Татьяна Андрианова - Хренодерский переполох
С другой стороны, глава совета магов Нилрем ясно высказал настоятельное пожелание, чтобы побег узника Сартакля оставался строжайшей тайной. Сам Флоднег, может, и смог бы унести ее с собой в могилу, только в ближайшее время умирать не собирался. И водворять неуловимого вампира в Сартакль в одиночку тоже. К тому же опыт показал, что даже оборотни здесь не помогут, а без них предприятие переходило из статуса невыполнимых в абсолютно безнадежное.
— Хорошо, — кивнул своим мыслям Флоднег. — Должен предупредить, что мое задание относится к разряду совершенно секретных, и о твоем участии в нем не должна знать ни одна живая душа.
Т преисполнился серьезности, отряхнул одежду от прилипшей листвы (он всегда чрезмерно следил за своим внешним видом, когда нервничал) и приготовился слушать.
— Что ты знаешь о замке-тюрьме Сартакль? — тоном строгого экзаменатора спросил Флоднег.
— Это тюрьма, которая находится посреди Ведьминого озера, на острове Беримор. Архитектурный ансамбль в готическом стиле спроектирован неизвестным зодчим на вершине горы Чертов перст. Непроходимый лес, полный нежити, и туман в виде знаменитых «слез вампира», убивающий все живое, делают побег из тюрьмы невозможным. К тому же сам Чертов перст представляет собой монолит с чрезвычайно твердой породой. Замок славится тем, что в нем содержатся самые опасные преступники. Со времен основания в нем тюрьмы не было ни одного побега, — четко, словно перед зелеными очами были испещренные рунами листы учебника, выдал полуэльф.
— Ты прав. Побегов не было, — усмехнулся Флоднег. — До последнего времени.
Лишь только мужское население Хренодерок в спешном порядке собралось в местном кабачке «Пьяный поросенок» для обсуждения животрепещущего вопроса о наглом похищении хренодерской ведьмы Светлолики двуипостасными, женская половина тоже объявила срочный сход за огородами. Подальше от мужских глаз. Быстроногие дочки головы Доненька и Ксанка стремительно обежали всех, включая старую бабку Рагнеду, сзывая на экстренный сход за огородами. Проигнорировать призыв жены головы Параскевы не решился никто. Поэтому, захватив с собой детей, веретена и вышивку, чтобы за болтовней и думами о судьбе села не только языку работа была, но и руки что-то полезное делали, быстро явились все, кроме старейшей жительницы Хренодерок, чьи старые ноги не позволяли передвигаться с былой легкостью. Но начинать без нее никто не решился. Маялись в нетерпении, переминались с ноги на ногу, пряли пряжу на поясных прялках, вышивали и точили лясы, обсуждая последние новости. Как обычно, Рагнеду привели под руки внучки, расстелили на камне старую кацавейку, бережно усадили дряхлую родственницу, сами же встали по бокам, чтобы помочь, если что, да и послушать, что скажут другие. Бабка скрестила узловатые пальцы на гладкой деревянной клюке, положила подбородок на кисти и обвела собравшихся подслеповатыми глазами.
Слово взяла Параскева.
— Бабоньки! — начала она трагическим тоном, каким обычно сообщают, что все родственники разом решили покинуть этот бренный мир и дружно повесились в сарае. — Скорбную весть принесла я вам. Нашу ведьму украли двуипостасные.
— О-о-о! — пронесся среди женщин восхищенный вздох.
В Волчьей слободе парни видные. Опять же и собаку заводить не надо, и охотники из двуипостасных хорошие — никогда без дичи домой не возвращаются. Правда, жить со зверем не каждая решится, но с другой стороны, зверями двуипостасные становятся не всегда, и даже когда обращаются, разум не теряют, что выгодно отличает их от диких оборотней. Дикие — они дикие и есть, сожрут и имени не спросят. А двуипостасный поздоровается только, да и дальше по своим делам потрусит.
— Так мы вроде того и добивались, — неуверенно молвила рыжая Алкефа, за чью юбку крепко держалась не менее рыжая дочка.
Все с интересом уставились на кокетку. Она нервно моргнула. Так как обычно столько женщин сразу смотрели на нее редко, и всегда после этого предлагалось оттаскать смазливую селянку за волосы, дабы перестала кокетничать с чужими мужьями и вырез на блузке делала поскромнее.
— Ну мы же для этого к ним ходили… в смысле — в Волчью слободу, — осторожно добавила Алкефа и на всякий случай сделала пару шагов назад.
Не то чтобы она действительно рассчитывала задать стрекача, путаясь в юбке и с малолетней дочерью на буксире, но, как говорится, береженого Всевышний бережет.
