Карина Демина - Чёрный Янгар
– …И вот он получил горсть медяков. Целое состояние. – Кейсо улыбается воспоминаниям, которые светлы. – И все это состояние спустил на цепь. Такую, знаешь ли, госпожа медведица, солидную золотую цепь с мой палец толщиной.
Кейсо вытягивает пухлый палец с содранным ногтем. Его не пытали. Просто заперли. Просто собирались убить. А затем просто открыли дверь камеры, швырнули то, что некогда было моим мужем, и сказали:
– Иди.
И он ушел, только прихватил свои травы, благо не нужны они были Ерхо Ину, новому хозяину дома. Он и на лошадку расщедрился.
Сволочь.
– И в цепи той камни драгоценные. – Ступка елозит по колену, зеленый сок въедается в камень пестика. – Огромные такие лалы. А стоила вся эта красота ровно столько, сколько у него с собой было. И вот появляется он. Голодный, как обычно. В драных сапогах. В куртке, которая латаная-перелатаная, но зато с цепью. И собой горд неимоверно.
– Она подделкой была?
– Конечно, госпожа медведица. Медь позолоченная. А камни – стекло. Я пытался объяснить, но где там, разве малыш от такой красоты откажется? Или поверит, что его обманули?
– Я… з-знал… – Этот шепот едва не потерялся в шелесте огня.
– Знал он, – ворчит Кейсо, подхватывая ступку. – Знал… Бестолочь ты этакая.
Черный Янгар попытался улыбнуться. В глазах его я видела боль. И еще нежность.
– Ты… – Он произнес это отчетливо. – Ты привез меня домой?
Кейсо, глянув на меня, ответил:
– Да.
Этой ночью каам нарушил данное мне слово, оставив нас с Янгаром наедине. И я, сидя на краю постели, вычесывала из черных волос последние чешуйки крови, пыталась заглушить голос его сердца.
А он просто смотрел на меня.
Янгхаар Каапо любил жизнь.
И цеплялся за нее, день ото дня вытаскивая самого себя из колодца болезни. Он злился. И злость оставляла следы на его лице.
Он поджимал губы, сдерживая голос боли. И пытался притвориться, что вовсе ее не чувствует. Но теперь я слышала его. А он, верно, слышал меня, потому что каждый вечер – лишь наступали сумерки, и Кейсо исчезал – шептал:
– Уходи, моя маленькая медведица.
– Нет.
– Уходи. – Янгар пытался встать, опираясь на искалеченные руки, шипел, морщился и встряхивал головой. – Уходи… не пощадят же… отпустили… им Печать нужна… поэтому и…
– Не уйду.
Здесь мой дом, единственный, который настоящий. И здесь мой муж.
– Глупая, глупая медведица. – Янгар пытался сжать мою руку.
– Глупая, – соглашаюсь с ним.
– Я поправлюсь.
– Конечно.
– Нет, я совсем поправлюсь. Только до Печати доберусь. Им она нужна, поэтому выпустили, чтобы привел…
Его шепот сбивается. И вот уже слов не различить. Янгхаар Каапо беседует не со мной, но с кем-то скрытым, чье присутствие я ощущаю кожей. И шерсть на шкуре дыбом становится, растут клыки и когти, но я заставляю себя успокоиться.
– Я отомщу, – это обещание звучит в полной тишине, и то, запредельное, чуждое для меня, удовлетворившись услышанным, отступает. Но Янгар повторяет вновь: – Я отомщу…
А я, присаживаясь на пол рядом с его постелью, повторяю:
– Ты отомстишь.
Хорошо, что Кейсо уходит.
Не видит моих слез.
Глава 37
Возрождение
Янгар учился уживаться с болью. Она была разной.
Разноцветной.
Синей. Стеклянной, хрупкой в раздробленных костях. Горячей. Эта не умолкала ни на мгновение, словно Ерхо Ину последовал за Янгаром в Горелую башню. И порой, засыпая, Янгар слышал такой знакомый хруст.
Была желтой. Медово-тягучей в разодранных мышцах. Порой она утихала, позволяя вдохнуть, но возвращалась с новой силой, затапливая сознание. И тогда уже Янгар не в силах был сдержать стон.
Боль была рыжей, как пламя, на ожогах. Огонь оставил частицу себя, чтобы день за днем восстанавливать метки.
Порой Янгару начинало казаться, что он никогда не избавится от боли.
И не выдержит.
Но время шло, и тело, изодранное, искалеченное, залечивало раны, сращивало кости. Он вдруг осознал, что жив, свободен и вернулся домой. Теперь, открывая глаза, Янгар видел кольца Великого Полоза, в чешуе которого спрятана Печать. И надо было лишь добраться до нее.
Тогда боль уйдет навсегда, раны затянутся, и он станет таким, каким был прежде. Только злее.
– Снова думаешь о мести. – Кейсо менял повязки дважды в день и на раны накладывал едкую смрадную мазь, которая приносила новую боль. Но следом давала облегчение.
