Виктор Емский - Индотитания
Гера зажала нос рукой, а Зевс ехидно у нее поинтересовался:
— Что, вкусные запахи диете мешают? Расслабься, дорогая. Птица — пища как раз диетическая. Хочешь крылышко?
Гера, бросив на своего мужа уничтожающий взгляд, ничего не ответила. Вишну, задрав голову, громко спросил:
— Гаруда, друг мой, что с тобой случилось?
Обгоревшие веки Гаруды поднялись, клюв щелкнул, и раздался вопль:
— Пенис!!!
Присутствующие переглянулись между собой, а Вишну с Брахмой сделали это четырежды.
— Что он сказал? — поинтересовалась одна из голов Брахмы.
— По-моему, «пенис», — высказал свое мнение Аполлон. — Мне кажется, он имел в виду то, что ему надоело быть Гарудой, и потому он сменил имя.
— Это правда? — спросил Вишну, задрав голову вверх.
— Пенис!!! — вторично проорал Гаруда, глядя прямо перед собой.
— Что я говорил! — радостным голосом сказал Аполлон.
— Фу, какая пошлость! — возмутилась Гера. — Разве можно носить такое физиологически скотское имя!
— Сейчас исправим, — с готовностью заявил Аполлон. — Можно заменить пару букв в этом слове, и получится приличное имя. Ну, например, Оникс. Нет, не то. Ну, Фенис. Опять не звучит. Вот — Феникс! Как вам?
— Постойте! — воскликнул Вишну. — Зачем Гаруде менять имя?
— Это — право любого разумного существа, — безапелляционно заявил Аполлон. — Захотел Гаруда стать Фениксом — туда ему и дорога.
— А что, Феникс — отличное имя, — сказал Зевс. — Гораздо лучше, чем Гаруда. Так и будем теперь его называть.
— Да с чего вы взяли, что Гаруда решил поменять имя? — Вишну ничего не понимал в возникшей ситуации.
— Но он же сам об этом заявил во всеуслышание! — Аполлон покачал головой, возмущаясь непонятливостью инда. — Давайте его еще раз спросим об этом. Эй, Гаруда, ответь нам!
Гаруда раскрыл клюв и громко крикнул:
— Пенис сгорел!!!
— Что я говорил! — радостно продолжил Аполлон, но вдруг замолчал и спрятался за спиной Зевса.
— А он вообще был у него? — спросила Гера, заинтересованно вглядываясь в Гаруду.
— Да, — ответил Вишну. — Только его не видно было из-за перьев. Теперь перьев нет. Как, впрочем, и пениса.
— А у меня есть, — сказал Прометей, который все это время слушал разговор, насмешливо улыбаясь. — Вы про меня не забыли случайно?
Взгляды богов и индов обратились на него. Гера, внимательно осмотрев Прометея, встретилась с ним глазами. Тот тут же подмигнул ей и сообщил:
— Богиня, прошу не забывать, что у меня давно не было женщины, и потому твой пытливый взгляд сильно меня тревожит.
Гера неожиданно покраснела и отвернулась. Зевс, осознав, что встревожило Прометея, строго поинтересовался:
— Кто это додумался пристегнуть его к скале обнаженным?
— Полифем, — хором ответили Гермес с Гефестом.
— Устранить это безобразие сегодня же! — распорядился Зевс. — Тут же девушки, дети! Все смотрят. Безобразие какое-то!
— А как же ему тогда в туалет ходить? — спросил Гефест.
— Как все ходят, — ответил Зевс.
— Это что, поставить к нему сторожа и каждый раз снимать со скалы?
— Ваше дело.
— И кто этим будет заниматься? — поинтересовался Гермес. — Например, нам с Гефестом некогда. Нам еще Тифона надо изловить. Говорят, он сбежал на запад и организовывает там со своими сторонниками гигантский национал-титанический мятеж.
Зевс на секунду задумался.
— Хм, Полифем повесил, вот пусть сам и снимает каждый раз, — наконец решил он.
Гефест с Гермесом переглянулись и ничего не ответили.
В разговор неожиданно вклинился молчавший до сих пор Ганеша.
— Я не понял, зачем мы сегодня здесь собрались? — спросил он. — Так и будем болтать?
