Дарья Проценко - Оазис
Госпоже было весело. Подруги шутили, она смеялась. Я не вникал в суть беседы, стояли мы довольно далеко. Драконы за моей спиной тихо перешептывались, завидуя двум счастливчикам довольно устроившимся у ног госпожи. Сладости, которые женщины брали своими точеными пальчиками, исчезали вы их милых ротиках, а они в это время не отказывали себе в удовольствии бросать томные взгляды на нашу группу. Я знал, что многие женщины Дагайры делятся друг с другом своими наложниками. Поэтому не исключил, что многие из наложников ждут того, что какая-нибудь из подруг госпожи обратит на них свое внимание. Но внимание неожиданно привлек я.
Госпожа что-то долго и увлеченно рассказывала подругам, которые наперебой задавали вопросы, а потом подозвала слугу и ткнула в меня пальцем. Слуга подошел, склонился передо мной в поклоне и после чего жестами показал следовать за ним. Довел меня до середины зала, указал на желтый выложенный мозаикой круг и отошел на свое место. Я остался стоять и разглядывать разнообразие мозаичных узоров. Потому что боялся поднять на госпожу глаза.
Женщины тем временем с грацией хищниц поднялись с подушек, подошли ко мне, окружили меня и защебетали то и дело притрагиваясь то к моей спине, то к волосам.
— Красавчик!
— Какой милый дракон!
— Он еще не дракон, — довольно улыбнулась госпожа.
А я, сжав зубы, залился краской. Никогда не думал, что эта тема будет вызывать в меня такой мучительный стыд.
***После разговоров с Телльмууром я отправилась в сад. Сад в их доме был интересный, он был разбит на две части. В одной спокойно росли цветы, кусты и деревья, а другая представляла собой сад статуй. Я читала про такие сады в книгах, но в нашей легкой и беззаботной Аэрте люди уделяли время прежде всего эстетике и естественности, поэтому такое увлечение у нас вряд ли бы прижилось. Я очень люблю природу, но она действует расслабляюще, а чем древнее какое-либо природное явление, тем больше созерцательной мудрости может оно нам передать, мешая действовать и верить в наши порывы, потому что они кажутся мимолетными, а, следовательно никому не нужными с точки зрения вечности бытия… Иное дело сад статуй…
Статуй здесь было не менее сотни. И стояли они очень гармонично, но бессистемно, из-за чего блуждать в этом саду можно было долго. Я и ходила, чуть прикасаясь к ним руками, теряя путеводную нить и все больше и больше погружаясь в свой внутренний мир, оставляя все внешнее в стороне, за пределами этого волшебного сада. Статуи мужчин и женщин, в разных позах, с одухотворенным или задумчивыми ликами, протягивающие руки к небу и опустившие взгляд к земле. Сидящие, читающие, вопрошающие, в гневе разрывающие на себе одежды, просящие и снисходительные. С мудрыми мраморными глазами, тонкими запястьями и необыкновенными телами, изгибы которых давали представление о настоящей красоте, той, которая живым недоступна. В саду не было одиночества, а лишь холод разума. Здесь прекрасно думалось и чувствовалось.
Уже давно глубоко в душе понимала, что стала считать Лельмаалата своим. Несмотря на то, что мы с ним мало знали друг друга, но он незаметно забрал себе какую-то важную часть меня. Да, я была неискушенной, и, понятное дело не имела особого опыта в любовных делах, чтобы с видом знатока рассуждать о том, как должны завязываться и развиваться отношения, но я понимала, что тот хрупкий цветок надежды, который мы с Лельмаалатом смогли вырастить в песках Дагайры стоит дорогого, и далеко не с каждым человеком вообще можно вырастить такой цветок. Какой бы я ни была женщиной с духом воительницы, но вернуть Лельмаалата хотела вовсе не потому, что его похищение пятнало мою рыцарскую честь. Я хотела идти с ним дальше. А уж по жизни или не по жизни это как получится. И потом мне казалось, что я смогла понять Лельмаалата, и мне не хотелось, чтобы из-за минутной прихоти какой-то воительницы он навсегда распрощался со своей мечтой.
Вернулся отец, он оторвал меня от моих мыслей и вывел из сада. Мы сели на широкую каменную скамью в тени пушистого куста и он начал неприятный для меня разговор.
— Арье, сегодня я говорю с тобой и как отец и как регент. Я понимаю твое желание, намерения и решимость, но все-таки считаю разговор необходимым.
— Папа, что ты хочешь?
— Когда ты пошла в Оазис Курмула, я не возражал, хотя думал что тебе будет сложно. Но, это был проверенный путь. Я знал, что такое Оазис, я максимально тебя подготовил… Но то, что ты собираешься делать сейчас, это чистой воды авантюра…
— Папа, я это знаю.