— Конечно, за этим, — неожиданно согласилась Параскева, и общее внимание переключилось на нее.
Алкефа вздохнула полной грудью, отчего ее выдающиеся вперед округлости соблазнительно качнулись в обрамлении глубокого выреза. Но на это никто не обратил внимания. Мужчин-то не приглашали.
— Но мы же мужьям этого не сказали, — уверенно продолжала жена головы. — Вот Панас, а за ним все остальные, решили, что ведьму утащили насильно. Теперь наши мужчины собираются в Волчью слободу отправиться — Светлолику выручать.
— И что с того? — звонко вопросил голос из толпы. — Сходят — прошвырнутся. Все лучше, чем в «Пьяном поросенке» заседать. Увидят, что с девкой все в порядке, и вернутся восвояси. Главное, чтобы на сам свадебный пир не угодили, а то жди их потом через месяц, и то вряд ли вернутся.
Женщины недовольно зашумели — мужей дождаться к посевной хотелось. Да и прежде, чем кидать в землю зерна, дела в каждом доме имелись: надо было и упряжь проверить и плуг поточить, да мало ли что еще. Неспроста свадьбы в селе предпочитали играть после праздника урожая, когда все с полей убрано, заготовки сделаны и опущены в глубокий погреб.
— Да. Но наши мужики — народ горячий, а сгоряча они не горазды слова говорить, сразу морду бить начинают, — поспешила Параскева напомнить односельчанкам известную и весьма оригинальную манеру общения мужей.
В этом мужчины Хренодерок ничем не отличались от жителей любой другой окрестной деревеньки. Недоразумения промеж них встречались часто, и так же часто обе стороны сначала обзаводились солидным набором синяков, шишек и ссадин, а уж затем братались за кружкой пива или чего покрепче в «Пьяном поросенке». При этом слепо следуя мужской традиции разбираться в сложных вопросах при помощи пол-литра. Оттого и сложилась у них пословица «без пол-литра не разберешься».
— И то правда, — поддержали жену головы задние ряды. — Наши горазды сначала кулаками махать, а уж потом разговоры разговаривать.
— Как бы не вышло чего…
— Двуипостасные могут не понять…
— А что тут понимать-то? — встряла ехидная бабка Дорофея, чей венчальный наряд перекочевал к ведьме без малейшего шанса на возвращение законной владелице, что безмерно огорчало прижимистую женщину. — Ежели девка не захочет, ее так просто со двора не сведешь. Коза и та сопротивляться будет.
— Неужели? — подбоченилась бабка Егозиха, с младых ногтей состоящая в контрах с Дорофеей. Кто и кого первый оттаскал за косички в раннем детстве, не помнил никто, но все точно знали, что если одна скажет «белое», другая непременно возразит: «черное» и покажет дулю. — А кто в прошлом годе с моего луга козу свел? Не ты ли?
— Да у тебя козы отродясь не было! — Дорофея умудрилась воинственно выпятить грудь, не упасть при этом и не заработать прострел. — У тебя же скотина сроду не водилась. Мыши с тараканами и те передохли. Ты же и хозяйка непутевая, и мужик твой в рванине всю жизнь ходит.
— Это я-то непутевая?! — возмутилась Егозиха, умудрившись не только выпрямить скрюченную старческим ревматизмом спину и не сломать ее при этом, но и привстать чуть-чуть на цыпочки, чтобы смотреться внушительней. — Да у моей свиньи поросята рождаются такие, что на ярмарке завсегда очередь за ними становится. Люди за полгода вперед записываются, цену любую дают и ручку целуют, как благодетельнице. А откуда у тебя коза? А? У тебя один петух облезлый, и тот помер своей смертью в прошлом году от недокорма.
— Это моя коза! — горячилась бабка Дорофея. — Я ее в прошлом году в Репицах сторговала в приданое. У нее самое жирное и сладкое молоко во всей деревне.
— А не пронесло ли тебя, воровку, с молочка-то ентого? — недобро сощурилась Егозиха, наступая на соперницу с неотвратимостью торнадо.
Окружающие осторожно расступились в стороны, давая место драке. Под горячую руку никто не желал угодить, да и зрелище обещало быть интересным. Вокруг противоборствующих сторон возникло нечто вроде пространства арены, где в центре, на камне, все еще в задумчивости восседала старожилка Хренодерок, опираясь на свою клюку. Спор неожиданным образом разрешила бабка Рагнеда. Она тяжело поднялась на ноги и от души перетянула спорщиц клюкой поперек спин. Сил у бабки уже почти не осталось, возраст давал о себе знать. Но бабы притихли — с Рагнедой ссориться никто не желал. Как бывшая жена головы, она пользовалась в деревне заслуженным авторитетом и уважением.
