Роман Каретников - Девушка с пистолетом "ТТ"
Обзор книги Роман Каретников - Девушка с пистолетом "ТТ"
Роман Каретников
Девушка с пистолетом "ТТ"
Книга первая. Праздник труса.
“Жизнь – дерьмо”
(Аксиома).
1.
Событие, положившее начало всей этой истории, произошло уже довольно давно – в конце прошлого века, на пятом году эпохи постсоциализма, когда разрушенная экономика вяло агонизировала, криминал напористо вступал в свои права, стирая грани между бандитами и предпринимателями, разборки разных уровней охватывали страну, а народ со смешанным чувством страха и любопытства взирал на всё это поверх стакана, привычно зажатого в кулаке.
2.
Стоял первый по-настоящему весенний день середины марта. Окончились февральские морозы, сковывавшие звенящий колючий воздух. Как-то незаметно, в течение нескольких дней, сошёл снег, выпавший вслед за последней недолгой оттепелью. Остались только небольшие грязно-обледеневшие проплешины на газонах, под деревьями да во дворах, куда ещё не проникло тепло. А солнце уже, разодрав небосвод, пригревало по-настоящему, показывая силу свою, накопленную за зиму, и просушивая асфальт от ещё недавно нёсшихся по нему талых потоков.
В такие дни в человеке тоже происходят своеобразные перемены. Тело вроде бы пробуждается от зимней спячки. Кровь веселее бежит по жилам, ударяя в голову и иные органы, чем вызывает значительный рост населения и абортов. Сам человек чувствует себя более крепким, более сильным и менее уязвимым. Мужчины, сами того не замечая, поднимают головы, расправляют плечи. В их глазах появляется огонёк, прятавшийся до этого неведомо где, и они совершают безрассудные поступки: объясняются в любви, хамят начальству или, ни с того ни с сего, дарят жёнам цветы.
Именно в такой день Евгений Викторович Желтицкий, двадцати девяти лет, рядовой переводчик отдела технической документации производственного объединения «Протон», более известный среди знакомых и сотрудников как Женя Желток, покидал площадь городского вещевого рынка или, попросту говоря, барахолки. Визит в этот центр челночно-предпринимательской деятельности объяснялся полученной за день до этого зарплатой, давшей возможность лёгкой поправки уже порядком износившегося Жениного гардероба. Неся в руке полиэтиленовый турецкий пакет с немногочисленными, но не менее приятными от этого, покупками, Желток двигался сквозь плотную толпу потенциальных покупателей и просто любопытствующих к выходу из базара.
Настроение у Жени было под стать погоде. На душе пели соловьи. В такт соловьям из дальних глубин организма нёсся, невесть откуда вспомнившийся, «Последний отсчёт» давно забытой «Европы». Подобно ледоколу в арктическом море Желток прокладывал свой путь, бессознательно бубня себе под нос мелодию песни. Его переполняла энергия и сила, обычно им не ощущаемая; все люди казались приветливыми и привлекательными. Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что Женя Желток был счастлив.
Женя вышел из базара и направился туда, где стоял его автомобиль, модели не самой престижной, но весьма любимой народом, не обременённым излишним благосостоянием, а, попросту говоря, старому «зазику».
Тут нужно отметить одно обстоятельство. Дело в том, что специальной стоянки для автомобилей в районе барахолки пока не существовало. Стихийно возникший на этом месте вещевой рынок зубами вырвал себе место для торговли, а примыкающая к нему территория не претерпела никаких изменений. Поэтому владельцы автотранспорта, чтобы убрать его с проезжей части улицы, загоняли свои автомобили на участок между дорогой и тротуаром, где некогда росла травка, ныне навеки впрессованная колёсами в землю. Поскольку движение на улице было довольно оживлённым, выезд со стояночного места походил на упражнения в водительском мастерстве.
Итак, подойдя к своему «челленджеру», Женя отпер дверь и, бросив пакет с покупками на заднее сидение, плюхнулся на водительское место. Мотор завёлся с полуоборота, «на джик». Настроение Жени улучшилось ещё больше. Музыка, звучавшая в душе, требовала простора. Перед глазами всплыли картины того, как в фильмах полицейские с выезда разворачивают машины на сто восемьдесят градусов. Тело жаждало действия и немедленного свершения трюка на практике. Бросив косой взгляд через плечо, и убедившись в сравнительной пустоте дороги, Желток выжал педаль сцепления, врубил заднюю передачу и дал газу. Продолжая напевать себе под нос, но уже погромче, чем на базаре, так как рядом с ним никого не было, Желток вылетел на проезжую часть. И тут небо раскололось надвое над его головой!
