Борис Бабкин - Ожерелье смерти
Сидевший рядом с водителем Псих, увидел впереди две милицейские машины, поправил темные очки и, сунув руку в карман куртки, схватился за рукоятку пистолета.
— Опять кто-то улетел, — притормаживая из чистого любопытства, заметил таксист.
— Гони, — зло буркнул Смирнов, — опаздываю я! Притормозившее было такси, быстро набирая скорость, проехало мимо небольшой группы людей, стоявших у пострадавшей машины.
— Что с тобой?! — встревоженно воскликнула Таня.
— Света где? — выдохнул Фомин в разорванной, окровавленной на правом боку и спине рубашке, с забинтованной головой.
Появившаяся в дверях дома теща, ахнув, всплеснула руками.
— Что с тобой? — вытирая сочившуюся из оцарапанной щеки мужа кровь, снова спросила Таня.
«Внимание, — после короткого щелчка, чуть потрескивая, предупредила лежащая на столе портативная рация. — Смирнов! Такси в десяти метрах от дома. Расплачивается с шофером. Выходит. Руки в карманах. Идет к дому».
— К окну, — подтолкнул женщину здоровяк. — Улыбайся.
Подойдя к раскрытому окну, Нина, натянуто улыбаясь, начала причесываться.
У калитки Псих внимательно всмотрелся в появившуюся в окне женщину.
— Подругу не привела? — весело спросил он.
— Вечером приведу, — нашла в себе силы отозваться женщина и, услышав сзади торопливый шепот: «Уходи от окна», ушла в глубь комнаты.
Остановившись, Псих настороженно взглянул в окна дома. Потом неожиданно бросился к стоящему неподалеку такси.
— Стой! — наперерез ему из-за каменного забора бросились трое людей.
Рванувшись назад, ответил выстрелом. На улице большого села, отдаваясь коротким эхом в раскрытых Окнах домов, затрещали выстрелы. Проломив тяжестью тела ветхий забор соседнего дома, Псих дважды выстрелил в преследующих его оперативников и нырнул в густую зелень сада.
Услышав выстрелы, Фомин выхватил пистолет и побежал в ту сторону.
— Где Света? — крикнула Таня.
— На качелях, — бросаясь к двери, ахнула мать.
Псих вбежал в старую полуразрушенную церковь. Несколько пуль, взбив со стен фонтанчики кирпичной пыли, с визгом отрикошетили в сторону. Ответив выстрелом, он выматерился, перекрутился на месте, и упал на спину. Перекатившись за большой, облепленный грязью кусок рухнувшей стены, быстро заменил обойму.
— Псих! — услышал он усиленный мегафоном голос. — Лапы в гору и выходи! Не уйдешь!
Вскочив, он трижды выстрелил и, пригибаясь, бросился вверх по разрушенной, местами проваленной лестнице. Возле его ног легко, пробивая толстые прогнившие ступени, зашлепали пули. Почувствовав, как под ногами проваливаются доски, он что-то заорал и прыгнул в овальное окно. Попав на небольшой стог прелого сена, скатился с него. С искаженным от страха лицом лихорадочно зашарил рукой. Увидев бегущих к нему троих людей, вскочил. Рванувшись вперед, вломился в высокий кустарник и, взмахнув руками, покатился вниз с двухметрового откоса.
— Стой! — услышал он громкий крик. В его правой руке сухо щелкнуло лезвие выкидного ножа.
— Пристрелю! — остановившись в метре от него, Фомин вскинул пистолет.
— Стреляй, сука! — Псих с ножом у бедра, медленно двинулся на майора.
— Брось нож! — угрожающе проговорил тот.
— Папа! — неожиданно раздался за его спиной радостный голос.
— Света! — громко закричала бегущая к дочери Таня.
Псих в длинном прыжке достал оглянувшегося на голоса дочери и жены майора. Фомин, согнувшись от вспышки боли в животе, сумел схватить его руку с ножом. Они упали. Псих дважды ударил майора кулаком в лицо.
— Не бей папу! — отчаянно закричала девочка.
С двух сторон к ним бежали вооруженные люди. Не разбирая дороги, с «макаровым» в руке к дочери летела Таня. Откинув обмякшее тело майора от себя, Псих вскочил. Затравленно оглянувшись, держа в руке окровавленный нож, он прыгнул к девочке.
— Не надо! — отчаянным прыжком Таня догнала дочь и загородила ее собой.
Со всех сторон к ним бежали сотрудники милиции. Опасаясь попасть в женщину с девочкой, не стреляли. Взмахнув ножом, Псих бросился на Таню. Скорее инстинктивно, чем сознательно она вскинула руку с пистолетом. Вскрикнув от боли в кисти, он выронил нож и левой рукой сильно ударил ее в лицо. Таня упала, но тут же вскочила и подняла «Макаров». Псих ухватил громко кричащую девочку за волосы, наклонился, поднял нож. Звонко хлопнул выстрел. Еще один. И еще. С разорванным первой пулей правым плечом, обхватив живот, в который попала вторая, и отброшенный попавшей в грудь третьей, Псих грохнулся на спину. Бросив пистолет, Таня метнулась к плачущей дочери. Подбежавшие сотрудники милиции в штатском, зло матерясь, быстро перевязали раненого уголовника.
