушки, торопливо одевшись, быстро направились к двери.
– Ну, адью, Шурик, – пропела Лада, подняв руку и шевельнув пальчиками. – Если еще захочешь, приходи в бар. У нас там постоянное рабочее место.
Дверь закрылась. Кононов еще пару минут полежал, расслабленно пуская кольца дыма к потолку.
«Скорей бы все это кончилось, – подумал он. – Покатаюсь по свету, попробую шведок, итальянок, филиппинок, японок. Говорят, тайки какие-то особенные. В Таиланде я еще не был. Обязательно надо побывать…»
В дверь тихонько постучали. Кто там еще? Проституткам ведь заплатил вперед. Или забыли что-нибудь? А может, это портье?
– Сейчас, минуту! – крикнул он, поднимаясь.
Кононов заглянул в ванную комнату, сдернул с вешалки широкое махровое полотенце, обернул его вокруг пояса.
Стук повторился.
– Уже иду.
Щелкнув английским замком, Кононов широко распахнул дверь и остолбенел. Прямо в лоб ему был направлен ствол пистолета, который держал в руке тот самый молодой человек в цветастой майке и джинсах, прогуливавшийся возле колонны Сигизмунда.
– Тихо, – сказал он на чистом русском языке.
Кононов отступил на шаг назад, рефлекторным движением приподняв вверх руки. Обмотанное вокруг пояса полотенце с легким шорохом упало на пол.
– Прикрой елдак, – не повышая голоса, произнес гость.
Кононов чуть резче, чем надо, наклонился.
– Не дергайся, аккуратно. Вот так. Теперь повернись вполоборота и топай к дивану.
Кононов послушно выполнил все приказания незнакомца и сел на диван, лихорадочно размышляя о происходящем. Что все это может означать? Попытка ограбления? Проститутки стукнули своему сутенеру, и он пришел требовать лишних бабок? Это больше всего похоже на правду. Простой грабитель вряд ли станет действовать в одиночку, будучи даже вооруженным.
А вот сутенер вполне мог отважиться на такое. «Ух, шлюхи-хренососки, – со злостью подумал Кононов, – видели, что я один, бабок полно, номер без охраны. Но как он сюда проник? Ежи, как всегда, дежурит внизу на своем посту, чужих не пропускает. Сколько же ему забашлял этот урод? Ладно, я с ним еще разберусь».
