Игорь Мерцалов - Новейшая оптография и призрак Ухокусай
– И вы утаили такое событие?
– Естественно! – немедленно возмутился тот. – Почему я должен был делиться своим трофеем, по крайней мере, раньше, чем изучу его? Я сделал это в интересах науки! И каждый, – это слово он произнес со значением, мельком глянув на Сударого, – поступил бы на моем месте точно так же!
– Не могу не согласиться, трофей для истинного ученого заманчивый, – сказал Сударый. – В чем вас можно упрекнуть, мсье, так лишь в том, что вы сочли предметного призрака тварью безличностной, держали Ухокусая просто как любопытный объект исследований. А если бы поговорили с ним, то, может, он и не удрал бы от вас, как только появилась такая возможность.
– Удрал и сразу же вернулся к своему промыслу, – вставил Копеечкин. – Хотя проклятие с него давно было снято.
– Да, ибо карма довлела над ним, – кивнул Сударый. – Однако он отнюдь не безразличен к своей карме. Он ее, попросту говоря, терпеть не может. И теперь, скажу без ложной скромности, с моей помощью он разобрался в себе и понял, кем ему нужно быть. Смелее, мсье, деактивируйте бутыль. Сен-но-Тсуки мгновенно превратится в… некий предмет – увидите какой. У меня здесь достаточно серьезное оборудование, мы сможем сразу измерить параметры его ауры… Более того, уверен, вы даже перестанете видеть его с помощью ваших чудесных духовидов, потому что наш предметный призрак станет в большей степени предметом и в меньшей – призраком, а значит, переместится в иной слой реальности.
Де Косье помедлил с ответом. Он не понимал своего конкурента. Если Сударый говорит правду, речь идет о полном перерождении, после которого Ухокусай почти наверняка не сможет давать показания против закордонца, да и не захочет, наверное. В чем же тут подвох?
«А может, все это вранье, и, вместо того чтобы переродиться, Ухокусай возьмет да и нападет на меня? Он наверняка злится за свой двухлетний плен. А Сударый потом скажет: «Ой как нехорошо получилось, простите великодушно!»
И тут Сударый сказал нечто такое, из-за чего, кроме де Косье, на него изумленно воззрились и собственные сотрудники.
– Знаете, – промолвил он, глядя в глаза конкуренту взором ясным и чистым, – я не представляю, как Сен-но-Тсуки, то есть тогда еще Ухокусай, попал в мой дом, но, думаю, то был перст судьбы. А может, благодаря вам он догадался, что только оптографы способны помочь ему? И ведь он оказался прав. Давайте же спасем его.
Глаза такие добрые, что плюнуть в них захотелось. Издевается, что ли?
– А просто разбить бутыль вы не думали? – вяло спросил де Косье.
– Нет, конечно, ведь велика опасность навредить Сен-но-Тсуки.
– А в самом деле, почему бы не попробовать? – сказал Копеечкин и показал свой лорнет. Стало видно, что ручкой ему служит тонкая волшебная палочка, на конце которой закреплен хрустальный пузырек. – В крайнем случае у меня наготове ловушка, поверьте, более совершенная, чем ваша. Никакой опасности нет. Только уж скажите толком, Непеняй Зазеркальевич, куда смотреть. Если Ухокусай здесь, то где именно?
– Господи, разве вы не поняли? – изумился Сударый. – Ведь я уже пока…
Страшный грохот прервал его на полуслове.
Все повскакали с мест. Копеечкин, держа лорнет в левой руке, правой выхватил магический жезл, единственный оставшийся с ним помощник Крупицын – револьвер, а молча все слушавший Сватов положил руку на эфес сабли.
Дверь распахнулась, и на пороге возникло еще одно знакомое по Храпову лицо.
– Барберий! – воскликнул Сватов строгим голосом. – Чертяка ты малахольный, хулиганить надумал?
Однако призрак брадобрея ни на слова, ни на самый начальственный тон никак не отреагировал, а целенаправленно бросился на де Косье. Тот пискнул и попытался спрятаться за стоявшей на треноге «Даггер-вервольфиной». Призрак махнул рукой, и оптокамера с треском упала.
– Лжец! – страшным голосом прокричал Свинтудоев, протягивая руки к закордонцу.
Копеечкин недолго думая выстрелил зеленоватой молнией оцепенения, но промахнулся. Молния врезалась в световой кристалл, поднятый на держателе. Кристалл разрядился ослепительной белесой вспышкой.
– Лжец! Ты обещал убить демона!
Зрение восстановилось через пару секунд. Проморгавшись, Сударый увидел, что призрак настиг де Косье и яростно душит его.
Понимая, что стрелять сейчас – значит подвергать опасности жизнь де Косье, Копеечкин и Крупицын бросились на призрака. Знаменитый сыщик ткнул жезлом в затылок Свинтудоева и активировал оглушающее заклинание малого радиуса действия.