— Жив? — присев около майора, пытаясь нащупать пульс, кивнул на коротко стонавшего Психа молодой милиционер.
— Кровью исходит! — сплюнул один. — Он, падло, в нас стрелял, а мы его выхаживай!
— Чтобы его расстрелять, — засмеялся другой, — сначала вылечить надо.
— Я бы его, сволочь, вылечил! — проворчал кто-то.
— Что с майором-то? — участливо поглядев на Таню, прижимавшую к груди навзрыд плачущую дочь, спросил подошедший здоровяк из засады.
— Прямо в сердце всадил, — отряхивая пыль с колен, угрюмо ответил крепкий.
Горестно вздохнув, пожилая женщина посмотрела на сидевшую у стола Аллу.
— И что надумала? — строго спросила она.
— А что мне думать? — неожиданно весело спросила Алла. — Я сейчас вдова уважаемого человека. Через некоторое время буду законной наследницей всех его капиталов. Со мной все считаются…
— Да я не про капиталы спрашиваю, — рассердилась женщина, — а про Костюшу! Сына-то, чай, заберешь?
Не отвечая, Бочарова внимательно вслушалась в протяжный стон, донесшийся из спальни.
— Что с ним? — спросила она.
— Да я же говорила! — Женщина укоризненно посмотрела на нее. — Ранетый сильно. Пулю из груди я достать сумела. Да он, видать, крови много потерял. Как вошел, — она удивленно покачала головой, — сразу без сознания упал. Почитай, третий день лежит.
— Может, врача привезти? — Алла порывисто поднялась.
— Да не суетись ты, — махнула рукой женщина. — Все с ним хорошо будет. Воспаления нету. Рана не гниет. Встанет скоро. А чего это ты за него такое волнение имеешь?
— Он мне жизнь спас, — вздохнула Алла.
— А милиция чего с тобой решила? — сочувственно спросила хозяйка.
— С милицией разговор впереди, — улыбнулась Бочарова. Подойдя, обняла женщину за плечи, уткнулась лицом ей в грудь. — Спасибо тебе, тетя Шура. За все спасибо. И за него тоже, — она кивнула на дверь спальни. — Это его омоновцы подстрелили. Он говорил, что не может в них стрелять. А ведь если бы не Буров, — Алла поморщилась, — один Бог знает, что бы было со мной. — Поцеловав женщину в морщинистую щеку, шагнула к двери. — До свидания. И если что-нибудь потребуется, позвони. Продукты тебе будут привозить постоянно. Обо мне Бурову не говори ничего. — Алла вышла, но сразу вернулась и тихо спросила: — Костя как?
— Что Костя? — сердито переспросила женщина. — Ему мать нужна!
— Да не могу я сейчас взять его! — выкрикнула Алла. — Понимаешь, не могу! Сейчас на меня столько всего свалилось. Да еще с милицией разговор предстоит серьезный. К тому же, — опустив голову, она тяжело вздохнула, — многие недовольны. И со мной ему будет небезопасно.
— Поэтому энти и сидят тамочки, — кивнула головой в окно тетя Шура. Напротив дома в темно-синих «жигулях» сидели четверо парней.
— Умная ты, тетя Шура, — сквозь слезы пыталась улыбнуться Алла.
— Чай жизнь прожила, — согласно кивнула тетка. — Не дура.
Протянув руку к стоящему на табуретке стакану с водой, Буров негромко застонал. Сделав несколько глотков, поставил стакан обратно. Вслушиваясь в женские голоса, приподнял голову и сразу же уронил ее на подушку. Уходя от дачи Зарецкого, он получил две пули. Одну в грудь, про которую говорила тетя Шура, и одну чуть ниже поясницы. Если со второй он смог разобраться сам, то первую извлекла хозяйка. Он пошевелил руками. Горячей болью отдалась рана. Как понял Лев из нечаянно подслушанного им разговора, Алла сейчас стала единоличным лидером Кирова. Именно поэтому, опасаясь за сына, два дня назад прислала в деревню четверых охранников.
При мысли о Костике его обычно суровое лицо смягчилось. Пацан, сын Павлова, почти все время проводил около его постели. Что-то рассказывал, читал ему какие-то сказки. Молчаливому Бурову приходилось тоже что-то рассказывать, и он поймал себя на мысли, что делает это с удовольствием.
Что делать после выздоровления он еще не решил. Впрочем, о будущем Буров не задумывался никогда. Часто вспоминал Миледи. После ранения в пах он какое-то время был импотентом. И думал, что это навсегда. Именно из-за этого его оставила жена, женщина, которую Лев безумно любил. Но, сумев понять — молода, красива, женственна, — он простил ее. Правда, пытался заглушить боль утраты пьянством. Спас Павлов.
