Попаданцам предоставляется общежитие! (СИ) - Макарова Алена
-- А имя у твоего прыщавого божества имеется?
-- Да! Это возвышенное, дивное виденье… Этот идеал совершенства… Ваша подруга. О, какое благозвучное, ласкающее слух имя – Ольга!
Удивить меня трудно: два года работы в школе, три – в приюте… Если бы фей сейчас огнедышащим драконом обернулся, а потом цветочной пыльцой рассыпался, я бы только за совок взялась и на лишний мусор посетовала. Но свести вместе идеал совершенства, прыщавое чучело из поэмы и ведьму у меня не получилось. Триединое существо выглядело бы страшней магистратской статуи.
-- Так это ты мою подругу так расписал?! И глаза у нее не вишни, и стан не румяный? На себя посмотри! Напоследок! Следующую балладу будешь в кладовке, на шие и воде сочинять! Чтоб диета мозги прочистила!
Зеркало услужливо подсунуло поэту оскалившееся в плотоядной улыбке отражение с черными провалами глаз. Базилик судорожно замахал крылышками, бросился назад и наткнулся на мой взгляд, как перезрелый помидорчик на шампур.
В огнедышащего дракона превратилась я и готова была вот-вот испепелить покусившегося на святое стихоплета. Фей попытался спрятаться за широкой спиной кобольда, но тот козлом отпущения (или каким-нибудь другим глупым животным) становиться не пожелал.
-- Эт-т-то ббыла ал-л-легория… Я хотел п-показать, что остальных женщин в сравненьях пошлых оболгали*, а м-моя изб-б-бранница лучше всех…
-- Показал?! Сейчас я тебе покажу!
Я была голодна, зла и непрошибаемо далека от аллегорий. А Базилик опасно близок к заточению и шию. Чтоб навсегда зарекся свои эпиграммы под видом сонетов корябать! На его счастье, в дверь, после деликатно-изящного стука, заглянул Дейв.
-- Виера, прошу простить меня за неуместное и несвоевременное вторжение, но не могли бы Вы уделить моей скромной персоне некоторую толику Вашего драгоценного времени?
Отпущенный (до поры, до времени) фей в буквальном смысле вылетел из кабинета -- при каждом прыжке зависая в воздухе и дрожа крылышками. Проем на такие фигуры пугливого пилотажа был не рассчитан, и по коридору поэт покатился уже кубарем.
Так ему и надо! Будет знать, как почти беззащитных ведьм обижать! Кобольд поспешил следом за неудачливым клиентом. Дверь закрылась, но память о поэзии неприятным осадком на душе осталась. Как грязь на испачканном ботинке: вроде и не видно под юбкой, а все равно про нее знаешь.
-- Тоже о любовных чувствах говорить будешь? -- Мрачно пошутила я, еще не отойдя от чужого творчества.
Сарказм на голодный желудок вреден. Особенно для окружающих. За три года знакомства я впервые увидела Дейва растерянным. Удивительное зреелище! Всю мою злость, как не купленным ведерком с песком затушило.
Друг смотрел на меня… Не знаю. Все приходящие на ум слова слишком блеклыми казались.. Темный жаркий взгляд был почти осязаемым. Завораживал, обволакивал, притяшивал. Окружающий мир померк, закружился, как будто я огрского самогона хлебнула.
Наши глаза сцепились в … напряженно звенящем ожидании? Стальном захвате выкованного за эти годы понимания и доверия? В чем-то еще, неизвестном и мне пока непонятном?
-- Виера! Вы действительно считаете, что нам нужно… Пора поговорить о любви?
* Строчка из стихотворения Александра Одоевского.
* Уильям Шекспир Сонет 130 Перевод С.Я.Маршака. Все, что идет после первой строчки – наглое издевательство автора над беззащитной классикой.
О (не) понимании?
Глубокий баритон Дейва спугнул, разрушил охватившее меня оцепенение. Странное чувство отхлынуло, впуская на занятое было место привычный мир, привычную обстановку, такого привычного друга. Что-то внутри еще скреблось, царапалось, пыталось достучаться до меня. Сожаление? Грусть? Облегчение…?
Я вытряхнула неведомую дурь из головы (слишком часто она на меня накатывать стала) и постаралась сосредоточиться на делах. Тоже еще неизвестных, но уже насущных.
-- Нет, конечно, извини! Меня чужим талантом так расплющило, что шутить нормально разучилась. Что опять стряслось?
