Светлана Багдерина - Операция «Ледышка»
Но добраться до губ не успело.
«Попробуй только скажи „телепортация“ или „левитация“», — оскорбленно сверкнуло в серых очах Агафона[20], и с языка прачки слетело лишь робкое, не громче мышиного писка:
— Может… есть какой-нибудь… способ… каким пользуются… волшебники?
Мельников сурово нахмурился, задумался… и радостно хлопнул себя по лбу:
— Конечно, есть!!!
Тяжелые ажурные ворота отворились потихоньку — ровно настолько, чтобы пропустить покидающих Школу двух людей и одну статую — и в образовавшееся пространство протиснулся Агафон, Мари и огромный медный таз, в самой середине которого был установлен ректор со все еще горящим фонарем в одной руке и с третьей рукой во второй.
— Поехали? — ухмыльнулся студент и натянул постромки — бельевую веревку, продетую через наспех пробитые в краях таза дырки.
Мари, в глазах которой до сих пор плескалось огромное, как Белый Свет, удивление[21], закинула за спину мешок Агафона, прихваченный по пути из сарая на всякий случай, уперлась в спину ледяной фигуры, и процессия двинулась в город.
Впервые за сорок лет после окончания Школы мастер Уллокрафт снова катался на медном тазу, втихаря позаимствованном из кладовой прачек — хоть на этот раз не с горы и не по своей воле.
Погруженный в синюю тьму город, сияя праздничными огнями, елками и искрящимися под луной сугробами, ждал их впереди.
Появление ездового студента ВыШиМыШи, таза то ли с человеком, то ли с памятником неизвестному Дед-Морозу-потрошителю и девушки, вцепившейся мертвой хваткой в спину нарядного старика, вызвало на улицах самое оживленное внимание.
Дети смеялись и показывали пальцами, взрослые подходили и разглядывали ледяную фигуру, мимоходом восхищаясь талантом скульптора и недоумевая, запасная ли у деда рука на случай, если одна отвалится, или мистический символ.
Чтобы отвязаться от бесконечных в своей однообразности и однообразных в своей бесконечности вопросов, Агафон неосторожно брякнул, что это символ. Но, как любил говаривать Шарлемань Семнадцатый, сказал «А» — полезай в кузов, и уже через секунду студиозусу пришлось отвечать на вопрос, а символом чего конкретно являлась протянутая рука.
Подозревая недоброе, но тем не менее, по какой-то непонятной причине игнорировав отчаянно вопивший внутренний голос, Агафон уверенно сообщил, что это символ ни чего иного, как преуспеяния и финансового благополучия в новом году.
И вот тут началось.
Мари от уллокрафтовой спины оттеснили уже на первой минуте. Десятки рук протянулись к фигуре ректора, норовя потрогать, погладить, пощупать, потянуть, оторвать кусочек чего-нибудь на счастье[22]. К нему подносили и подводили детей, лошадей и собак, но когда какой-то припозднившийся с базара крестьянин[23] подтащил двух коров, а из мешка в его руках высунулся и неожиданно ткнулся в щеку ученого мужа маленький свиной пятачок, терпению Агафона пришел конец.
Но никто этого не заметил: в толпе желающих преуспеяния в новом году было гораздо больше, чем психологов и физиогномистов.
— Отойдите, пропустите, все, нам некогда! — рассерженный и испуганный задержкой, студент потянул было вперед свой груз, но с таким же успехом он мог попытаться пройти сквозь стену. — Дайте дорогу!
— Да куда спешишь, парень — праздник ведь на носу! — весело прокричал пьяненький голос из задних рядов.
— Кто потрогал — отходите, не мешкайте!
— А че дают-то?
— Счастье! И деньги!
— Кто последний?!
— Все мы тут последние…
— Меня пустите — я тут уже стоял!..
— Бороду всю не выдирайте, я первый это придумал, а мне еще трем тетушкам и бабке надо!..
— Ноги, ноги берегите!..
— Не толкайся, дядёк!
— У-у, корова…
Агафон растерянно вытаращил глаза: или под Новый год по городу бродило несколько крестьян с одинаковыми коровами и поросенком в мешке, или народ пошел на штурм счастья по второму — если не по третьему — кругу.
— Да отойдите вы, кому говорят!!! — сделал Мельников новую попытку прорваться, лихорадочно перебирая в памяти заклинания, которые можно было бы сотворить без летальных последствий с притиснутыми к бокам руками и отдавленными ногами.
— Не имеешь права нас гнать!
— Счастье — народу!
— Жалко тебе, что ли, талисмана?!
