Ветер с Юга. Книга 1 - Ример Людмила

Клятва, данная Дартоном, освобождала его от службы только в случае его смерти или увечья, чего, спасите Боги Вечные и Истинные, Хортону совсем не хотелось. А как он был нужен здесь, в это неспокойное время, когда началось сбываться проклятье. Прикрыв глаза, Хортон сплёл пальцы рук в уберегающем жесте.

Арела, на секунду оторвавшись от кубка, непонимающе глянула на мужа и скривила рот. Вчерашние события выбили её из привычной колеи. За ужином она не могла думать ни о чём другом, кроме ужасной казни у жертвенного дерева, при этом запивая свой страх изрядной порцией крепкого вина. Утренняя головная боль и жажда после второго кубка почти прошли, но жест мужа снова разбудил вчерашние страхи, тяжело заворочавшиеся где-то в животе.

– Хортон, дорогой, салвин Кадур сказал, что мы скоро уничтожим шаванов. Боги приняли жертву, нужно только молиться и ждать. Молиться и ждать. А ты опять просишь защиты у своего страшного Бога.

– Твой Кадур дурак! И я вместе с ним, если поддался на ваши уговоры! Чего ждать? Мы принесли человеческую жертву и, возможно, навлекли на себя такие беды, какие нам даже и не снились. Молиться… Посмотрю, как помогут тебе молитвы, когда проклятие начнёт сбываться!

– Отец, мы не допустим шаванов в Гудвуд! Народ защитит нас!

– Народ… Конечно, они будут защищать свои дома и имущество, но проклятие не распространяется на них. Погибнуть должен наш род.

Мелеста, жена сына, с аппетитом уплетавшая пирог с персиками, так и замерла с набитым ртом. Её глаза округлились, с пухлых щёк начал медленно сползать румянец. Выйдя пять лет назад замуж за Улафа, она слышала, конечно, о каком-то проклятии, но только сейчас начала понимать, что этот суровый хладнокровный мужчина, её тесть, на самом деле в него верит. И боится. Она закашлялась, пытаясь проглотить кусок, схватилась за кубок с вином и начала быстро пить. За столом воцарилось гробовое молчание.

Мелесте очень хотелось спросить у Хортона, чего им всем нужно бояться, она уже открыла для этого рот, но под суровым взглядом тестя быстренько его захлопнула. Хортон был единственным человеком в этой семейке, который относился к ней терпимо и, хотя бы иногда, отвечал на её немногочисленные вопросы об их родовом гнезде. Но, как видно, не сегодня.

Арела в первое время после их с Улафом свадьбы всячески изображала милую свекровь, щедро нахваливая гостям истинные и мнимые достоинства Мелесты, но по прошествии года все её разговоры стали сводиться к будущим внукам, наследникам рода Орстеров. Когда же ещё через два года все усилия молодой пары по рождению детей так и не увенчались успехом, Арела просто возненавидела невестку. При свидетелях она натянуто улыбалась и называла Мелесту «дорогой доченькой», но стоило им остаться наедине, та сразу же превращалась в «толстую корову» и «пустоцвет».

Сначала Мелеста плакала, стараясь прятать от домочадцев красные глаза, а потом махнула на всё рукой и начала есть. Пухлая от рождения, она налегла на всякие вкусности, на которые их кухарка Суза была великой мастерицей, и начала быстро поправляться, чем вызывала ещё большее недовольство худосочной свекрови.

Пожаловаться девушка никому не могла. Однажды, после особо едкого замечания Арелы, она в слезах рассказала об этом Улафу и немедленно получила в голову такой удар, что целый час провалялась без сознания на полу в комнате и целый месяц потом мучилась от головных болей.

С мужем они никогда не были душевно близки, тем более не шла речь о любви или хотя бы дружеской привязанности. Замуж её выдали в пятнадцать лет в более знатную семью, снабдив хорошим приданым. Своего жениха до свадьбы она видела только два раза, и только в присутствии членов обоих семейств – какая уж тут любовь.

Сначала ей было любопытно, как это – спать с мужчиной. Но жестокость супруга, которую он и не думал оставлять за дверью их спальни, быстро отбила у неё всякую охоту к близости – в постели Улаф был отвратительно груб, как, впрочем, и во всём, за что брался. Правда, в последнее время муж вообще перестал к ней притрагиваться, чему она была несказанно рада.

