Надежда Первухина - Все ведьмы делают это! (Другая редакция)
– Скоро утро. – Инари подошла к окну, за которым все было матово-белым от выпавшего снега. – О Амиду! Я снова вижу снег…
Она подошла ко мне, коснулась плеча ладонью:
– Благодарю тебя, сестра.
Я смутилась.
– Ведьмы не любят, когда их благодарят, – шутливо проворчала я. – Инари, мне нужно к своим. Я ведь и не повидала их толком, как из дракона вылупилась. Они меня ждут. Наверное.
– Ждут, – ободряюще улыбнулась Инари. – Еще как ждут.
И я поехала домой по предрассветной, в розоватой морозной дымке Москве.
Я думала, что мои домашние нормальные люди. И как все нормальные люди, они в пять часов утра крепко спят.
Я ошиблась.
Едва я отмыкающим заклятием (ключа-то у меня нет!) открыла дверь и тихо проскользнула в прихожую, раздался негромкий, но внушительный мамин голос:
– Ну наконец-то. Явилась!
– Доброе утро, мамочка! – Я извлекла из своего арсенала самую обезоруживающую и нежную улыбку и, сбросив шубку и сапоги, двинулась в освещенную заходящей луной кухню. – Доброе утро… всем.
Все мое прекрасное семейство (исключая, правда, Баронета. Где он, кстати? Надо выяснить!) сидело, нет, восседало за кухонным столом и как-то странно глядело на меня.
– Дети, – обратилась я к своим прекрасным дочерям. – А что это вы не спите?
– Тебя ждем, – капризно поджав губки, ответила Машка. А Дашка кивнула и отвернулась.
– Ну так идите ко мне, поцелуйте маму!
– Ага. Разбежалась.
– Целуй ее. Рептилия.
Я придержала нижнюю челюсть, чтобы она не отпала. Посмотрела на мужа, понимая, что от такого приема, ото всего, что я испытала и узнала за последние несколько часов, моя душа просто начнет биться в истерике.
– Авдей, объясни мне, что происходит? – сдерживая себя из последних сил, чтоб не разреветься, спросила я.
– По-моему, это называется «семейный кризис», – весьма холодно ответствовал супруг, которого я поклялась беречь и не оставлять.
– Я… не понимаю.
– А тут и понимать нечего! – встряла мама, и голос у нее был, как у прокурора на суде. – Ты нам здесь больше не нужна. Мы без тебя прекрасно обходимся. Убирайся!
– Но это мой дом! Мои дети!
– Ничего подобного! Пошла прочь, ведьма!
Истерика все-таки дошла до критической точки. Глядя на равнодушно-ледяные лица любимых людей, я разрыдалась в голос и бросилась прочь из кухни. Зацепилась ногой за отогнувшийся уголок линолеума в коридоре и грохнулась посреди прихожей так, что с антресолей посыпались старые зонты…
– Святая Вальпурга, да за что же мне это!!! – проорала я в полный голос, понимая, что ко всем прочим несчастьям у меня еще и нога вывихнута…
– О господи, Вика! Что с тобой?! – Из спальни (не из кухни!) выскочил заспанный Авдей в одних пижамных штанах. Бросился ко мне: – Солнышко, ты упала? Тебе плохо!
– Не подходи! – провыла я. – Я тебе больше не нужна! Я всем вам больше не нужна! Я рептилия! Я тварь! Я ведьма!!!
Авдей поднял меня на руки, закричал перепуганно:
– Татьяна Алексеевна, Вика вернулась, и ей плохо!
– Она уже знает! – продолжала выть я. – Она меня уже выгнала!
– У тебя бред, родная, что ты говоришь?!
Из гостиной, на ходу запахивая халат, вылетела мама. Всплеснула руками:
– Доченька, что с тобой?! Авдей, неси ее в гостиную, надо дать ей успокоительное. Она вся трясется!
– Да! – закричала я, пытаясь вырваться из объятий Авдея, но он держал крепко. – Почему вы меня так ненавидите?
– Родная, успокойся, не кричи, детей разбудишь…
– Разбужу?! Дети сидят на кухне! И все вы – тоже!
И тут я умолкла, понимая, что в этой фразе есть некоторая странность.
Мама быстро прошла на кухню, включила там свет и вернулась со словами:
– Доченька… Там никого нет.
У меня все поплыло перед глазами.
– Я хочу видеть своих детей, – прошептала я, прижимаясь к мужу.
Он принес меня в детскую, и, опираясь на его плечо, я воочию смогла убедиться, что Машка и Дашка безмятежно спят.
– Святая Вальпурга, – прошептала я и потеряла сознание.
Очнулась я, когда за окнами был день. Левая нога распухла и противно ныла. Я осмотрелась. Напротив моей кушетки сидел в кресле Авдей и пристально меня рассматривал.
– Вика, что с тобой было? – тихо спросил он.
У меня опять намокли глаза.
– Я пришла и увидела, как вы все сидите… там. И выгоняете меня!
