Взять Чумазого! - Белянин Андрей Олегович
– Уровень норма, – заявил упырь в микрофон, делая вид, что не видит меня в упор.
Ему что-то ответили, потому что он пару раз кивнул, окинул взглядом датчики и протянул:
– Показатели?
Мне показалось или на его обычно невозмутимой морде застыла обеспокоенность? Он коснулся пальцем ушной раковины, вслушался:
– Понял, отбой у пятого, перехожу в реанимацию к Бойнич.
Его слова резанули мне слух. К Бойнич? В реанимацию? Очень надеюсь, что упырь ошибся, потому что речь шла о Славне. Я прекрасно помнил, что чертовка носила больничную одежду с двоечкой на спине.
Медбрат вернул на каталку флакон с мутно-зелёным раствором. От моего взгляда не ускользнуло, что на флаконе висит бирка с номером пять. При виде раствора мне стало не по себе, вспомнился третий этаж и дикие опыты над чертями. Мерзавцы пускали эту жидкость через кровь, и мне повезло, что в последний момент упырь получил отбой по внутренней связи. Вспомнился датчик, спрятанный в котлете. Всё верно…
Я снова пропускал капельницу, при том что последние дни меня пичкали химикатами будто фарш, из которого была сделана котлета. Спасибо тому безымянному чёрту, что вовремя остановил меня и успел дать спасительный совет…
На стойке, куда Викентий поставил мой неиспользованный флакон, стояло ещё несколько пронумерованных пузырьков с мутно-зелёной жидкостью. Среди них я увидел флакон с надписью «реанимация». Получается, с пол-литра яда предназначалось Славне?
Успокаивало только то, что она была жива, избежав участи убитого нечистого. Вот только была ли она в порядке? Я не успел найти ответа на свой вопрос – Викентий ни с того ни с сего вдруг наклонился к койке и уставился на подушку.
– Лекарства сегодня не положено, – тихо сказал он.
Кожа покрылась мурашками. Неужто медбрат не видел, что я сижу на краю койки. Или с кем он разговаривал там? На кого так внимательно смотрел? Пока я задавал себе вопросы, упырь продолжил говорить, не сводя взгляда с примятой подушки.
– Деян, нас беспокоит ваше самочувствие, вы в порядке? – Он продолжал пялиться на пустую подушку, но разговаривал со мной.
Я внимательно смотрел на упыря, пытаясь понять, что происходит с санитаром. Если эта шайка-лейка из медперсонала клиники действовала в одной упряжке с Жориком и Чумазым, то ничего удивительного – не то ещё можно было натворить, нанюхавшись ладбастрового порошка…
Мозг озарило грянувшей как гром догадкой. Под матрасом, в том месте, куда пялился упырь, лежал датчик. Челюсть отвисла. Упырь разговаривал с маленькой электронной штуковиной, спрятанной в куске мяса, в то самое время, когда я сидел на краю койки и наблюдал за этим со стороны!
– Деян! – зашипел упырь.
В этот момент Викентий услышал шум скрипнувшей под моим весом койки. Он медленно повернулся и уставился на меня. Это было жутко странное ощущение, когда на меня смотрели его чёрные, невидящие глаза. Дело дрянь. В любой миг упырь мог понять, что я сижу на койке, и тогда всё встанет по своим местам. Не теряя времени, я улёгся на койку.
– Всё в порядке. Со мной всё хорошо, Викентий.
Упырь завис, будто переваривая мои слова.
– В порядке, – наконец кивнул он. – Так и должно быть.
Медбрат успокоился, вернулся к каталке и двинул её к выходу из палаты. Но вдруг остановился, обернулся и приподнял бровь.
– Вы пили препараты вчера, Видич? – спросил он.
– Пил, – соврал я.
Викентий взглянул в свои записи. Я видел, как тело упыря ни с того ни с сего свело конвульсией. Сложилось впечатление, что он впал в ступор, не зная, что ему делать дальше.
Неудивительно, ведь в записях Викентия не была проставлена отметка, тогда как медбрат знал, что она там должна была быть. Он склонился над своими бумагами, в буквальном смысле завис, странно подёргивая плечами. Я же покосился на камеру.
Что за ангельщина творилась здесь, позвольте спросить? И та штука с объективом, висевшая под потолком, что она покажет на экране? Как запоёт Висконский тогда? Впрочем, я не собирался ни о чём разговаривать ни с баггейном, ни с ним, если не хотел, чтобы этот разговор стал для меня последним. Идти на попятную было слишком поздно.
