Александр Тамоников - Комбат
Вскоре подразделение направилось на плац части. Развод начался, как обычно, строго по графику в 18.00. А в 18.50, когда вновь заступивший караул начал прием караульного помещения, разводящие повели первые смены на посты. Прием прошел быстро. Бойцы хорошо знали друг друга и особо не усердствовали, потому как сегодня ты у них принимаешь помещение, территорию, а в следующий раз они у тебя. После прибытия караульных последней смены старого караула подразделение, отстоявшее наряд, отправилось в казарму. К несению службы приступил караул старшего лейтенанта Лихолетова.
В 21.00 разводящий сержант Беденко вывел очередную смену к месту заряжания и разряжания оружия. В эту смену на службу заступил Шохин и его друг и земляк рядовой Михаил Артюшин. Зарядив оружие, разводящий вывел караульных к постам №№ 5 и 6, постам хранилищ оружия и боеприпасов. Эти посты представляли собой ряд зданий-складов, огороженных по периметру двумя рядами колючей проволоки, между которыми оставалось пространство для пешего патрулирования часовых вокруг территории поста. Днем, когда склады вскрывались, часовые несли службу на вышках, стоявших также внутри зоны пролегания маршрутов часовых. Посты вплотную соседствовали друг с другом и имели ворота. Приняв посты, дождавшись, пока разводящий увел караульных, друзья подошли друг к другу, к воротам, соединяющим пятый пост с шестым. До караульного помещения отсюда было метров триста, так что часовые могли позволить себе запрещенное по уставу караульной службы общение, при этом отслеживая обстановку внутри охраняемых объектов. Но сейчас было не то время, когда что-то могло произойти.
Артюшин достал из подсумка сигареты, протянул одну через «колючку» Шохину:
– Держи, Толик, я полпачки затарил, перекурим.
Шохин отказался:
– Не хочу, до заступления выкурил три штуки подряд. Аж тошнит сейчас.
– Ты так и не сказал, чего у тебя с отпуском. Облом?
– Не знаю, Миха! Но вроде комбат решил отпустить.
– Неужели батя повелся на дешевку с бабой? На него это непохоже.
– Ага, повелся… Расколол в момент.
– И че?
– Приказал после караула зайти к нему.
– Но ты все объяснил ему?
– Да.
– Судя по тому, что не отказал, отпустит. Он мужик правильный, с понятием. И перед начальством, как другие, не гнется.
– Ему-то чего гнуться? За Афган два ордена имеет…
– Не в орденах дело – у некоторых их полна грудь, а как были чмо, так чмо и остаются. Особенно эти штабные крысы, что с проверками приезжают. В столовой рожи воротят, будто их в сортир привели. Правильно, привыкли в Москве в кабаках деликатесы жрать, потому наша жратва им в падлу.
Шохин, осмотрев территорию своего поста, взглянул на друга:
– Ну вот че ты городишь? Что, в Москве одни козлы сидят, что ли? Там тоже боевых генералов и офицеров хватает.
– Хватает, но ко мне весной в столовой домотался майор один московский. Видел бы ты этого боевого офицера! На кителе колодки двух медалей, и те юбилейные. А понтов-то выше крыши.
Артюшин изобразил проверяющего:
– Что это, солдат? А сам на бачки немытые указывает. Бачки, отвечаю, товарищ майор. Он-то: что бачки, я и сам вижу, почему грязные? Нет, ты прикидываешь, Толян, почему бачки грязные? Да потому, что не успели еще помыть, отвечаю. А он: медленно работаете, не наряд, а куча сонных мух. Прапора дежурного подзывает и давай его пилить! И ведь ни за что. А ты говоришь!
– Чего я говорю?
– Ничего! А наш комбат, да офицеры батальона тоже, не эти штабные чмыри. Так что не волнуйся, Толян, завтра в ночь свалишь домой.
– Посмотрим.
– А тут и смотреть нечего! Сто пудов свалишь.
– Давай территорию обойдем.
Артюшин махнул рукой:
– Находимся еще, в следующую смену. Самое хреновое время будет, с трех до пяти! А сейчас и так видно, что никого у постов нет.
– Как хочешь, а я пройду по периметру.
Шохин, поправив на груди автомат, пошел по тропе маршрута. Артюшин тоже, сплюнув на землю, спрятав окурок в подсумок, пошел вокруг своего поста.
Шохин шел не спеша, осматривая витое ограждение и в то же время думая о том, отпустит ли его комбат или в последний момент откажет. Уж лучше сразу бы отказал. Тогда сейчас было бы время обдумать, как свалить из части по-тихому. Не дезертировать, нет, свалить без разрешения, решить дома проблемы – и вернуться, пока трое суток с момента ухода не прошло. Тогда дезертирство не повесят. Самоволку. И на губу, суток этак на 5–7. А гауптвахта – ерунда по сравнению со службой, дом отдыха.
Толя Шохин и подумать не мог, что следующая смена преподнесет такой сюрприз, который в конце концов все расставит по своим местам.
