Александр Бушков - Равнение на знамя
Наконец изнутри послышался тихий свист, и все вошли в пещерку, оставив на страже Антона.
Пещерка, собственно, оказалась почти пуста, только справа отыскались всякие пустяки: картонный ящик с корейской лапшой быстрого приготовления, небольшая картонная же коробка с несколькими палками хорошей сухой колбасы, чипсами, шоколадом. Классический набор, удобный сухпаек. Чай в жестяных баночках, крохотная спиртовая горелка, коробка таблеток к ней. Несколько пачек сигарет, пакетики с конфетами…
Полковник обошел пещерку по периметру. Как он и предполагал, никаких признаков импровизированного сортира — кто бы стал в скальной породе выдалбливать ямку, чтобы прятать туда пластиковые бутылки и пакеты с неизбежными отходами человеческой жизнедеятельности? Точно, стопроцентный склад. Принесли — унесли, отдохнули — перекусили, и не более того. Здесь, конечно, можно ненадолго отсидеться, но это никак не схрон.
В свете сильных фонарей опер высмотрел интересную деталь: на полу как будто бы отпечаталась решетка, почти геометрически правильная, состоявшая из прямых линий пыли. Здесь лежал некий штабель точно, из немаленького количества мешков или другой похожей тары. И следы рубчатых подошв. Что бы тут ни прятали, это вывезли подчистую.
Несколько палок колбасы Кеша хозяйственно прибрал к рукам. Полковник не препятствовал: вряд ли супостаты загнали туда шприцем смертельную отраву, с подобным как-то не сталкивались. Точно так же и мелочовку вроде шоколада и сигарет можно было распихать по карманам в виде законного трофея — с паршивой овцы, как говорится…
Кеша вдруг распрямился над опустошенной коробкой и молча протянул полковнику тонкую пачку сложенных вдвое пыльных бумажек. Тот их прямо-таки выхватил с нешуточным охотничьим азартом: любая бумага, обнаруженная во вражьем логове, если только она не туалетная, может представлять серьезный интерес…
Белой бумаги стандартного формата А-4 насчитывалось ровно пять листочков. На одном было нечто чрезвычайно похожее на план: центральную часть листа, треть его, занимают две параллельные линии, выгнутые, напоминающие не дорогу, а скорее уж реку, меж ними три неправильных овала, от которых в восточном направлении тянутся четко прорисованные стрелки. Сверху и снизу — россыпь квадратиков-прямоугольников, тут же загадочные числа и какие-то закорючки.
Остальные листы изрисованы сплошной математикой, даже и не высшей: некие арифметические вычисления, числа не столь уж и астрономические. Судя по виду, к расчету приступали несколько раз — разной пастой намалеваны, где вверх ногами по отношению к другим, где даже поверх. И закорючки, закорючки, напоминающие что-то уже виденное, знакомое.
Несомненный текст. Полковник вглядывался в него, шевеля губами, как будто это могло ему помочь прочитать загадочные иероглифы. Не латинский шрифт, конечно, не кириллица — но и не китайские иероглифы… это вообще не иероглифы в прямом смысле, что-то другое… На индийское или таиландское письмо тоже не похоже категорически…
— Грузинский, — уверенно сказал подошедший опер.
— Думаешь? — пожал плечами полковник.
— Вижу. Вот буковка, и вот, и вот… — опер старательно показал пальцем. — Стопроцентно грузинский.
— А что написано?
Опер виновато улыбнулся:
— А черт его знает. Я грузинского не знаю, я его только по виду опознать могу.
— Я знаю, — сказал Кеша, ухмыляясь. — Эш чимазе могытхан ни траки, гетваран боженица…
— В таких-то пределах я тоже знаю, — хмуро сказал полковник. — В маму, в бога душу…
Настроение у него было, впрочем, вовсе не хмурое. Он осторожно сложил листки вчетверо, упрятал их в боковой карман и тщательно застегнул его на пуговицу. Вряд ли бумажки хранили некие супертайны, но они и сами по себе были достаточно интересны. Хоть крохи информации да должны в них сыскаться. Что до картвельской мовы — то для знающих людей это секрет полишинеля. Широкой общественности об этом как-то смущаются сообщать из ложно понятой деликатности, но посвященным прекрасно известно, что Тбилиси давненько уж запускает в Россию агентуру, оттуда тянутся ниточки и к сволочам, вроде Накира с напарником…
Что касаемо данного конкретного случая — подозрения теперь не беспочвенны. Умирающий звал какого-то грузина, теперь в тайнике и бумажки с грузинскими иероглифами нашлись. Хоть скудная, но конкретная информация, хоть что-то может Кареев доложить наверх, кроме меланхоличного сообщения об отсутствии живых «языков». Правда, наверху ждут совсем не того, но все же можно будет…
Он обернулся на тихий свист. Антон просунул голову внутрь и доложил без особых эмоций:
— Доронин. Три объекта на подходе, прямо сюда чапают…
Ситуация переменилась мгновенно и резко, теперь прохлаждаться не приходилось. Полковник отдал распоряжение.
