Сергей Самаров - Враг мой – друг мой
– Я бы услышал, если бы из пистолета стреляли... – сказал Астамир.
– Зачем ему стрелять... Он умный и опытный... Он голыми руками орудовать может... Положил несколько человек, вооружился, нашел «мобилу» и ушел... И чем-нибудь внимание остальных в сторону отвел... Вот они сейчас туда и стреляют...
– Не в него?
– Нет, конечно... Он слишком умный, чтобы этим дуракам подставляться... Он сейчас сидит где-нибудь на стволе дерева, с кем-то созванивается и подмогу вызывает... Слетятся «летучие мыши»...[6] Нас накроют... И все на этом кончится... Я говорил Мовсару, что не стоит связываться с продажными «кладовщиками»... Это не доведет до добра...
– Зачем же ты отпустил его, отец... – не мог сын не высказать укор.
– А чтобы прекратить все это... – ответил Умар неожиданно сердито. – Надоело все... А ты разве не отпустил бы старого знакомца, которого уже спасал?
– Если бы он меня спас, я бы ответил тем же... Но если и в прошлый раз ты его...
– Э-э-эх... Ты, Астамир, еще не понимаешь, что спасенный тобой человек тебе роднее становится, чем тот, кто тебя спас... – усмехнулся отец. – Доведется, даст Аллах, и ты испытаешь это на себе... И никогда с «кладовщиками» не связывайся, они все продажные воры...
Через десяток шагов Умар услышал, как Астамир набирает на телефоне номер.
– Кому?
– В Москву... С братом поговорить хочу...
– Не надо сейчас...
* * *Опять пошли быстро, но теперь Астамир часто оглядывался, словно ожидая, что Раскатов по их следу пойдет и теперь, вооруженный автоматом, их просто расстреляет. Даже отец не выдержал:
– Что ты оглядываешься без конца!
– Слушаю... Мне интересно, что там на дороге делается...
– А что там может быть... Там уже все кончено... Сбросили часть груза, взяли на плечи убитых и понесли в село... Потом за грузом вернутся... И груз убитых тоже заберут... Себе... В селе еще и передерутся в кровь, снова делить начнут...
Астамир настроением отца был явно недоволен, но не показал, что ему обидно. Пошел молча и больше не оглядывался.
Уже совсем стемнело даже на перевале. До места осталось совсем недалеко, но предстояло минное поле преодолеть. Хорошо, что луна стояла полная и яркая. И идти уже следовало не среди густого ельника, а среди не слишком чащевых кустов.
– За спиной пристраивайся... – приказал Атагиев-старший. Голос был серьезен и сам по себе, одним только тоном говорил, что в такой обстановке отец неподчинения не потерпит, как не потерпит и болтовни. – Иди след в след... Начало я хорошо помню. А дальше – не на глаза, а на нюх полагаться будем... Был бы с нами Руслан...
Руслан знал здесь каждую мину и всегда сам водил джамаат в одну и в другую сторону. И всегда по разным местам, чтобы тропу не проложили. Но Руслан и сейчас джамаат повел и остаться с Атагиевыми никак не мог...
Даже при том, что Умар хорошо помнил проход через минное поле, он проявлял повышенную осторожность. Для начала срезал тонкий, но прочный, не гнущийся под своей тяжестью прут и привязал к нему рукоятку ножа, соорудив себе импровизированный щуп. И щуп сразу опробовал. Посмотрел от себя на полметра вбок и под острым углом проколол землю острием. Нож наткнулся на корпус мины.
– Есть... Хорошо поставлено... С этой стороны «МОН-100» выставляли, изнутри «МОН-50»[7]. Ставили так, чтобы друг от друга не сдетонировали... А то в начале первой войны, бывало, ставили... Потом бросит кто-нибудь гранату со стороны, и все минное поле взрывается, хоть строевым шагом и с песней проходи... Только без оркестра...
Астамир не удержался и спросил:
– А почему без оркестра?
Отец резко обернулся:
– А потому что от взрыва целого минного поля у всех музыкантов барабанные перепонки полопаются... Слышать не будут, что играют... Какофония получится... Не болтай...
Астамир знал, что отец не любит разговоров в такие моменты. Сам он будет говорить, и будет говорить, может быть, очень много. Он так себе нервы успокаивает и больше с собой разговаривает, чем с кем-то другим. Это ему не мешает. Но любое слово со стороны отвлекает внимание, и всегда можно ступить не туда, куда ступать можно. И на этом любые разговоры закончатся навсегда.
Умар шел медленно, иногда останавливался и разглядывал одному ему известные ориентиры. Ночью все выглядят иначе, это и Астамир знал. А путь через минное поле не может отмечаться на земле. Он отмечается по деревьям среднего возраста, которые от старости не упадут и не начнут расти, склонясь в другую сторону, как может случиться с молодыми. Дважды еще Умар протягивал руку и щупом проверял почву под ногами. Так добрались до каменистой проплешины. Здесь Умар на небольшой валун сел и рукавом лоб вытер. И только теперь Астамир увидел, что отец за эти двадцать метров вспотел.