Эффект получился сильным, но неожиданным и не самым приятным. Призрак взвыл от боли и выпустил де Косье, но отчего-то вспышка, сопровождающая заклинание, охватила вместе с ним и самого Копеечкина, и его помощника, и закордонца. Досталось всем троим.
Де Косье отлетел на несколько шагов, повалив один из отражателей. Фантом на миг утратил плотность, и повисший у него на плечах Крупицын рухнул на пол, а в следующую секунду покачивающийся Свинтудоев еще и наступил ему на руку, отчего сам едва не упал, но удержался, ухватившись за Копеечкина. Тот стоял на ногах твердо, однако не двигался, изумленно взирая на собственный жезл, а по костюму его и по распрямившимся усам пробегали крупные зеленоватые искры.
– Ну держись, – зловеще пообещал сыщик и, отступив, направил на фантома целый поток красных молний.
Одновременно левой рукой он сделал пасс, выставляя щит. И угадал: молнии отразились от Барберия Флиттовича, вернулись и разбрызгались огненными искрами, не задев сыщика. Магическая атака не ослабевала. Хотя заклинание не оказывало нужного воздействия, бороться с ним было трудно. Свинтудоев отступил на шаг, еще на шаг…
Но тут Копеечкин усилил чары, и жезл переломился, не выдержав напряжения. Откат заклинания оглушил и отбросил Пуляя Белосветовича.
Полиция потерпела поражение, и на помощь де Косье устремились Сударый с товарищами. Однако ничто не помогло: ни возглас Вереды «сударь, прошу вас, немедленно прекратите!», ни попытка Сударого сделать фантому подсечку (он опять на миг развоплотился, и Непеняй Зазеркальевич сам оказался на полу), ни яростная атака Переплета, вооруженного поленом (появление призрака застало его в тот момент, когда он подбрасывал дрова в печь; несчастного домового Свинтудоев опрокинул пинком). А Персефоний, как выяснилось, предпочел в первую очередь спасти «Зенит», рассудив, что расколоть мимоходом оптокамеру, за которую как раз юркнул де Косье, не в пример проще, чем задушить закордонца.
Переставив аппарат в угол, упырь все же ринулся в бой, но тоже без результата: Барберий Флиттович ловко менял степень плотности, а может, это происходило самопроизвольно, поскольку по сторонам он вообще-то не смотрел. Как будто в мире для него остался только подлый обманщик де Косье, пообещавший уничтожить страшного демона из бритвы, а на самом деле отпустивший чудовище на свободу.
Шея закордонца опять оказалась в холодном кольце призрачных пальцев. Сударый, поднимаясь на ноги, оглянулся на Сватова. Тот единственный пока не принял участия в схватке, он стоял, вынув саблю из ножен и нашептывал какое-то заклинание, быстро касаясь толстыми пальцами выгравированных на клинке символов.
«Сейчас здесь произойдет убийство», – понял Непеняй Зазеркальевич. Как ни удивительно, ничто не в силах остановить Свинтудоева, и даже в самом лучшем случае Сватов наверняка попросту уничтожит его.
Вереда схватила призрака за руки, не оставляя попыток воззвать к его совести:
– Барберий Флиттович, ну как вам не стыдно!
Однако призрак продолжал душить де Косье; бедняга закордонец синел на глазах.
Внезапно в студию ворвались, принеся с собой порцию морозного воздуха, Неваляев и запыхавшийся Немудрящев. Как потом рассказал Сударому Добролюб Неслухович, они, прослышав о нападении на ателье толпы, решили со всей дотошностью выполнить свой долг: раз народ говорит, будто Ухокусай у оптографа, надо проверить. В последние дни предводитель губернской службы магнадзора не покладая рук трудился над методами обнаружения и нейтрализации редких существ и, хотя до предметных призраков не додумался, все же добился определенных успехов, взяв за основу мощные антидемонические чары. Так что перепроверка уже осмотренных домов был только делом времени, а тут и случай подвернулся.
Их более чем своевременное появление и дало де Косье шанс уцелеть.
Свинтудоева ни один из них прежде не видел, и естественно, обоих посетила мысль, что вот он и есть пресловутый Ухокусай. Они вскинули жезлы.
– Осторожнее, господа! – через силу крикнул Копеечкин, все еще не нашедший в себе силы, чтобы встать. – Это фантазмическая аффектация, он сейчас практически неуязвим!
О фантазмической аффектации Сударый читал лишь то, что наблюдалась она крайне редко. Это пик напряжения всех сил бесприютного духа, который обычно приходится на момент исполнения им той миссии, ради которой он был оставлен в мире живых. Однако поверить, будто миссия Свинтудоева состояла в том, чтобы, подождав два года, взять и задушить оптографа, было трудно. Скорее все-таки причина аффектации была проще и печальнее и крылась в душевной болезни Барберия Флиттовича.
