Владимир Михановский - Горячие точки на сердце
— Ну-ну, доложись.
— Про девочек?
— Про статистику.
— В республике в настоящее время проживает 171 тысяча русских.
— Это какой процент населения?
— 40.
— Солидно.
— Я и говорю.
— Дальше кто идет?
— Карачаевцы. Их на круг полтораста тысяч, это тридцать пять процентов.
— Сильно расходится со справочниками, — заметил генерал Матейченков. — Давай остальных.
— Дальше идут абазины — 27 тысяч, это шесть процентов, ногайцы — 19 тысяч, это около четырех процентов.
— Есть и другие национальности?
— Как не быть. Остальных — 20 тысяч, это, считай, четыре с половиной процента. Тут уж всякой твари по паре, как на Ноевом ковчеге, — заключил Завитушный.
— Сергеич, ты чистый компьютер.
— Ходячий.
— Столько цифр, такая мешанина! Сам сэр Исаак Ньютон ногу сломит, — покачал головой Матейченков.
— Какой еще Исаак? — удивился Сергей Сергеевич. — Не знаю такого.
— Не может быть.
— Новый помощник Бориса Березовского, что ли?
— Нет, это другой.
— Нам Борис Абрамович златые горы сулил, а на деле пока только пшик получается…
— О Березовском в другой раз. Расскажи мне, Сергеич, о вашем высшем эшелоне власти.
— Что именно?
— То, чего в газетах не прочтешь.
— Компромат?
— Упаси бог, — махнул рукой генерал. — Этого добра в прессе как раз полным полно, каждый друг дружку поливает, и в результате — все по уши в помоях… Нет, меня не интересуют их банно-прачечные развлечения. Мне хотелось бы узнать совсем другое. Понимаешь меня?
— Кажется, понимаю. Ну, тут надо начать с Владимира Хубиева.
— Знаешь его?
— Как облупленного. Что о нем сказать? Хитрый и лукавый царедворец. Большой любитель половить рыбку в мутной воде.
— И много наловил?
— Порядком. Люди называют самые фантастические цифры. А я не знаю, в ногах не стоял. Интриган первой гильдии, даром что сейчас не у власти. Главарь хорошо сколоченной карачаевской группировки, мудр как змий. Но его время ушло, хотя он и топорщится изо всех силенок. Есть у него одна гнусная привычка…
— Довольно о Хубиеве, — перебил генерал. — Это отыгранная карта. Давай о других, иначе мы до самых Минеральных Вод с ними не разберемся. Знаешь, Сергеич, раз уж у вас там в КЧР такая куча национальностей, не можешь ты меня просветить, кто есть кто?
— С точки зрения национальности?
— Да.
— Ну, Владимир Семенов — сам знаешь. Отец — карачаевец, мать — русская. А кто он — решай сам. В прошлом — высокий чин занимал.
— Знаю.
— У нас это знают все, даже дети грудные. В быту прост. Скажу так: чистоплотен. Понятно говорю?
Генерал кивнул.
— А человек он какой?
— Хороший, — не задумываясь, ответил Завитушный. — порядочный. Я во многом с ним не согласен. Но знаю одно: нож в спину не всадит, подлости не сделает.
— Это немало.
— Особенно у нас, на Кавказе, где те еще экземпляры попадаются. У нас ведь не то, что у вас в Москве. Нравы, обычаи — все другое. Сам убедишься… Вот с Семеновым я бы пошел в разведку.
— А в контрразведку?
— Тем более!
— Дальше.
— Станислав Дерев — черкес, это ты уже знаешь. Упрям как ишак, но дело свое знает. Черкесск привел в божеский вид.
— Популярен?
— В своей среде.
— Партий много?
— Как собак нерезаных.
— Или необрезанных?
— Можно и так.
— Какая самая большая?
— Коммунистическая.
— Кто возглавляет?
— Михаил Якуш.
— Кто он по национальности?
— Угадай.
После нескольких неудачных попыток Матейченков поднял руки:
— Сдаюсь.
— Белорус.
— Да, брат, винегрет у вас тот еще.
— Между прочим, он депутат Государственной думы.
— Местной?
— России.
— Что можешь о нем сказать?
— Трудности у него в последнее время.
— Из-за национальности?
— Нет.
— Кому же он не ко двору пришелся?
— Видишь ли, Иван Иванович, у нас ведь как? Чуть человек головку поднял над поверхностью — сразу партию свою норовит сколотить. От горшка два вершка — а глядишь, у него уже своя группа единомышленников.
— Точнее, группа поддержки.
— Вот именно, — кивнул Сергеич. — Каждый стремится подражать нашим лидерам. Как говорится, куда конь с копытом, туда и рак с клешней, — так у нас казаки говорят.
— И у нас тоже.
