Путанабус. Две свадьбы и одни похороны - Старицкий Дмитрий

Быстро тут на Новой Земле все происходит. Бац! И в наличии двое влюбленных. Воздух свободы, не иначе. С Биллом все ясно. Катя для него — неземная красавица, какую можно встретить только раз в жизни и всю оставшуюся локти кусать, если упустишь. А то и не встретить, а только в «Плейбое» полюбоваться, на развороте, как девушкой года. А вот Катя, влюбившаяся в жест, в противоречие его образа в двух ипостасях — тучного увальня за кассой и одновременно ловкого ганфайтера [37] — под вопросом. Надолго ли этого толчка хватит для семейной жизни? Впрочем, зависеть это уже будет от Билла. А Катя… Что Катя? Девочка она уже взрослая, половозрелая, с гражданской дееспособностью, сама выбирает свою жизнь.

— Думаешь осадой взять крепость под именем Билл? — сделал я вид, что сам догадался.

— Надеюсь, — не стала она врать и запираться.

И тут же встрепенулась, порывисто тараторя:

— Ты меня отпустишь? Дюлекан же отпустил!

— Я вам не сутенер, чтобы кого-то не отпускать, если у вас есть желание уйти. — Как же меня раздражает это их постоянное невольное сравнение меня с сутенерами! Но видно, это вбито уже в их подсознание: любой мужчина, который ими командует, имеет власть над их свободой.

— Сама понимаешь, что «гарем» — это всего лишь далеко зашедшая ролевая игра. Просто перед тем, как расстаться, я желаю убедиться в вашей безопасности. Как минимум.

— Ты никого из нас не любишь? — удивилась Катя.

— Я люблю всех вас одинаково крепко. Регулярно и добросовестно. В гареме по-другому нельзя, — ушел я от ответа.

— Так ты меня отпускаешь?

— Опять за рыбу гроши… Я же сказал: никого насильно не держу. — Блин, этот мексиканский сериал стал меня уже доставать.

— Спасибо, тебе, милый, — сказала Катя и неожиданно поцеловала мою руку, — ты делаешь меня счастливой.

— Счастливой быть девочкой из таверны? — протянул я вопросительно и процитировал Новеллу Матвееву: — «Любви моей ты боялся зря — не так я сильно люблю. Мне было достаточно видеть тебя, встречать улыбку твою». Тебе будет этого мало.

— Я дождусь, — заявила Лупу с внутренним убеждением, — теперь у меня есть цель в жизни.

— Стать женой Билла?

— Да. Я что — недостойна? — Похоже, Катя делает судьбе вызов.

— Достойна. Конечно достойна, — поспешил я ее заверить и успокоить. — Только вот о том, что была проституткой, скажи ему сразу сама. До первого вашего поцелуя. Это очень важно. И до того, как мы отсюда уедем; чтобы тебе было куда вернуться в случае чего.

— А это обязательно — все про себя рассказывать? Сам же говорил, что каждый имеет право на второй шанс. Начать жизнь заново. — В голосе Кати звучали мольба и надежда.

— Да, говорил. И сейчас скажу. Все правильно. У тебя есть шанс на хорошую жизнь. И на счастье с Биллом тоже есть шанс. Ты же чертовски красивая. И умная. Гремучая смесь. В такую девчонку, как ты, невозможно не влюбиться. Только есть один нюанс. И он не в тебе. В Билле.

Катя готова была заплакать. Видимо, я рушил ее какие-то уже сформировавшиеся иллюзии.

— Но ведь никто ничего не узнает, — настаивала Катя. — Ты же ведь не скажешь?

— Я не скажу. Другие могут сказать.

— Девчонки тоже не скажут, — сказала она твердо.

— Почему ты так в них уверена? — удивился я. — А если позавидуют по-черному?

— Нет. Не скажут. Они не такие, — убеждала Катя, скорее всего, сама себя.

— Допустим, все так, — добавил я аргументов. — Вышла ты замуж за Билла. И через год вы встречаете на улице тех же Кончиц с Урыльник. Ты же не удержишься похвастаться перед ними мужем, утереть им нос. А они ему скажут: Билл, ты лох, ты женился на проститутке, которую вся Москва поимела. Ну и вранья с три короба, лапши ему на уши. Ты уверена, что знаешь, как он на это будет реагировать?