И началась эта смена в 3.00 среды, 28 сентября. Передачу постов, как обычно, провели быстро. Шохин и Артюшин обошли посты, вновь сойдясь у ворот. Ротный, исполнявший обязанности дежурного по части, провел проверку караула часом раньше, когда друзья находились в комнате отдыхающей смены, а значит, ждать еще какой-либо проверки не приходилось. Сигареты у Артюшина контролировавший заряжение оружия старший лейтенант Лихолетов изъял, объявив Михаилу замечание. Просек-таки офицер, где может караульный спрятать неположенные предметы. Поэтому два часа предстояло провести без курения. Невыспавшийся Шохин не расположен был к разговорам с товарищем, но Артюшин просто не мог долго молчать. Посетовав на отсутствие сигарет, он спросил у Шохина:
– Толян, а че у тебя с девахой из железнодорожного училища?
– У меня с Натахой серьезные отношения.
Артюшин даже рот от удивления открыл:
– Да ты что? В натуре?
– В арматуре!
– Не, ты охренел, Толян. Че, дома девок, что ли, нет?
– Таких, как Наташа, нет.
– Ну ты даешь! Смотри, кроме меня, кому не скажи об этом. Засмеют вусмерть.
– Плевать!
– Слушай, а она че, в реале какая-то особенная?
– В реале!
– Родичи упакованные? Хотя, нет, у упакованных в университетах да в институтах детки учатся. Красавица? Фигуристая?
– Нормальная девчонка. Симпатичная, стройненькая, а главное, характер у нее золотой.
И вновь Артюшин усмехнулся:
– У них у всех характер золотой, пока в невестах ходят, а как закольцуют пацана, так куда только это золото девается? У меня дома по соседству корешок жил…
– Почему жил? Умер, что ли?
– Сплюнь! Переехал в город. Но это не важно. Короче, подцепил на дискотеке в клубе чувиху одну, из города, не местную. На лето к бабуле отдыхать приехала. Бабенка, скажу тебе, закачаешься. Краля, одним словом. Ну, наш Петруха сразу и запал на нее. Мы с пацанами думали, отошьет Петьку, ан нет, ни хрена. Он подкатил к ней, та согласилась танцевать. Танцевали весь вечер. Вместе раньше времени и ушли из клуба. На следующий день я в кафе к матери – она у меня в кафе пашет, официанткой. Ну зашел, уж и не помню зачем, а в зале Петька с кралей своей сидит. На столе ни водки, ни вина, ни пива. Кофе, прикидываешь? Да у нас в кафе никто кофе просто так безо всего никогда не пил. А эти сидят друг против дружки за чашками. Она волосы откидывает назад, манерная деваха, и о чем-то Петьке по ушам ездит. А тот сидит как придурок и только гривой кивает, вроде как врубается в базар. Хотя пацан он начитанный. Наизусть «Онегина» знал. Один, наверное, на весь поселок. Я с матерью поговорил; помню, сумку она мне тяжелую дала на хату отнести, а я не тороплюсь и из подсобки наблюдаю за этой сладкой парочкой. Тут дворник дед Вася подвалил, предложил водочки хлебнуть. Выпили по сто граммов, и захотелось мне подойти к Петрухе и его крале. Подошел, оставив сумку в подсобке. Сажусь на стул сбоку от них. Петруха недовольно морду скривил: мол, тебя только тут не хватало. Но с девочкой познакомил. Светлана ее звали. Сказал, что друг я ему, живем рядом. А Света эта как начала – да какой у нас поселок уютный, чистый, а люди-то какие хорошие, не то что в городе. Особенно Петруха. Лепила, короче, то, чего сейчас и не вспомнить, но с восторгом. Мне аж тошно стало. Ушел я. И че ты думаешь? Почти месяц они по поселку вместе шарахались. Петруху не узнать. В джинсах, рубашке модной, морда лощеная какая-то стала. И довольная, будто в лотерею тачку выиграл. А Светка вокруг него так и кружилась. И все – Петя, Петя… В общем, дошарахались они до свадьбы. Ну, свадьба так свадьба. Сыграли как положено, три дня народ пил. А потом она Петруху в город увезла. Вроде ничего такого. Наоборот, хорошо. Там и работа есть, и жилье у жены, опять-таки сходить есть куда. Не то что у нас. В кафе да клуб.
Шохину надоело слушать затянувшийся монолог друга:
– Ты короче можешь?
– Могу! Месяца после свадьбы не прошло, мать Петрухи к ним в гости поехала. Приехала – и к моей, в кафе. И в слезы. Попал ее сыночек. Эта краля в момент его под каблук оформила. Тетка рассказывала, Светка дома такие порядки установила, что ни вздохнуть, ни… И если Петруха что-то не по ее сделает, так сразу скандал устраивает. Вот такие они, Толян, бабы. Коварнее любой змеи.
– Лохом не надо быть, тогда никакая баба не захомутает. А Петруха твой лошара полный.