— Да кому жалко? Нам совсем не жалко! Все для вас, горожане дорогие! — неожиданно звонко прозвучал вдруг знакомый голосок слева. — Всего один золотой — и можно трогать три раза! Хоть обеими руками! Покупаем билетики! Деньги пришли и ушли, а счастье дороже! Билеты берем, билетики, на счастье!
И, расталкивая огорошенно притихшую толпу, к Агафону и Уллокрафту пробилась Мари с пачкой розовых бумажек в руке, на каждой из которых была нарисована жирная красная цифра «раз».
— А чего покупаем-то? — медленно отползла от ректорской бороды и спряталась за спину первая рука.
— Мы ничего покупать не хочем…
— Мы ж так… просто… — последовала за ней вторая.
— Подошли поглядеть, и всего-то…
— За погляд денег не берут!
— Всего одна золотая «крепость»! Дешевле только задаром! Кто не хочет трогать — и не надо. А кто уже дотронулся — достаем кошелечки, вынимаем денюшку, не стоим столбами! — не унималась юная прачка.
Студиозус не был уверен, на счет «пять» или «шесть с половиной» толпа вокруг них пропала, но как-то неожиданно одну секунду разнаряженные и надушенные горожане напирали, прорываясь к грядущему преуспеянию, а в другую вокруг них остался только утоптанный снег, десятка три разнообразных пуговиц, дюжина носовых платков, пара бутылок и один поросенок.
Последнего, впрочем, очень скоро подхватил и унес то ли старый хозяин, то ли новый, и остались они снова втроем.
Пока в бурлящем противоречивыми мыслями мозгу студиозуса боролись за право прохода — и не получали его «Это ты здорово придумала!», «А ловко ты их!..» и «Тебя кто-то надоумил, или ты сама?..», на язык пробилась четвертая, не противоречащая покосившемуся мировоззрению чародея:
— Откуда у тебя бумага?
— Я подарок мадам Жюли на Новый год не успела подарить, — потупилась Мари. — Блокнот с розочками. Дорогущий… был…
— А карандаш?
— Это помада, — еще больше смутилась девушка.
— Тоже подарок кому-то? — поинтересовался через плечо впрягшийся в сбрую студент. — И тоже дорогущая?
Мари промолчала, не зная, признаться ли, что вчера вечером она первый раз в жизни купила косметику, чтобы накраситься и понравиться ему[24], или промолчать, если уж мысль о том, что помада может принадлежать лично ей, не пришла в голову ее герою самостоятельно.
Но герои на то и герои, чтобы не ждать ответов там, где их не предвидится, а вооружившись мечами-саморубами, копьями-самотыками, дубинами-самостуками — или даже тазами-самокатами — нестись безоглядно в новые дали.
Наученные горьким опытом, по дальним кварталам и безлюдным переулкам.
Проехав без малого полгорода по почти безлюдным в этот час проулкам[25], где-то в районе свечного заводика они сориентировались на местности и решили, что настала пора выезжать из тени: дом мэра был уже не так далеко. Оставалось повернуть налево, пройти кварталов пять-шесть, обогнуть закоулками центральную площадь, где весь город обычно собирался на встречу Нового года и всю ночь работали трактиры — и заветная цель будет достигнута.
Перед последним рывком студиозус приложил ладони к вискам ледяной статуи, прислушался, улавливая импульсы жизненных сил, и молча покачал головой на невысказанный вопрос девушки[26].
Та пожала плечами: «Тебе лучше знать».
«Ну помрет. Ну и что?» — прочитал язык телодвижений Агафон.
— Да как ты можешь так говорить! — возмутился он.
Мари растерянно заморгала:
— Я думала, тебя это приободрит…
— Если бы ты хоть когда-нибудь вообще думала… — раздраженно прорычал Мельников, проглотил недоговоренную часть предложения[27] и рванул вперед, едва не роняя злосчастного ректора на дорогу.
Верная Мари, глотая обиду вперемешку с непрошенными слезами, вприпрыжку бросилась за ними, чтобы удерживать и страховать — несмотря ни на что.
Перед тем, как повернуть в последний раз, Агафон остановился перевести дух — и тут его внимание привлекло подозрительно веселое столпотворение в устье улицы, впадающей в площадь.
— Интересно, что там такое? — помимо воли отвлеченный от невеселых мыслей, вытянул он шею.
Проходивший мимо пьяненький мужичок заулыбался, подумав, что спрашивают его.
— Люди эльгардского герцога, который приехал, задаром эль разливают! — радостно сообщил он. — Всем желающим! Не мешкайте, такое раз в десять лет бывает!
