Алиса Дорн - Институт моих кошмаров. Здесь водятся драконы
— Ты могла видеть меня со Свеном, — вспомнила я, пытаясь найти какую-нибудь отговорку, — мы как-то сидели тут, ты мимо проходила…
— Да, — блондинка расслабилась, и пустота отступила, — наверное, так и было.
Выдавив из себя улыбку, я поспешила попрощаться: я не могла связно описать словами, что вызвало у меня такое впечатление, но интуиция подсказывала, что я только что избежала чего-то очень опасного.
На сколько после первой настоящей «встречи» с марой меня хватило? Четверо суток? Кажется, да. Я не была уверена. Время тянулось как резина и заставляло чувствовать себя мухой в янтаре. К концу последнего дня я уже почти не жила. Если днем, возвращаясь от Ребекки с драконами, я была в относительном порядке, то потом просто плыла по течению, на автопилоте выполняя простейшие действия и отвечая, когда ко мне обращались (язык очень смешно не слушался и заплетался даже на самых коротких словах). Мысли текли медленно и неторопливо, постоянно ускользая от меня в тумане, озноб ушел, оставив вместо себя странное чувство онемения. Мешали только звуки: слишком громкие или слишком тихие, то исчезавшие, то достигавшие моих ушей с опозданием.
Сил не было. Когда Оливер, раздраженный моей бестолковостью, прикрикнул на меня и велел отправляться спать, я не стала спорить. Вернувшись в комнату, не раздеваясь, рухнула на кровать и свернулась калачиком поверх пледа. Я уже не боялась снов — слишком устала для страха. Так бывает, когда тонешь — я знала, двоюродные братья решили однажды в детстве подшутить и скинули с мостков, когда я еще не умела плавать. Это только сначала барахтаешься ради редкого глотка воздуха, а небо над твоей головой и озерная вода сменяют друг друга в сумасшедшей круговерти. Но рано или поздно наступает момент, когда сил не остается, и бездонная зелень вызывает не панику, а умиротворение. Для меня такой момент наступил. Мне было все равно, что покажет мара, только бы от меня все отстали и дали возможность пару часов не существовать.
После полуночи я была готова изменить свое мнение. Мара расстаралась в отместку за пропущенные ночи — если бы не София, которую я вновь разбудила криками, я не была уверена, что проснулась бы. Обеспокоенная соседка попыталась меня расспросить, но, резко откинув ее руку, я прошмыгнула в ванную.
— Нам надо поговорить, — постучалась она.
— Нет.
Не о чем было говорить. Оперевшись руками о бортик раковины, я поморщилась. Посмотрела на левую ладонь — четыре красные лунки там, где в нее слишком сильно впивались ногти. София вновь забарабанила в дверь, и я поняла, что вечно прятаться в ванной не смогу. Хорошо, переодеваться не надо было.
— Нет, — повторила я, проходя через комнату и хлопая входной дверью.
Я не знала, куда идти. Дома, когда мне надо было остаться одной, я могла запереться в своей комнате. В ГООУ мне до боли не хватало личного пространства. В комнате была София. У крыльца расположилась группка украдкой куривших студентов — а дальше идти по неосвещенной территории я побоялась. Гостиную облюбовала влюбленная парочка, слишком занятая друг другом, чтобы заметить мое появление. Только кухня не пользовалась особой популярностью, да и кому она была нужна при почти круглосуточно работавшей столовой? Я распахнула окно, выходившее на внутренний двор построенного буквой «П» здания, и с удовольствием вдохнула свежий ночной воздух. Напротив было видно мужское крыло: темные окна там, где спали, и редкие кубики оранжевого света, где еще бодрствовали. Кто-то развалился на кровати с книжкой, кто-то сидел за компьютером, в одной комнате шла игра в карты на пятерых… Все жили нормальной жизнью, и только я не могла отделаться от мучившего меня прошлого. Жаль, что у меня не было сигареты, надо было попросить у ребят внизу. Или чего-нибудь покрепче… В голове промелькнули обрывки одного из снов, и пальцы опять задрожали.
— Второй шкафчик слева, нижняя полка, прямо у задней стенки, — Диз стоял в проеме, опираясь плечом о косяк.
— Что ты здесь делаешь?
Демон не удостоил меня ответом. Чтобы хоть на что-то отвлечься, я проверила указанное место: за десятком бутылок оливкового масла стояла одна из прозрачного стекла, другой формы и заполненная жидкостью иного цвета. Я открыла пробку, и в нос сразу ударил кисло-яблочный запах с примесью ржаного хлеба. Виски. Этикетка была незнакомой. «Конь блед», сообщило мне заклинание-автопереводчик.
«И се конь блед и сидящий на нем, имя ему Смерть». Я скосила глаза на Диза.
— Личная заначка?
— Не моя, — открестился от нее демон.
