Михаил Ахманов - Клим Первый, Драконоборец
Лицо Дезидерады залила бледность.
– Мы уже говорили об этом, мой король. И я сказала, что не настаиваю. Совсем не хочу, чтобы ты выполнил обещание… Ведь обещано не тобой!
– Да, мы говорили – здесь, когда я впервые пришел к тебе, – подтвердил Клим. – Я помню, что ты сказала, и помню, что я ответил. Помню! – Он склонил голову в знак прощания. – Вира лахерис, принцесса! Живи вечно!
На улице его поджидали белый жеребец, два юных герольда и воины охраны под командой усатого сержанта Тлифа. Забравшись в седло, он похлопал коня по атласной шее, и тот медленным шагом двинулся по Королевскому проезду – но почему-то не вверх, к замку, а вниз, к городской площади. Сердце Клима ныло, и грызла его тоска. Он отверг любовь прекрасной женщины, такой желанной, такой восхитительной и близкой… Нет, не близкой, возразил он самому себе; потому и отверг, что не близкой, и с течением лет дистанция меж ними только увеличится. Дистанция будет расти по мере того, как наступит старость, как седина коснется его волос, а лицо избороздят морщины. Век людской так короток в сравнении с эльфийским! Причина была понятна, но это не утешало. Неужели в новом сказочном мире, как и в том, прежнем, он обречен на одиночество? Невеселая перспектива!
Белый конь будто сам выбирал дорогу. Они пересекли площадь, проехали мимо храма Благого и свернули на запад, к реке Помойне и мосту. Куда это я?.. – мелькнуло у Клима в голове. Но он не натянул поводья и не пришпорил жеребца. Странное чувство вдруг охватило его: казалось, что эта дорога – самая верная, что едет он туда, куда нужно и должно ехать, и какие бы силы или заклятия ни направляли коня, нет в них угрозы. Хотя, быть может, и таится неожиданность.
Речная улица открылась перед ним. Сзади топотали копыта лошадей, но стража и герольды ехали в молчании; никто не спросил короля, для чего и куда они направляются.
Добрались до маленькой площади с фонтаном, изображавшим русалку с аппетитными телесами. Как и помнилось Климу, тут стоял дом с башенками и колоннами, заведение матушки Ужи, местная обитель разврата. По дневному времени ставни и дверь были затворены, но на балконе сидела девица в неглиже и прихорашивалась, посматривая в зеркало. Клим придержал коня, поднял голову. Что-то было в ней знакомое – не та ли рыжая, что обнимала его на пиру в «Шердане» и предлагала проветриться и поиграть в динь-динь? Кроме рыжей масти и лукавых глазок ничего не сохранилось в памяти; имени ее он тоже не знал.
– Эй, красавица! – Клим улыбнулся и помахал рукой. – Как дела у жриц любви? Не обижает ли кто? Не чинит ли каких утеснений?
– Утеснений! – буркнул кто-то из воинов за его спиной. – С матушкой Ужей только свяжись! Без штанов останешься!
Барышня на балконе встрепенулась и живо сделала книксен.
– Вира лахерис, мой господин! Хвала Благому, дела идут не хуже, чем в былые дни. Вот только Джакус-трактирщик нам отказал. Наверняка убыток терпит, а в кабак свой не пускает.
– Отчего же? – полюбопытствовал Клим.
– Зазноба у него появилась, новая служанка. Скромница, из порядочных. А мы, значит, стервы и шлюхи! – Рыжая презрительно выпятила губу, потом стрельнула туда-сюда глазками. – Не заглянешь ли, государь? Порадуй, окажи милость! Уж мы для тебя расстараемся!
– В другой день, любвеобильная моя, – произнес Клим. Теперь он точно знал, куда направляется. В «Золотой шердан», к Джакусу, братцу Омриваля! И казалось ему, что в это заведение он должен был наведаться вчера, или позавчера, или еще раньше. Почему и зачем, он не смог бы объяснить, да и не искал объяснений – разве нужна особая причина, чтобы пойти в кабак и залить тоску?
Клим повернулся в седле и оглядел свою свиту: шестерых гвардейцев в доспехах, усатого сержанта и двух щеголей-герольдов в зеленом и синем в белую и красную полоску. У одного из юношей к поясу был подвешен горн.
– Обедать будем, парни, – сказал он и кивнул горнисту. – Труби, зеленый! А ты, пестренький, живо в трактир! Скажешь хозяину, чтобы стол накрыл для короля и свиты. По-простому, без затей. – Клим покосился на своих бравых воинов и добавил: – Только не напиваться, орлы. Тлиф, ты отвечаешь!
– Так точно, твое величество! – Спрыгнув на землю перед воротами трактира, сержант подкрутил усы и начал распоряжаться: – Ясавей и Солак, займитесь лошадьми. Кегел, встанешь на пост во дворе, потом тебя сменят. Остальные – за государем. Больше двух кружек не пить. И смотрите в оба глаза, чтобы величеству не докучали!