– Это были не мы. – Авдей пристраивается рядом, обнимает меня и целует в макушку. – Это наверняка мороки. Знаешь, за время твоего отсутствия их в квартире ужасно много развелось. Я поначалу пугался, особенно когда шел ночью в туалет и встречал там морока твоей мамы, а потом привык.
– Мороки, значит, – выдохнула я. – Ну, я с ними разберусь. А я так напугалась! Особенно когда девчонки отказались меня целовать…
– Мам, а можно мы уже зайдем? Мы даже зубы почистили!
И мои совершенно настоящие дочери врываются в гостиную, принимаются меня целовать и ласкаются, как шкодливые котята.
– Девочки! – Тут появляется моя мама. – Вашей маме нельзя волноваться…
– Мы знаем, она видела привидения! Мам, ну ты же смелая! Чего испугалась, даже папа уже их не боится! Ну чего ты ревешь, как маленькая!.. Лучше поиграй с нами в «море-волнуется-раз», а то мы так по тебе соскучились!
Завтрак мы устроили в гостиной, чтобы мне с моей больной ногой поменьше приходилось двигаться.
– Мам, а ты наколдуй, чтоб нога прошла! – предложила Маша.
– Лучше я маме мазь принесу. Фастум-гель, – решила Даша. – От колдовства толку мало…
– Машута, я пока не могу колдовать. Я ночью потратила очень много сил…
– А что ты делала?
– Сейчас расскажу…
И когда все семейство жевало утренние бутерброды, запивая их какао, я изложила по пунктам, чем занималась прошедшим днем и ночью (опуская, правда, то, что меня похищал бизнесмен Павлов).
– Значит, ты оживила тетю Инари? – зашлись восторгом дочери, а муж поперхнулся какао. – Ты супермама, как в телерекламе! А когда мы ее увидим?
– Думаю, скоро. Она обязательно будет у нас в гостях. Ведь она моя названая сестра и лучшая подруга…
При этом я понаблюдала за реакцией мужа. Так себе была реакция. Бутерброд он все-таки уронил на ковер. Маслом вниз. Неудачник.
– Это еще не все. У меня был крупный разговор с тетушкой, которая пыталась опять посягнуть на свободу господина Синдзена, а когда у нее ничего не вышло, устроила взрыв в офисе «Нового пути». Так что, мам, надо быть настороже: Анастасия Либенкнехт снова на тропе войны.
– Я так и поняла, – помрачнела мама. – Я только не понимаю, как такое мог допустить мой муж! Уехал куда-то, и уж сколько времени от него ни ответа ни привета!
– Ну, мэтр тоже не всесилен… Мам, кстати, а что значит имя Мироку?..
Мама подобралась:
– А где ты его слышала?
– Господин Синдзен сказал, что так его называют в Японии…
Мама благоговейно сложила ладони:
– Это значит, что он – Будда грядущих времен, истинно просветленный, божественный. Его нельзя заставить себе служить, как нельзя заставить погаснуть солнце.
– Что ж, надеюсь, моя тетка это поймет и оставит свои затеи. Девочки, спасибо за завтрак, – расцеловала я дочек. – Помогите бабушке прибраться…
Авдей деликатно выпроводил всех из гостиной, закрыл дверь, подсел ко мне. Лицо у него было такое, ну, в общем, какое бывает у вполне порядочного мужчины, которому приходится признаваться в некоторых вещах…
– Вика, милая, я должен тебе сказать… Так получилось… Я и Инари…
– Я знаю, – спокойно перебила я его. – Ты и Инари. Так получилось.
– Она рассказала тебе?!
– Да. Понимаешь, мы настоящие подруги. А у настоящих подруг нет тайн.
– И что ты решила? – тихо спросил муж.
– А надо что-то решать? Устраивать скандалы с выкидыванием чемоданов на лестничную площадку? Бежать в суд и требовать развода? Составить зелье из семнадцати видов цианидов и подать его тебе в качестве соуса к спагетти? Неужели ты считаешь меня такой глупой, мелочной и вздорной бабой?.. Лучше посмотри на меня и скажи мне, нет, не словами, а сердцем: ты меня все еще любишь?
– Да. А ты – меня?
– Да, паршивец ты мой…
– Понимаешь, увлекся…
– Фу, Белинский, прекрати эти тривиальности. Я все понимаю. И давай жить так…
– Как будто ничего не было?
– Нет. Как будто все было. Было. А мы живем в том, что есть.
– Вика… Если б ты знала, как я по тебе соскучился…
– У меня нога болит, не забывай.
– Хорошо, ногу я буду целовать в первую очередь…
Мужнины поцелуи подействовали на ногу исцеляюще. К тому же, чуть отдохнув, я вполне была способна к самоизлечению. И, кроме того, жаждала деятельности.
– Сегодня ночью я иду на работу, – предупредила я домашних. – Они там наверняка меня уже трижды сглазили и порчу навели.