И все же виски — это слишком. С сожалением я вернула его на место и достала из холодильника бутылку колы, которую налила в стакан. Из плетеной корзинки на столешнице взяла пакетик с растворимым кофе, надорвала его и высыпала содержимое туда же. Спать я сегодня больше не намеревалась. Пробовала уже, лучше умереть от… как это Диз тогда назвал? Депривации сна.
Демон с явным неодобрением следил за моими манипуляциями.
— Ты себя угробишь, — осуждающе сказал он.
Он был прав. Свою ошибку я поняла после первого же глотка. Вместо заряда бодрости сердце забилось как сумасшедшее, норовя выпрыгнуть из грудной клетки, тело накрыло волной жара.
— Тебе-то что?
Получилось грубее, чем он заслуживал. Возможно даже, грубее, чем я хотела. Ответа я не расслышала. Ком в горле мешал дышать, меня колотило: от страха, от воспоминаний, от боли, которую заново переживала сегодня ночью. Я всхлипнула. Складываясь пополам, прижалась разгоряченным лбом к коленям и, чтобы унять дрожь, обхватила ребра руками — даже не осознавая, насколько крепко, пока кто-то не начал разжимать мои пальцы, заставляя выпустить толстую шерстяную ткань.
В ладонь мне вложили что-то холодное. Мокрое. И согнули пальцы в кулак, придерживая его сверху.
— Дыши. И не отпускай, пока не растает, — велели мне.
Потому что это очень поможет, когда жизнь — почему-то исключительно ее неприятные части — проносится перед глазами, а ты не знаешь, где и когда находишься.
Но через какое-то время я была вынуждена признать, что опять была не права… Это помогало. Обжигающий холод в левой ладони не давал сосредоточиться на страхе и вытягивал меня обратно в реальность. Кошмары постепенно бледнели, и к тому моменту, как ранки на ладони стало щипать от попавшей в них воды, а я разогнулась и подняла голову, я начала осознавать, где нахожусь.
— Что за?.. — я раскрыла ладонь, постепенно приходя в себя. — Лед?
В руке у меня лежал кубик льда. Обыкновенный, какой можно было взять в холодильнике.
— Считается, что это одно из первых средств при панической атаке. Физический дискомфорт мешает сфокусироваться на психическом дискомфорте, и постепенно приступ сходит на нет.
— У меня нет панической атаки.
Но что-то у меня явно было. Истерика. Проблемы. Айтишник неверяще приподнял брови.
— Я рад.
Я снова опустила взгляд на кубик, почти не уменьшившийся в размерах за то время, что я держала его в руке.
— Он что-то не особо тает.
Диз совершенно невинно на меня посмотрел. «И как такое возможно?» В самом деле.
— Откуда?..
— В ГООУ нет отдельного курса по человекологии, — понял он мой вопрос с одного слова, — пришлось в свое время брать психологию в качестве электива.
— Зачем? — автоматически задала я следующий вопрос.
— Понимать, что чувствуют другие, не значит понимать, почему они это чувствуют. Вы мыслите иначе, и этому мышлению, если не родиться в вашем мире, можно только научиться. Можно сказать, что то, что ты видишь сейчас, — это результат долгих целенаправленных усилий.
Я не выдержала и опустила взгляд на стоявший перед ним стакан, полный янтарной жидкости и льда.
— Ты спросила, почему я здесь. Я здесь потому, что знаю, каково это. И знаю, что в такие ночи нельзя оставаться одному. «Плохие сны» — довольно безболезненное описание того, что делают мары. Никто, слыша его, не понимает, что это значит на самом деле. Не может представить, насколько все ярко. Полно. Живо. Это прошлое, которое становится настоящим, и вся та безнадежность, беспомощность, которую они заставляют тебя испытать, — она реальна. А ты не можешь от нее избавиться, потому что всё происходит снова, но в первый раз.
Я опять задрожала. Зачем он это рассказывал? Воспоминания, только-только успокоившиеся, грозили вернуться и заполнить собой всё. Я схватилась за свой стакан и с удивлением обнаружила, что теперь в нем была холодная вода. Ледяная — зубы застучали о край стакана, — но странным образом она успокаивала. Как и тихий, монотонный голос.
Когда я прислушалась к тому, что он говорил, вопрос «зачем» возник уже по другой причине.
— Ее звали Асра. Это было давно, задолго до университета. Мы были знакомы с детства, и однажды я ее обидел. Сильно. Настолько, что она решила ответить. Я долгое время не мог понять, в чем дело: нам, чтобы вытянуть из кого-то силы, нужно, если нет физического контакта, хотя бы находиться достаточно близко к жертве, — он махнул рукой, показывая на расстояние между нами. — Марам это не требуется, они найдут и на краю земли. Это было… страшно. Я не из тех, кого легко испугать: я даже с ходу не найду, чего боюсь. Мать, возможно. Но только сумасшедшие не опасаются ее, так что это нормально. И несмотря на всё, то был худший период в моей жизни. Как ты думаешь, что я тогда решил сделать?