— Ну, вот. Сколотил раб божий свою партию, а что дальше с нею делать, не знает. Политическая партия — это же тебе не хухры-мухры. Тут тебе и тактика нужна, и стратегия единая, общность цели… Да что я тебе буду лекции читать? Для партии нужны в самом деле единомышленники.
— И лидер толковый.
— Вот-вот, а главное — авторитетный. А у нашего деятеля по всем пунктам слабина оказалась. Зарегистрировал свою партию, как положено, а что дальше с ней делать — не знает. Ну, ясное дело, среди его партии грызня сразу началась. Как в детской игре: Я главный! Нет, я! А я еще главней! Фракции, поверишь, образовались.
— Да ну?
— Ага. Грызутся, козни друг другу строят, все как у больших. Потеха, да и только.
— Учтем этот нюанс. Ну, а еще какие у вас там партии?
— Еще у нас имеет некоторый вес судья Конституционного суда…
— Местного?
— Бери выше — России. Некто Борис Эбзеев.
— Черкес?
— Карачаевец.
— Он за кого?
— За себя.
— Самостийный, значит?
— Самостийный. Ну, и тоже свою группку сколотил, как большой. Мужик неглупый. Пока предпочитает держаться в тени, но при некоторых раскладах с ним, полагаю, придется считаться. Некоторые к нему склоняются.
— Сулит много?
— Больше краснобайствует. Но красноречив — не приведи господь! Народ его специально слушать приходит, как народного артиста, какого-нибудь Кобзона.
— Это все ваши главные политические силы?
Сергеич задумался:
— Еще, пожалуй, президента нужно назвать.
— Владимира Семенова? — переспросил Иван Матейченков. — Но ведь мы о нем уже говорили.
— Нет, не Семенова, — усмехнулся Завитушный. — Я имею в виду не президента республики, а всего лишь президента концерна «Камос». Этот хитрюга-карачаевец контролирует в республике многое, очень многое.
— Что у него в руках?
— Экономические рычаги.
— Это важно.
— Вот этого поимей в виду, Иваныч. Будет время — расскажу о нем подробно.
Помолчали.
Ровный однообразный гул турбин навевал дремоту. Уже совсем развиднелось. Судя по времени, полет подходил к концу.
— Пеструю картину ты мне нарисовал, Сергеич, — сказал Матейченков. — Но теперь мне многое стало понятней.
— А куда от пестроты денешься? Вся республика — как одеяло лоскутное, — пожал плечами Завитушный.
— Теперь давай попробуем немножко проанализировать ситуацию. Есть ли, например, хоть какие-то шансы у Владимира Хубиева.
— У Хубиева? — удивился Сергеич.
— Да.
— Никаких, — покачал головой Завитушный.
— Почему так считаешь?
— Видишь ли, этот человек слишком долго олицетворял собой всю власть в республике. И теперь вся негативность, которая накапливалась в КЧР долгие годы, оказалась вдруг навешенной на него.
— Справедливо?
— Это другой вопрос. Так или иначе, на него вешают всех собак. Хубиев оказался во всем виноват. Тут тебе и высокий уровень преступности, и убийства, и грабежи, и похищения людей, а в последние годы — и организованные банды. Добавь к этому дикую безработицу… У нас в республике вообще положение аховое. Основные предприятия, которые государственные, сам понимаешь, стоят. Сырья нет, заказов нет, того-сего, пятое-десятое… Хозяина настоящего нет, так я бы сказал.
— А частные предприятия?
— Этого добра навалом. Но опять же: проблему безработицы они не решают.
— Их недостаточно?
— Не в том дело, Иваныч. Во-первых, они маломощные. Я бы сказал, карликовые. Иногда хозяин сам и ишачит, иногда наймет пару-тройку работников…
— Горе луковое.
— Но дело даже не в этом. Просто каждый хозяин норовит нанимать только своих.
— Соплеменников?
— Или из своего клана. Возвращаясь к Хубиеву: именно при нем клановость расцвела особенно пышным цветом. А вообще-то он надоел у нас всем хуже горькой редьки.
— Неужто другие лучше?
— Хрен редьки не слаще.
— Есть такая хохма, — сказал генерал. — Возьмите хрен, натрите на терке и посыпьте сахаром. Тогда он будет слаще редьки.
— Только и остается, — усмехнулся Завитушный. — Все остальное уже испробовали.
— Много всякого-разного я слышал и читал о Хубиеве. Одни его хвалят, другие грязью поливают.
— Я-то много о нем порасскажу, чего ты не слышал и не читал. Главная черта Хубиева — честолюбие. Этим определяется все его поведение, все действия. Когда кончались его полномочия, он изо всех сил пытался хотя бы на год продлить свои полномочия. Не вышло, зарубили.
