Сергей Донской - Детоубийцы
– Тема закрыта, – сказал Белов и внезапно пожалел, что не уехал сразу, а остался на ночь, поддавшись уговорам гостеприимного запорожца.
Даже если бы государство расщедрилось на столь крупную сумму, то согласование ее потребовало бы не один месяц. А Приходько не походил на доверчивого простака, который согласится работать без стопроцентной предоплаты. Вот вам и братья-славяне. Дружба – дружбой, а табачок врозь.
– Слышь, Остап, – окликнул Белов, разглядывая ром в захватанном пальцами стакане, – ты в Запорожье на окраине жил?
– Почему на окраине? – удивился Приходько.
– Ну, как в той поговорке.
– В какой поговорке?
Лоб Приходько перечеркивала уже не одна линия, а целые три, его глаза подозрительно прищурились. Благоразумнее было промолчать. Однако Олег Белов не отличался особым благоразумием.
– А про хату, которая с краю, – закончил он. – Слыхал?
– Слыхал, – подтвердил Приходько, медленно поднимаясь с плетеного кресла. – Это моя хата с краю, что ли?
– А чья же еще? – спросил Белов, тоже приготовившись встать.
* * *Неизвестно, чем завершилась бы эта сцена, если бы не появление Джезлы и Мали. Не обращая внимания на мужчин, они ринулись к фонарю, где принялись размахивать руками, подпрыгивать, приседать и выделывать такие коленца, что, позабыв о назревающем конфликте с Приходько, Белов не мог оторвать от них глаз.
Стянув через голову свой наряд бусути, Мали проворно расстелила его в круге света на траве и продолжила свой дикий танец. Ее почти обнаженное тело блестело, словно смазанное маслом. Рядом приплясывала Джезла, груди которой тяжело колыхались под легкой маечкой.
– Что с ними? – изумленно спросил Белов. – Они дождь вызывают, что ли?
– На свет гляди, – проворчал Приходько, падая в свое кресло.
Белов присмотрелся и увидел в ночном воздухе тучи насекомых, похожих издали на стрекоз. То, что он принял за ритуальный танец, было охотой на насекомых. Молодые женщины хватали их и совали в бусути, как в некий яркий мешок.
Белов недоуменно моргал глазами:
– Зачем им стрекозы?
– Это летающие коники, – ответил Приходько.
– Что?
– Кузнечики, саранча. Тут их называют нсенене. Раз в год они все дружно перелетают с места на место, а местные их ловят.
– А потом?
– Суп с котом. Вернее, с нсенене. Их варят, сушат, перемалывают на муку. Но самое большое лакомство – это жареные нсенене.
Белов недоверчиво посмотрел на Приходько.
– Ты пробовал?
– А то! – был ответ.
– И как?
– Скоро узнаешь, – пообещал Приходько. – Девушки собирают кузнечиков, чтобы приготовить их по особому рецепту.
– Скажи им, чтобы на меня не готовили, – сказал Белов, прислушиваясь к неумолчному шуршанию мириад прозрачных крылышек.
За воротником что-то заскреблось, завозилось. Сунув туда руку, Белов извлек десятисантиметрового кузнечика с выпуклыми глазами, длинными усиками и зазубренными, брыкающимися ногами. При виде подергивающегося брюшка он поежился. Ничего похожего на аппетит насекомое не вызывало. Как раз наоборот.
Джезла и Мали полагали иначе. Набрав целую кучу нсенене, они бегом вернулись в дом, где затараторили о чем-то так быстро, что невозможно было разобрать ни слова, хотя общались они на английском языке. Минут через пять, когда Приходько предложил полирнуть ром банановым пивом, из-за двери потянуло жареным. Прошло еще полчаса, и девушки запорожца вынесли на веранду большущее блюдо с горой кузнечиков, прикрытых банановыми листьями.
– Угощайтесь, – любезно предложила Мали, снимая мясистые листья.
После ловли насекомых она не сочла нужным одеться, смущая Белова своими торчащими в разные стороны грудями. Сама Мали ничуть не стеснялась. Подавая пример, она сунула в рот жареного кузнечика и, энергично размалывая его сахарно-белыми зубами, закатила глаза от удовольствия:
– М-м!!!
Джезла и Приходько тоже набросились на угощение. Кузнечики были желто-зелеными, уменьшившимися в размерах, без крыльев и пилообразных ножек.
– Смелей, – подзадоривал Белова Приходько, выплевывая головки, как шелуху семечек. – Не отравишься. Я, брат, тут и печеных червей пробовал, и паштет из гусениц, и обезьяньи мозги. И ничего. Как видишь, живой.
Его подруги с любопытством наблюдали за Беловым, ни на секунду не прекращая работать челюстями.
– Вкусно, очень вкусно, – промычала Мали, изображая всем своим видом наслаждение, близкое к оргазму.