– Прошли половину. Дальше идти будет сложнее, но положимся на Аллаха... Он нас не оставит без заботы... Отдохни...
– Я не устал, – сказал Астамир, но все же сел на соседний камень.
Отец уже много раз пытался показать сыну этот путь. Но Астамир никак запомнить ориентиры не мог и всегда ошибался. Хорошо, что ошибался он под контролем отца, который успевал вовремя окрикнуть и остановить. А вообще из всего джамаата только Умар и минер Руслан знают этот путь так, что могут и сами пройти, и джамаат провести. Даже сам Мовсар Байсаров не рискует ходить здесь без верного проводника.
– Как же там они дальше-то стоят... – сказал Умар. – Днем бы я вспомнил и разобрался сразу... Вот, нелегкая доля...
– Может, до утра... – тихо предложил сын, и Умар от этих тихих слов вздрогнул.
– А теперь скажи это же по-русски... – попросил он.
– Зачем? – не понял Астамир.
– Надо... Скажи...
– Может, до утра... – он повторил простые слова по-русски. Пусть и с акцентом, но по-русски.
– Похоже как... Надо же... – тоже по-русски ответил отец.
– На что похоже?
– Двадцать шесть лет прошло, а фраза – вот же как! – повторяется как раз тогда, когда он здесь, рядом...
– Ты о чем?
– Двадцать шесть лет назад я со взводом возвращался с операции... Ночью, уже перед рассветом... Когда совсем темно... Когда звезд не видно... Пустая была операция... Ставили засаду, никого не дождались... Трое суток просидели, все без толку... Уже до своих недалеко было... Километров пять до стационарных постов... И на звуки боя вышли... Ленивый такой бой... Просто перестрелка, можно сказать... как от нечего делать... В самом начале ущелья... Вышли, я в бинокль из-за скал посмотрел, темнота ведь, а голубые береты увидел... Там троих наших «духи» к скалам прижали и ждут, когда сдадутся... Потом оказалось, двое суток уже держали... И без воды, и без еды... И патроны кончались... Мы-то, конечно, влезли сразу, резко, «духов», кого не покрошили, тех согнали, парней вытащили... Только это не наши оказались... Спецназ ГРУ... Они нашу форму носили...
– Почему? – не понял Астамир.
– Потому что тогда не было официально такого рода войск, как спецназ ГРУ... В Советском Союзе все в секрете держалось... От своих же... Американцы знали, все другие знали... А мы знать не должны были... Так-то... А спецназ ГРУ существовал к тому времени уже тридцать лет... Все, что они там, в Афгане, делали, на наш счет записывали, десантуру прославляли... А они там много чего делали... Воевать они умеют... Вот... вытащили мы их... Старший лейтенант раненый у них был... Старший лейтенант Раскатов... И два солдата – тоже раненые... В разведку ходили, на «духов» нарвались... Раненые уйти не могут, и «духи» кругом... И только мы их вытащили, как к «духам» подкрепление подошло... С новой силой на нас поперли... Я оставил два отделения в прикрытие, с остальными попеременно потащили раненых... Напрямик... Не по дороге, где обычно ходили... Это так кажется, пять километров – недалеко... А когда человека на горбу тащишь, ой какими эти пять километров кажутся... За пятьдесят потянут... Тащим, а я все оглядываюсь... Наших поджимают... Мы отходим, они тоже отходят... А «духи» наглеют... Уже слишком близко к нашим постам подходят... Я понять не могу, почему... Только потом узнал... Они нас к минному полю прижимали... Тут кто-то с поста выскочил... Кричит что-то, рукой показывает... Пост-то рядом... А я из-за стрельбы сразу и услышать не могу... Потом только разобрал слово – «мины»... Как раз песчаная полоса среди глинистой земли... И что делать? С наших постов из пулеметов над нашими головами постреливают, но и у «духов» – тоже над головами, так их не отгонишь... И сколько мы лежать там можем?.. Тогда я штык к автомату примкнул, и автомат – вместо щупа... И пошел... Штыком в песок... Темнота... Ни луны, ни звезд... И только щуп чувствуешь... И потому знаешь, куда шагать... За мной в десяти шагах раненых тащат... До середины добрался, остановился... Кончилось терпение... Кричать захотелось... Старшего лейтенанта Раскатова ко мне подносят... Он и говорит то же, что ты сказал... А я говорю, что нас к утру всех здесь перестреляют... «Духов» больше, чем чертей в аду... Числом задавят... Я вздохнул и пошел... И прошел-таки, путь протоптал... Сорок метров... сорок минут шел... Там песок глубокий, следы видно хорошо... Это когда мины ставят, песок заметают... А так – видно... Прошел я и упал... Думал, не встану, никогда не встану, трясло всего, как в лихорадке... Но встать надо было... И встал... Раненых перенесли, сразу «огонь» открыли, чтобы дать другим пройти... Но они не пешим ходом... Они ползком и на четвереньках... Там уже легче стрелять стало, расстояние небольшое, и мы прикрыли, и пулеметчики с базы постарались... Отпугнули «духов»...