— Я уже понимаю, что я бессилен, понимаю, что вряд ли ты будешь ко мне прислушиваться. С одной стороны я рад, что мне удалось воспитать тебя своевольной и решительной, а с другой стороны я негодую на то, что ведешь себя как упрямый мальчишка. Веришь чувствам, отключая разум.
— Пап! Пойми, ты снаружи, а я внутри, и эти испытания, как мне кажется и есть то, к чему я готовилась, идя в Оазис. Легко быть сильной и смекалистой там, где от тебя этого ждут и заранее известно, что нужно сделать, чтобы добиться успеха. Считай, что это мое испытание на взросление, поэтому мне надо пройти его с честью. Чего бы мне это не стоило.
— Значит, шансов тебя переубедить нет?
— Нет.
— Ладно, — отец поднялся со скамьи, — по крайней мере, отношение мое ты теперь знаешь. И будешь себя беречь!
— Обещаю!
— Пойдем, сейчас приедет Миритис. Нужно будет еще раз все обсудить.
***Вернувшись к себе. Я бросился на постель. Меня душила ярость и бессилие. Я не знал, что делать дальше. Я тут уже двое суток. Но так до сих пор ничего не знаю и не понимаю, как мне сбежать. А липкая паутина Дагайры не отпускает меня ни на секунду. Я бьюсь как песчаная муха, мои крылышки увязают, а глаза перестают замечать очевидное. У меня появляются слабости. По сути, я уже не вижу ничего плохого в гаремной жизни. Достаточно просто покориться. Потому что так проще. Потому что я один. Потому что не уверен, что смогу.
Чтобы хоть как-то успокоиться я пытался вспомнить что-нибудь приятное и значимое для себя, и в мыслях воцарилась Арье. Пока мы шли по пустыне, я даже не задумывался, что она для меня значит. А теперь понимал, что лучше женщины, чем она в моей жизни уже не будет. Почему человек никогда не ценит, пока не потеряет?
Она ворвалась в мою жизнь, но все время подчинялась моим желаниям. Ей было со мной хорошо. Я был для нее важен сам по себе. Она подарила мне кинжал. Самый нужный подарок в моей жизни. Я всегда буду тебя помнить. Моя непринудительная женщина.
А кинжал мне еще пригодится.
***Миритис была довольна.
Мы вчетвером собрались в гостиной. И она торжественно сообщила.
— Я его видела!
У меня отлегло от сердца. Лельмаалат жив!
— Но он в гареме и послезавтра свадьба.
Отец и Телль молчали. Миритис выжидательно смотрела на меня.
— Я должна! — сказала я с вызовом.
— Арье, мое отношение ты знаешь, — барабаня пальцами по столу, сказал отец.
— Я согласна с Вильмааром. Арье, это практически невозможно. И более того, бесполезно!
— Как он?
— Нормально. Умыт, причесан. Тоски в глазах нет.
Ну, еще бы! В его черных ярких глазах можно увидеть все что угодно от ярости до желания, но только не тоску.
— Да, Арье, я даже не знаю, сообщать тебе эту информацию или нет… Но, наверное, ты должна знать. Хотя это и странно для Тагирас… В общем, Лельмаалат еще не дракон.
Отец и Телльмуур удивленно переглянулись. А я улыбнулась. Сама не знаю чему. Причин может быть масса.
— А сама Тагирас, — спросил отец, — она, что думает о нем? Может, он ей все-таки не так уж сильно и нужен. Может, сделать его наложником, и попытаться заполучить на правах вашей дружбы?!
— Мы с Тагирас не настолько близки. Просто у нас есть общие дела. Ты же понимаешь, Вильмаар, что мне приходится общаться с некоторыми воительницами не потому что они мне слишком нравятся… Хотя я думаю, что она бы мне не отказала. Но наложником она его не сделает.
— Муж… — Произнес Телльмуур задумчиво, — и свадьба… А на свадьбу мы сможем попасть?
— Хм… Думаю, да. Тагирас сегодня нам хвасталась своим Лельмаалатом и не упустит случая продемонстрировать его во всей красе и еще раз показать всем насколько она успешная женщина…
— Может быть, ему самому нравится в гареме?
— Папа, ты опять за свое?
— Арье! Я считаю, что мы должны рассмотреть все варианты. Может, и на свадьбу идти не придется.
— На свадьбу мы по-любому пойдем! Или я завтра же пойду и вызову ее на поединок. Хоть на ее условиях, хоть нет. Мне уже все равно. У меня такой настрой… Боевой… Не думаю, что она выживет.
— Успокойся, — сказала Миритис, — на свадьбу мы, конечно, пойдем, и со свитой. Чем больше народу будет, тем лучше. Тебя будет легче спрятать. Я не думаю, что Тагирас всерьез считает, что ты придешь за Лельмаалатом, но она не дура. Узнать тебя она вполне способна…