Единственной утехой в её не весёлой замужней жизни стали книги. Рано научившись читать, Мелеста предпочитала им любые другие занятия, входившие в обязанности дамы высшего света: пение, танцы, вышивку бисером и шёлком, игру в волан и верховую езду.

Танцы в детстве она просто ненавидела и, не обладая грацией и изяществом своих сестёр, всегда старалась спрятаться в кабинете отца. Там, среди множества умных книг по ведению хозяйства, свойствам трав и минералов, историй племён и городов, находились книги, по которым Мелесту и её сестёр учили читать – сказки о прекрасных юношах и девушках, злобных ведуньях и колдунах, ужасных драконах и чудищах из подземного царства и, конечно, храбрых и честных воинах, спасающих прекрасных принцесс.

Там же однажды ей попалась книга о путешествии в удивительную страну, где по небу с оглушительным рёвом летали огромные железные птицы, у которых дым и огонь вылетал не как у дракона – из головы, а из-под хвоста. В этой стране по толстым железным прутьям катились странные повозки, сцепленные друг с другом, первая из которых ужасно гудела и пускала дым.

Люди там убивали других людей, стоящих в два раза дальше полёта стрелы, просто поднимая в руке громко хлопающую железку, и разговаривали с человеком, находящимся в другом городе, просто прижимая к уху кусок трубы. В книге было описано ещё множество удивительных вещей и событий, но никто, даже самый умный человек в Унарии, лекарь Гуркус, знающий всё-всё на свете, не смог ответить ей, где находится эта страна.

В доме Хортона книг почти не водилось, за исключением пары молитвенников Богам Вечным и Истинным в богатом кожаном переплете с драгоценными камнями, которые салвин Кадур преподнес Ареле на её сорокапятилетие, да одной потрёпанной книжки об истории Нумерии, по которой Улаф кое-как научился понимать смысл написанных слов.

Местный лекарь Бракар, желчный старик со своеобразным чувством юмора и скептическим отношением ко всему в этой жизни, весьма пренебрежительно относился к её пристрастию, но при этом всегда приносил ей книги из своей библиотеки, правда, не такой богатой, как у Гуркуса.

Хортон встал, давая всем понять, что завтрак окончен, и они могут отправляться по своим делам. Арела, подхватив широкие юбки тёмно-зелёного платья из тонкого хастийского сукна с вышитыми белым шёлком узкими рукавами и белыми же бархатными вставками на плоской груди, делающими её хоть чуточку пышнее, не совсем уверенной походкой направилась в голубую гостиную выслушивать доклад главного смотрителя господского дома Проста о положении дел в их большом хозяйстве.

Мелеста, уже давно в нетерпении ёрзавшая на стуле, проводила свекровь недобрым взглядом, встала и, стараясь держаться как можно более величественно, выплыла вслед за ней, подметая пол длинным подолом своего платья цвета гнилой сливы с широкими рукавами из дорогущего митракийского кружева. Ей не терпелось расспросить обо всём свою прислужницу Тану, дочку местного суконщика, девицу весьма болтливую и не пропускающую ни одной сплетни в Гудвуде.

Улаф остался сидеть за столом, небрежно откинувшись на стуле и поигрывая серебряным ножом. Он собирался присутствовать на допросе мальчишки и предвкушал немалое удовольствие от выколачивания правды из маленького негодяя. Не меньшее, чем от вчерашнего жертвоприношения.

Хортон перешел в соседнюю комнату, самую большую в доме, часто использовавшуюся для торжественных приёмов и аудиенций. Богато украшенная дорогими тканями и гобеленами, позолоченной мебелью и огромными серебряными вазами со сверкающими драгоценными камнями всех цветов, она должна была поражать воображение входящих и просто кричать о знатности и богатстве её хозяина. Всю правую стену величественной комнаты занимали огромные полукруглые окна и двустворчатая дверь, выходящая на широкий балкон, тянущийся на втором этаже вдоль всего центрального фасада.

У стены напротив центрального входа, на небольшом возвышении, стояло богато украшенное золотом и драгоценными камнями кресло, предназначенное для его милости, вейстора Прилесья и господина Гудвуда Хортона Орстера. На высокой спинке резного кресла, прямо над головой сидящего, яростно скалила пасть голова огромного чёрного медведя с двумя кровавыми рубинами на месте глаз. Шкура зверя укрывала кресло сзади, а лапы с длинными загнутыми когтями лежали на подлокотниках.