От усердия на лбу у нее выступили бисерины пота.
Решившись, Белов взял одного кузнечика, сунул его в рот, осторожно раскусил и начал жевать. Его брови поползли вверх от удивления. По вкусу это напоминало отборных креветок. Очень скоро он присоединился к остальным, так же азартно двигая челюстями.
* * *Полчаса спустя блюдо опустело. Облизывая пальцы, Мали откинулась на спинку кресла, вынуждая Белова опустить глаза. Заметив это, Джезла усмехнулась.
– Не думала, что у тебя такие застенчивые друзья, – сказала она Приходько.
– Олег – классный парень, – откликнулся тот по-английски. – Хорошо, что я его не застрелил.
– Почему же ты ему не поможешь? – спросила Джезла.
Приходько подозрительно уставился на нее:
– Опять подслушивала?
– Просто случайно услышала ваш разговор. Где, по-твоему, твой друг достанет десять миллионов долларов?
– А у них в России правительство не бедное, – сказал Приходько. – Продаст президент несколько часиков или лишнюю резиденцию, вот и появятся деньги.
– Вы лучше со своим президентом разбирайтесь, – буркнул Белов.
Продолжать спорить на сытый желудок не хотелось. Он находился в самом благодушном настроении и ворчал лишь для виду. Похоже, Приходько тоже не искал новых поводов для ссоры.
– Лично у меня нет президента, – заявил он. – Я сам по себе, они сами по себе. Власть делят, бабки, сферы влияния.
– Кстати, о президентах, – оживилась Джезла. – У нашего Йовери Мусевени есть двоюродный брат. Его зовут Салех Салем. Он помешан на сексе.
– И что здесь плохого? – спросила Мали, разглядывающая свои соски, словно сравнивая, какой из них ей нравится больше.
Бросив на нее взгляд, Белов поперхнулся пивом и так закашлялся, что Приходько несколько раз ударил его кулаком между лопатками.
– Салем извращенец, – продолжала Джезла. – И страшно боится огласки, потому что президент запретил бросать тень на свое доброе имя.
– Скажите пожалуйста, доброе имя! – фыркнул Приходько. – Как у того аллигатора.
– Погоди, – перебил его Белов.
Он понял, к чему клонит африканская красавица. Если родственник Мусевени боится огласки, то его можно шантажировать и выудить из него нужные сведения. Обычная практика. Половина всех шпионских сведений выуживается именно таким способом.
Белов обратился к Джезле:
– А кто он, этот Салем?
– Новый министр иностранных дел, – ответила она. – Временный. Его назначили в связи с кончиной прежнего. То ли отравился, то ли от змеиного укуса умер.
Это была удача! Даже если глава МИДа не знал братьев Беридзе, превратившихся в братьев Берри, он мог навести справки.
– Нужно будет его пощупать, – решил Белов.
– А ее не хочешь? – спросил Приходько, кивая на Мали.
– Остап! – предостерегающе воскликнула Джезла. – Ты обещал соблюдать приличия!
– Так приличия соблюдены. Не я же собираюсь щупать Мали. Пусть этим занимается наш гость. Должны ведь мы оказать ему гостеприимство. Мали, ты как, не против?
– Такие вопросы обычно решают мужчины…
Мали посмотрела на Белова, ожидая, что скажет он. Но Белов молчал. Его гортань сделалась слишком узкой, чтобы сквозь нее мог протиснуться даже самый слабый и тонкий звук.
– Значит, решено. – Приходько встал. – Спокойной ночи. – Он ободряюще хлопнул Белова по плечу: – Не робей, парень. Главное, не позволяй ей себя оседлать, иначе эта дьяволица тебя заездит до смерти.
– Остап! – повысила голос Джезла и потянула украинца за собой.
– И уши, береги уши! – крикнул он на прощание, после чего пара черных женских рук втянула его в дверной проем.
Последнее, что услышал Белов, это совет затыкать Мали рот, когда он начнет кричать. Он стал не просто красным, а багровым. Что касается африканки, то она деловито потянулась и встала:
– Уже поздно. Пойдем, я покажу тебе свою спальню.
И она показала. По прошествии двух часов Белов не сомкнул глаз и вымотался так, словно все это время носил Мали на руках. Сношаться с нею было все равно что бороться с противником, примерно равным по силе. Иногда Белов укладывал ее на лопатки, иногда она его. А затыкать ей рот было бесполезно. Когда Мали начинала голосить от избытка чувств, ей вторили все гиены и шакалы в округе.
– Все, – сказала она после третьего спарринга.
– Правильно, – обрадовался взмокший Белов, обдумывая, на каком боку будет удобней засыпать.
– В следующий раз я хочу очень медленно и нежно, – сказала Мали, трогая языком воспалившиеся губы.