Вместо ответа Дейв прошел к окну, немного постоял у него, всматриваясь в ничем не примечательный приютский двор, помолчал. Как будто решал, стоит ли вообще говорить и что именно надо мне сказать. Я не торопила. Давить на него бесполезно, вопросы задавать – глупо. Как посчитает нужным, так и сделает.
-- Возможно, я не совсем верно и излишне поспешно оценил Ваши чувства и поступки, но мне показалось, что некоторые внезапно открывшиеся обстоятельства могут показаться Вам интересными и заслуживающими внимания…
Очередная пауза затянулась. Я насторожилась: обычно приятель за словом в карман не лез. Наоборот, уже оттуда вынутые запихнуть обратно хотелось. Хотя бы половину. Дейв еще раз внимательно и пристально взглянул на меня, словно что-то новое на моем лице пытался высмотреть, и все-таки продолжил. Правда, закончить не успел. Уже на середине его речи я заполошенным зайцем понеслась к двери, решив, что остальное и на ходу досказать можно. А лучше – на бегу!
Какой-то гад нанял целую шайку местного отребья, заказав им убийство Вилена! Шулер случайно услышал, что нападение состоится завтра утром, когда чиновник будет в город возвращаться. Где именно, разузнать не удалось, но и так догадаться не трудно. Проходящая сквозь лес дорога -- самое удобное и подходящее для этого место.
До города мы доехали в рекордные сроки, едва не снеся торчащих в воротах стражников. Хорошо еще, Дейв догадался захватить следившего за Виленом лепрекона, и он нам нужный дом показал. Но там непоседливого чиновника не оказалось. Еще вчера куда-то по служебным делам уехал и обещал к завтрашнему обеду вернуться. И как его теперь предупредить?!
Магистрат уже закрыт. Придется всех известных мне чиновников обойти и нужные сведения из них вытрясти. Должен же хоть кто-то знать, в какой из окрестных городков Вилен уехал! Дейву почти силой пришлось меня в телегу запихивать и домой везти. Смирилась я только после его слов, что бандитов сами управленцы могли нанять, и мы своими расспросами еще хуже сделаем.
Пока обратно ехали, я попыталась составить план поисков, но ничего не вышло. Мысли путались, разбегались, скакали во все стороны, как зайцы, которых сосчитать хотят. Я злилась на противного Вилена, неведомо куда в одиночку ускакавшего, на бегущую слишком медленной рысью лошадь, на пытающегося меня успокоить Дейва, на все вокруг!
Вокруг торчали деревья, и их было слишком, на мой взгляд, много. Большая часть нашей провинции занята лесами разной степени проходимости. Проплешины окрестных городков и деревень связаны между собой тропинками, дорогами, широкими просеками. Как угадать, откуда и по какому пути Вилен в город поедет?
Собранный совет моей тревоги не разделял. Друзья отнеслись к страшному известию на редкость спокойно и равнодушно. Как к ерунде неважной!
-- Одним магистратским пауком меньше станет, нам-то какое дело?
-- А какое ему до нас дело было, когда он ключи добывал?! Финансирование приюту выбивал? Вы сами хуже чиновников, никакого добра не помните! -- Вызверилась я. Они что, вообще ничего не понимают? Человека убить хотят, а эти… сидят тут, рассуждают. Искать его надо, срочно!
Я попыталась еще что-то доказать, объяснить, достучаться, но, совершенно неожиданно, плюхнулась на стул и разрыдалась. От накопившегося за последние дни напряжения. От страха за жизнь этого противного чиновника. От отчаяния и полного бессилия. В одиночку я не справлюсь и Вилен… Он же погибнет!
-- Вера, ты чего, а? Да отыщем мы этого чиновника, никуда он не денется. Нашла из-за кого реветь! Их там целый магистрат сидит!
Подруга сунула мне под нос воняющий ядреными духами платок и попыталась успокаивающе погладить по макушке. Я упрямо мотнула головой, отказываясь и от того, и от другого. Пошли они все к упырям в пасть, со своими утешениями!
-- Виера, не плачьте! Мы найдем его, обещаю! – В голосе Дейва звучало такое напряжение, что мурашки по спине зашелестели. Если меня всю трясло от не выплеснутых рыданий, то друг ненамного краше выглядел. Он еще держал себя в руках, но… того и гляди, чересчур натянутая на колки струна с протяжным звоном лопнет и хлесткими обрывками всех вокруг ударит. Мне стало еще страшнее. Я попыталась поймать взгляд Дейва, но он упорно смотрел куда-то в сторону.