…Мирными пастухами в поисках заблудившейся овечки тут и не пахло, как вскоре самолично убедились полковник и остальные: по пересеченке без особых предосторожностей — хотя и с оглядкой, конечно, — передвигались трое экземпляров в качественном камуфляже натовского производства, таких же ботинках и, что гораздо более важно, хорошо вооруженные отечественными автоматами. Конечно, экипировку эти субъекты предпочитают импортную, а вот оружие пользуют российское, так с патронами проще.
Судя по тому, как они шли, как держались, волки были битые — правда, один из них, тот, что шагал вторым, по неким неуловимым признакам показался полковнику гораздо более зеленым, нежели те двое. А это было уже интересно: слабое звено, ага, перспективный кандидат в «языки». Не факт, что его удастся взять, но попытаться брать следует именно его, а двух остальных без тени колебаний следует зачислить в бесперспективные, а значит, и поступать соответственно. Отсюда видно в бинокль, что среди них нет ни Накира, ни Абу-Нидаля, а значит — осетрина второй свежести…
Действительно, троица очень уж целеустремленно, «полетом ворона» двигалась прямо к тайнику. Они могли, конечно, оказаться передовым дозором более многочисленной группы — но таковую непременно засекли бы другие. Вероятность нестопроцентная, но все за то, что этими тремя личный состав противника как раз и исчерпывается. Очередные пчелки, собравшиеся навестить свою базу. Интересно, зачем? Вполне возможно, ради сущих пустяков, но иногда такими тайниками и как почтовыми ящиками пользуются, вот это было бы славно, окажись у кого-то из них донесение, сообщение, послание…
И точно, как выяснилось путем личных наблюдений, двое были определенно матерые, а вот третий — несомненный щенок, на фоне двух крепких бородачей смотревшийся блекло. Нет, конечно, не впервые в жизни вышел он на подобную туристическую прогулку, и оружие держит умело, но все равно, стажа разбойного у него по сравнению с двумя матерыми — кот наплакал. Вот и славненько. Хорошо, когда есть слабое звено…
Диспозицию полковник обрисовал кратенько, больше жестами, чем словами, команда у него была не из первогодков, сами все умели и понимали досконально.
Местом встречи определили обширную поляну, примыкавшую к негустому лесочку. Троица не могла эту поляну не пересечь, а вот «комитет по встрече» как раз мог скрытно перемещаться в упомянутой «зеленке» и занять позиции именно там, чтобы встретить качественно и не размениваться на долгое, прочувствованное общение. Война, которую они вели, изначально лишена всякого благородства, упоминание о рыцарских законах и каких-то там конвенциях вызывало у понимающих людей с обеих сторон лишь циничный смешок.
Далее полковник распоряжался исключительно жестами, а потом и в этом отпала надобность: каждый уже знал свой маневр, шестерка рассыпалась по «зеленке», заняла удобные позиции.
Оставалось только ждать — пожалуй, самое неприятное занятие на свете, но в данной конкретной ситуации недолгое. Троица уже приблизилась метров на двести, шагают настороженно, волчьей цепочкой, но не похожи на паникеров, способных шарахаться от каждого куста, сразу видно, не впервые здесь, и давненько уж шляются по глухомани… И чувствуют себя в относительной безопасности, бдительность не выходит за рамки разумной, это сразу видно, вот только Щенок временами все же без надобности озирается там, где и нужды нет.
Плавненько вытащив из набедренной кобуры пистолет с длинным и толстым дулом, полковник привычным движением снял его с предохранителя. Держа обеими руками, примостил дуло на подходящем сучке и прикинул линию огня. Слишком дырявить намеченного для взятия живьем не следовало. По мнению полковника, Богомолов, хотя и дело знал круто, все же допустил в «Августе» одну существенную ошибку: не следовало его героям так треножить экземпляра, которого собирались брать живьем, — лупить из автомата по обеим нижним конечностям. Был нешуточный риск, что после такого угощения раненый загнется от болевого шока. А может, так в свое время и треножили, кто ж теперь скажет. Как бы там ни было, следовало сделать чище.