В трактире, однако, не было ровным счетом никого. Под высоким потолком с дубовыми балками царила тишина, не горел огонь в очаге, не крутились вертела, не пахло жареным, не бегали меж столов расторопные слуги. Но Джакус находился здесь, и казалось, запустение в трактире его совсем не огорчает. Выглядел он задумчивым, но довольным: в очах – мечтательность, по губам то и дело скользит улыбка…
Преклонив колени, хозяин начал бормотать извинения – дескать, не ждали, твое величество, не развели огонь, не нацедили вина… Клим прервал его, махнув рукой, сел на лавку и велел поторапливаться. Не прошло и четверти часа, как гвардейцы натаскали дров и раздули огонь, а Джакус насадил на вертела барашка и пяток гусей. Затем на столах появились кувшины с вином, колбасы, окорок, моченые яблоки и прочие закуски, и сразу стало веселее. Загудело пламя, от очага поплыли соблазнительные запахи, в кувшинах булькнуло вино… Клим, оценив стать своих гвардейцев, заметил вслух, что двух кружек мало, тут сержант погорячился, надо по три, а лучше по четыре – такая его королевская воля. Кто бы возражал, буркнул Тлиф и отправил воина в помощь Джакусу, цедить из бочки вино. А тут и гуси с барашком поспели.
Отрезав добрый ломоть мяса, Клим откусил, прожевал и запил чашей вина. Оно было не кислое и не сладкое, а терпкое, с чудесным ароматом и красное, как кровь. Крепкое винцо, не хуже, чем в королевских погребах. Очень подходящее, чтобы залить тоску и горе.
Наслаждаясь его вкусом, он покосился на Джакуса, хлопотавшего у бочек. Определенно парень изменился… Вроде бы все при нем – синие глаза, длинные ресницы и светлые кудри до плеч, но выглядит он как-то по-другому. И одет щеголевато, в рубаху тонкого полотна и жилет, расшитый бисером… Ухоженным выглядит, внезапно понял Клим, ухоженным и счастливым! Женская рука заметна – не иначе, как скромницы-зазнобы.
Он подозвал Джакуса:
– Что так пусто у тебя? Ни слуг, ни гостей, ни девочек?
– Закрываю трактир, твое величество. Слуг рассчитал, гости не заглядывают, а потому и девочек нет. – Покраснев, Джакус добавил: – По правде говоря, девочкам я сказал, чтоб больше ко мне не ходили. И не ходят. Обиделись!
– Что же ты их отвадил? – спросил Клим, отрезая еще кусок баранины. – Какая на то причина?
Брат Омриваля покраснел еще сильнее.
– У меня, государь, все же не заведение матушки Ужи. А девочки с гостями… гм… вольничают да заигрывают. К кому прижмутся, к кому на колени сядут, лиф расстегнут или там… – Он замолчал.
– Помню, помню. – Клим потянулся за гусиной ножкой. – В прошлый раз ко мне одна прилипла, рыженькая такая… – Он обглодал ножку, выпил пару глотков и закусил моченым яблоком. – Хорошее вино! Откуда?
– С виноградника сира Жинуса, бывшего твоего казначея, что пропал без вести. Наследники его добро делят, а виноградник решили продать. Соберусь с деньгами, куплю. Опять же за трактир что-то выручу. Там усадьба с домом, вокруг поля да рощи и от столицы не очень далеко. Займусь виноделием, государь, а еще думаю пчел разводить и пауков-шелкопрядов. – Взор Джакуса затуманила мечтательная поволока. – Будем жить среди лугов, лесов и виноградных лоз…
– Будем – это число множественное, – заметил Клим, кивая на свою пустую чашу.
Джакус налил ему вина.
– Ну, может, не один я там поселюсь, твое величество. Я от титула отказался, и не надо мне жены благородных кровей. Могу выбрать девицу из простых, зато трудолюбивую и без капризов.
– Лукавишь! Ой, лукавишь! – Клим покрутил чашу, любуясь рубиновым цветом напитка, потом отхлебнул. В голове у него слегка шумело. – Выбрал ведь уже. Выбрал, и нечего королю баки забивать!
Рука Джакуса дрогнула, вино пролилось на стол. Взмахнув ресницами, он упал на колени.
– Прости, мой господин, и правда выбрал…
– Так где же она?
– Там. – Он махнул в сторону дверей, что вели в жилое помещение таверны. – Стесняется… А я, государь, до могилы твой слуга и должник! Ты эту девушку спас, и в день суда я ее увидел. Увидел чудо исцеления и глаз отвести не смог. Увидел, как везут ее в замок, и с той поры только о ней и мечтал, не зная, где ее встретить… А через недолгое время Терине сама ко мне пришла и попросилась в служанки. Не чудо ли? Скажи, разве не чудо?
– Не чудо. Кисмет! – молвил Клим, взирая на склоненную голову Джакуса. – Что значит – судьба, как говорит один мой знакомый.
– Я ее позову, – не поднимаясь с колен, произнес Джакус. – Благослови нас, государь.