– Да.
Врать не было смысла.
– Они… – Голос еще был хриплым, да и говорить получалось с трудом. – Они меня не оставят. Отпустили, чтобы привел… след… потеряли…
Но рано или поздно найдут его.
– Печать. Нужна.
Кейсо похудел, белая кожа его обвисла, а губы, лишенные обычной краски, казались неестественно бледными, выцветшими.
– Тайник здесь. Надо достать. Я буду здоров.
В тот момент, когда сумеет дотянуться до Великого Полоза, предложив ему каплю своей крови. И можно попросить Кейсо, чтобы поднял, у каама хватит сил, но…
– Дело не в доверии, да? – Кейсо промывает раны на плечах, счищая корочку. – Знания опасны?
– Да.
Он верно все понял, старый верный друг.
– Я дотянусь… поправлюсь… уйду…
Полоз тоже слушает.
– Увидят меня – поймут… пойдут следом…
Прочь от Горелой башни, в которой маленькая упрямая медведица отсчитывает дни, оставляя зарубки на дверях.
– Ты останешься, присмотришь за ней. Ей нужен кто-то рядом.
И Янгару нужно знать, что его маленькая медведица не осталась одна. Она ускользает днем и возвращается под вечер, сбрасывает полог тяжелой медвежьей шкуры, но по-прежнему скрывает лицо, не верит, что не портит ее тонкая нить шрама.
Она ступает легко и беззвучно. И камень ластится к босым ступням. На них больно смотреть, потому как кажется – замерзает. И руки Аану холодны. Янгар греет их своим дыханием, но…
– Я не человек, – шепчет она.
– Человек. Уже.
– Еще нет.
– Но скоро.
– Наверное. – Ей страшно заглядывать в будущее, и Янгар понимает этот страх. Защитить бы. От него. От людей. От самого себя.
– Сегодня двое. – Хотя тепло огня ей недоступно, Аану нравится смотреть на пламя, и, присев у камина, она рассказывает о том, что происходит за пределами башни. – Верховые… близко подошли.
Она вздыхает и признается:
– На них цвета моего отца.
– Ты его любишь? – Янгар должен знать наверняка, потому что он все равно убьет Ину, но ему не хотелось бы причинять боль своей медведице.
– Когда-то думала, что да, люблю. Или любила? – Она пожимает плечом. Рыжая шкура вдруг сползает, ложится мягким ковром. И толстая коса рассыпается, укрывая спину. Его Аану снова медлит, прежде чем надеть платье. Или хотя бы сорочку.
– И мне очень хотелось, чтобы он любил меня. Я старалась быть послушной.
Только Ерхо Ину любить не способен. И говорить о нем нет никакого желания.
– Мне нравится смотреть на тебя…
В сумерках кожа отливает мягким золотом. И Аану, вспыхивая, вдруг вспоминает о своей наготе, спешит ее спрятать. Вот только пламя тоже умеет играть: ткань сорочки слишком тонка. Золото исчезает, и тени выписывают абрис ее тела на белом полотне.
– Ты красива, Аану.
– Ты хотел знать, люблю ли я отца. Нет. Не люблю. И я знаю, что ты собираешься его убить.
Она набрасывает на плечи шаль.
Обычная женщина.
Почти.
– Я не боюсь за него. – Аану опускается на край постели. Ледяные пальчики ее отбрасывают прядь, прилипшую к щеке. – Но не хочу, чтобы он снова причинил тебе боль.
А в ее глазах Янгар читает то, о чем Аану Каапо промолчала: он слаб.
Нет больше Черного Янгара.
Неправда.
– Поможешь мне встать, маленькая медведица? Не сейчас, завтра. Сейчас просто посиди рядом. Ладно?
Она кивает.
– Рассказать тебе историю?
– О стране Кхемет? – спрашивает Аану.
Ей нравятся истории, которые почти что сказки. И Янгар сам начинает сомневаться, и вправду ли существует эта страна. Быть может, и она – призрак, сотворенный песком и жарким южным солнцем.
– О ней или о пустыне, о призрачном городе, который изредка показывается странникам. И даже ашшары, истинные дети пустыни Дайхан, не способны пройти мимо. Он появляется, когда солнце стоит высоко и воздух дрожит от жара. Песок раскаляется и обжигает ноги. А мысли в голове становятся вязкими. Тогда и вспыхивают золотом сто одиннадцать куполов, отмеченных полумесяцем, знаком богини Иши. И вырастают из песков белые стены…
Говорить легко. Янгхаар вновь видит эти стены, сложенные из крупных блоков, выглаженные ветрами до зеркального блеска. И ворота, распахнутые гостеприимно.
Входи, странник, но не забывай, что не каждого отпустит призрачный город.
– Ты и вправду видел его? – Аану кладет на постель руки и упирается в них подбородком. Она так близко, но дотянуться у Янгара не хватит сил.
– Видел.
Марево над золотом башен. И в нем не то звуком, не то эхом безумного солнца – тягучая мелодия флейты.