За спиной Жени раздался визг тормозов. Краем глаза в зеркале он увидел непонятно откуда взявшуюся машину, которая уже почти влетела ему в задок, и лихорадочно вжал двумя ногами в пол сцепление и тормоз. «ЗАЗ» замер. Другая машина, чудом избежав столкновения, пролетела по диагонали через проезжую часть, вылетела за бордюр и там во что-то врезалась. Во всяком случае до Желтка донёсся довольно мощный удар.
Женин желудок оборвался и полетел куда-то вниз, в чёрную звенящую пустоту. День, ещё секунду назад такой яркий и красочный, померк, приняв угрожающие свинцовые оттенки. Случилось самое страшное. Именно этого Женя боялся больше всего, садясь за руль автомобиля. Он стал причиной аварии. Желток предпочёл бы, чтобы это его машину задело, разбило или даже смяло в гармошку, а чужая осталась бы целой. Но, сейчас всё оказалось наоборот. Женин агрегат стоял без единой царапины, чужой же находился на обочине, Бог знает в каком состоянии, а пассажиры...
Женя вышел из ступора. Пассажиры автомобиля ( «Боже мой – иномарка!» – в моделях Желток разбирался как коза в интегралах) уже вылетели из машины и осматривали повреждения. Один, лет двадцати двух-двадцати трёх, суетился, ощупывал кузов и заглядывал под днище. Другой, крепкий мощный мужчина с квадратным широкоскулым лицом и цепким взглядом, лет тридцати восьми, оценил внешний вид машины, развернулся и уверенной походкой двинулся в сторону Жени.
В голове Желтка испорченной пластинкой завертелась фраза недавно рассказанного ему анекдота: «Останавливается на перекрёстке «600-й», и тут ему в зад врезается «Запорожец»… Останавливается на перекрёстке «600-й»…». Дальше мысль не шла, оставляя ощущение муторного ужаса, колыхавшегося внутри Жени, как прокисший кисель. Подрагивающей рукой он нащупал ручку двери и ватными ослабевшими ногами выбрался на улицу. Земля не чувствовалась, и было такое ощущение, будто стоишь на протезах.
Мужчина уже подходил к нему. Женя открыл рот, чтобы произнести первые слова покаяния. Но монолога не получилось. Не говоря ни слова, мужчина коротко, без замаха, всадил кулак левой руки ему в печень, и тут же, почти одновременно, врезал Жене справа в солнечное сплетение.
Было такое ощущение, будто внутри взорвалась бомба. Ноги Желтка моментально подкосились, и он рухнул на колени, обхватив себя руками, пытаясь остановить, убаюкать разрастающуюся боль. Мучительно пытаясь вдохнуть хоть глоточек воздуха, и борясь с подступившей к горлу тошнотой, он думал сейчас только об одном – устоять на коленях, не упасть лицом на асфальт. Почему таким важным казалось не упасть, было непонятно.
Так сильно Женю ещё никогда не били. Собственно говоря, его не били вообще. За все свои двадцать девять лет жизни Желток ни разу не дрался. Даже в школьные годы, когда умение «набить репу» служило основой самоутверждения у его сверстников, он не участвовал в спорах на тему «кто кому даст», не пробивал кулаками своё место в дворовом обществе и не участвовал в разборках. Женя не был убеждённым пацифистом, нет. Дело в том, что он был отчаянным патологическим трусом. Насилие и боль пугали его больше всего на свете. Подобно любому нормальному человеку его возраста, Желток с удовольствием наблюдал побоища в фильмах, но любая реальная драка, происходившая на его глазах, на улице, во дворе или в школе, опускала Женину душу в такое место, откуда она долго не появлялась. Давать сдачи более сильным, когда его задевали, он боялся, а бить слабых - было просто неприятно. Другими словами – бойцом Женя не был.
Сейчас, стоя на коленях, находясь на грани сознания и полной отключки, с ощущением, что его уши плотно забиты ватой, Желток не мог поверить, что это сейчас происходит именно с ним.
- …глаза свои, сука, куда деваешь, когда за руль садишься? – донеслось из мутной пелены, окружившей Женю. С трудом сфокусировав зрение, он различил мужчину, стоявшего над ним. По сторонам угадывался народ, как мухи на падаль, мгновенно собиравшийся на месте любого происшествия.
- Ты меня слышишь, козёл? – расслышал опять Женя, пытавшийся вернуть себе остатки человеческого соображения. – Я тебя спрашиваю, какого хера ты прёшь по дороге, не глядя по сторонам?