— Не знаю. — В ее голосе проскользнули нотки отчаяния.

— Вот и я не знаю.

Катя смотрела на меня с отчаянием, по щеке катилась большая прозрачная горошина. Другая такая же уже набухала в уголке глаза.

— Я что теперь — как чумная, да? — сказала она с хрипящим всхлипом. — Мне теперь и жить по-человечески нельзя? Так? Жорик, почему я такая несчастная… — Вот уже и заревела всерьез.

Что называется — навзрыд.

Джип уже стоял в переулке перед Олеговым ангаром, но тактичный Фред не торопил нас покидать салон такси. Чуял, проницательная шотландская морда, что нельзя нас трогать именно сейчас.

А я опять гладил Катю по ее шикарным волосам, давая ей выреветь обиду на весь белый свет. Точнее, на два белых света. Просто не мужчина — а жилетка, в которую так удобно плакаться.

Когда она немного успокоилась, сказал:

— Катя, мужчина и женщина — так уж Природа решила — устроены немного по-разному.

— Ты кому это говоришь, — ответила она с какой-то напускной бравадой, — проститутке, которая всю разницу между мужчиной и женщиной знает наизусть? Во всех видах.

— Не смей обижаться раньше времени, — я слегка повысил голос, — а дослушай до конца.

— Хорошо. Слушаю. Ты, Жора, умный, ты придумаешь что-нибудь. Я надеюсь на это.

— Француз Стендаль, [38] который с Наполеоном ходил в поход на Москву и, в числе немногих вернувшись из России, написал философский трактат «О любви». В нем, по своим наблюдениям, а он был очень наблюдательным и проницательным человеком, вывел теорию «кристаллизации любви».

Катя слушала, широко раскрыв глаза, боясь проворонить хотя бы одно слово из моей проповеди.

— Смысл этой теории простой и образный. Если веточку, сорванную с дерева, опустить в насыщенный солевой раствор, то через три дня вынимаем оттуда уже не кусок дерева, а просто драгоценность, играющую всеми цветами радуги, подобную хорошо ограненным бриллиантам. Кристаллы соли осели на дерево и создали эту иллюзию. Так и любовь зарождается, писал Стендаль. За короткое время обычная девушка превращается в возлюбленную. Наделяется всеми совершенствами ангела во плоти. И кажется, что она даже не писает и не какает, настолько совершенна.

Катя хихикнула.

— Зря смеешься. Мужчины так устроены. Но слушай главное. После того как процесс «кристаллизации» образа возлюбленной произошел, мужчина уже любит не реальную женщину из плоти и крови, а этот образ. Вот так вот. И не дай бог этой девушке этот образ опошлить или чем-то зачернить в его глазах. Ей этого не простят. Это как снова ту ветку бросить в воду — кристаллы соли растают, и драгоценность исчезнет. А чувство обиды останется.

Катя смотрела непонимающими глазами.

— Или как алкоголику водку водой разбавить, — добавил я понятный всем образ.

— И что же делать? Жора, что же делать? Я же люблю его! Я не хочу без него жить!

— Сделать так, чтобы он свой образ о тебе сформировал, выкристаллизовал на основе полного знания о тебе. До того, как он положит тебя в этот соляной раствор своей души, — сказать о себе все. Сразу, как только он заикнется о своих чувствах к тебе. Про свое детство на войне, про голодное отрочество, про нищету дома и что это все случилось по прихоти его Америки. Про рынок в Москве, как торговала на морозе, как мыла полы за копейки и как вынуждена была заняться проституцией, потому что нечем было больше прокормить семью, голодающую в Молдавии. И что во всем виновата его Америка. Потому что при СССР, который она разрушила, вы жили не просто хорошо, но даже богато. А теперь виноградники захирели, потому что, кроме России, ваше прекрасное вино никому не нужно, а Россию забила дешевым вином Европа и Калифорния. Ваши фрукты в России тоже сейчас никому не нужны, потому как все завалено турецкими фруктами. Вы и рады продавать дешевле, но вам и этого не дают, потому как все места уже заняты компрадорами. И во всем этом виноваты такие американцы, как он.

— А он не пошлет меня после такого? Далеко и надолго сексуально-пешеходным маршрутом. — Катя была резко настроена и одновременно испугана.