Не знаю, что меня дёрнуло рискнуть, но я резко поднялся с койки и подошёл вплотную к упырю, замершему над стопкой бумаг. Демонстративно помахал лапами прямо перед его мордой. На мгновение показалось, что лапа медбрата дёрнулась за шокером, но нет – он вдруг ожил и лишь исправил что-то в своих записях.
Скорее всего, внёс корректировки о дозе в историю болезни. Затем упырь повернулся к койке. Ну то есть к подушке.
– Всё верно, Деян, – отчеканил он. – Ошибка в истории болезни.
Он смотрел на койку. Только вот незадача, там никого не было! Медбрат в упор не видел меня, стоявшего всего в метре от его каталки. Что же это творилось тут? Может быть, вытащить у Викентия электрошокер, пока его взгляд закрывали шоры, да пустить через него разряд? Пусть на своей шкуре попробует, что это такое…
В ту же минуту я вдруг вздрогнул, будто ужаленный, и попятился. Вместо лапы, которой упырь делал пометки в истории болезни, у Викентия выросла клешня. Но стоило зажмуриться, как наваждение пропало. Зато меня посетила мысль, которая не приходила прежде: «А что, если упыри и баггейн являются точно такими же заложниками этого странного места, как и их пациенты?»
И заложниками их могли сделать те самые существа со светящимися красными глазами. Это было сродни озарению. Как ещё можно было объяснить, что упырь реагировал на датчик, но не обращал внимания на меня, когда я размахивал лапами перед его мордой?!
Разве только подобным чипом, вживлённым в его голову. По-другому объяснить поведение медбрата я не мог. Однако за этим следовал сложный выбор – что делать со всем этим? Без датчика в голове, с шансом остаться незамеченным я мог бежать отсюда!
Я покосился на копавшегося в бумагах упыря, перевёл взгляд на дверь палаты. Бежать, добраться до телефона, привести подмогу, разворошить это змеиное гнездо, но…
Это значило бросить в клинике остальных, и прежде всего Славну! Я не мог позволить, чтобы жижа мутно-зелёного цвета попала в её кровь и красавица-чертовка пострадала от лап преступников. Другой вопрос, как я мог этого не допустить.
Стойка с пронумерованными флаконами для капельниц стояла на медицинской тележке, на которой упырь заполнял историю болезни. Украсть их все? Нет, не выход, я понимал, что если упырь не видит меня, то он непременно увидит стойку, ускользающую из-под его носа. Необходимо было срочно придумывать какие-то другие варианты. Нечто, что не вызвало бы подозрений…
Ничего толкового не шло в голову. Упырь закончил с историей болезни и пошёл к дверям. Была не была – я бросился под колёса его тележки. Викентий, который не видел меня, со всего маха въехал во вдруг выросшее на пути препятствие. Стойка с грохотом перевернулась. Медбрат отпрянул к шкафу с зеркалом, наблюдая, как вытекает мутно-зелёная жидкость из флаконов для капельниц.
– ЧП в пятой палате, док! – процедил он в скрытый микрофон.
Пол палаты залило тёмно-зелёной жижей. Я бросился к койке, завалился на матрас, чудом не снеся приборы вокруг. Упырь даже головы не повернул. Его физиономия по-прежнему не выражала абсолютно никаких эмоций. Викентий вёл себя так, будто бы ничего не произошло.
Лопоухий доктор Висконский не заставил себя долго ждать. Не прошло и минуты, как баггейн влетел в палату. На морде оборотня застыла гримаса ярости. Он посмотрел на перевёрнутую тележку, перевёл взгляд на медбрата, замершего у шкафа, и раздражённо буркнул:
– Есть готовый раствор?
Упырь развёл лапами. Видимо, готового раствора не было. От волнения я облизал пересохшие губы. Висконский, пожирая глазами Викентия, поднял разлетевшиеся по полу истории болезни, надел на пятак очки.
– Подготовь к лаборатории экспонат из реанимации. – Он резко развернулся и вышел.
После его слов я вновь поднялся с койки, не обращая внимания на предательский скрип пружин. Не было сомнений в том, что лабораторией здесь называли комнату с белыми стенами. Выходит, сегодня настал черёд Славны отправляться туда.