Вишну, очнувшись от раздумий, задрал голову вверх и приказал:
— Гаруда! Приступай к трапезе!
Тот, встрепенувшись, заявил:
— Капуста. Сочность. Витамины.
— Какая капуста? — удивился Вишну. — Вон, Прометей висит. У него печени навалом. Специально для тебя приготовили.
— Капуста, лимончик, огурчик, — сказал Гаруда мечтательно. — Салат называется.
— У него что, вместе с пенисом мозги выгорели? — спросил Брахма.
Вишну недоуменно пожал плечами.
Гаруда неожиданно расправил обгоревшие крылья, сделал шаг вперед и камнем упал в пропасть.
— Ой! — вскрикнула Гера.
Все посмотрели вниз. Там Гаруда, выделывая чудовищные пируэты, смог выровнять полет. Он, судорожно семеня ногами, поднялся над скалой, взял курс на восток и, тяжело вспарывая воздух крыльями, полетел над горами.
— Надо его спасать! — встревоженно вскричал Вишну. — Он же не в себе! Давайте его подберем в наш флаер!
— Хорошо, — согласился Брахма.
Инды засуетились, а Ганеша собрался закрыть двери.
— Минуточку, — грозно потребовал Зевс. — А что делать с Прометеем?
Появившийся в проеме двери Вишну нетерпеливо махнул рукой и скороговоркой произнес:
— Делайте с ним, что хотите. Хоть расстреляйте. Не до него сейчас.
Дверь захлопнулась, и флаер индов, взмыв вверх, отправился догонять Гаруду.
Зевс, рассвирепев, заорал на Гермеса:
— Что за бардак! Ничего не можете организовать, как следует! То у вас Тифон сбегает, то Фениксы какие-то вегетарианцами становятся! Никакого порядка! Чтобы сегодня все исправили! А сейчас везите меня домой!
Дверь захлопнулась, и флаер устремился на запад. Остальные летательные аппараты, под завязку набитые зеваками, повисев немного в воздухе, также взяли курс на Олимп и спустя несколько минут растаяли в воздухе. Прометей, проводив их взглядом, начал смеяться. Он хохотал долго, с чувством и от души.
Полифем был зол, но спокоен. Злость его была вызвана состоянием жуткого похмелья, а спокойствие — головной болью.
Вчера он навещал своего давнего друга Пирагмона, который опять был ранен в заднюю нижнюю часть туловища, только на этот раз не копьем, а стрелой. В отличие от Полифема тот жил в горах на материке и в связи с этим с людьми сталкивался частенько.
Киклоп лежал в своей пещере и грязно ругался. Расположился он на животе по причине плохого заживления раны. Стрела оказалась зазубренной, и при ее резком извлечении Пирагмон разворотил себе половину задницы.
— Представляешь, — ревел он, повернув голову набок, — у них уже появились луки! В прошлый раз, когда меня ранили копьем, бросок был несильным. Я тогда выдернул копье, смазал рану йодом, и все. А сегодня?! Мало того, что стрела вонзилась почти на всю длину древка (слишком я жирным стал, мягким, наверное, надо садиться на диету), она оказалась зазубренной! Ну, думаю, в этот раз проклятый снайпер от меня не скроется! Рванул стрелу изо всех сил — и!.. Очнулся я на дереве, куда запрыгнул от боли. Кровь хлещет, а этой сволочи уже и след простыл! Мне кажется, что в обоих случаях стрелок один и тот же. Причем он надо мной издевается! Нет чтобы стрельнуть в какое-либо благородное место — он метит только в зад! И хорошо метит, гад.
— Успокойся, — отвечал Полифем. — Возьми сковородку, привяжи ее под штанами сзади и ходи по лесу. В следующий раз выстрел неизвестного охотника окажется неэффективным. Стрела отскочит, и ты его поймаешь.
— Ну-ну, — уныло возражал Пирагмон. — Мне почему-то кажется, что ничего из этого не выйдет.
— Почему?
— Людская подлость развивается такими темпами, что я не удивлюсь, если в следующий раз мне в зад прилетит не стрела, а кусок скалы, выпущенный из какой-нибудь свежеизобретенной катапульты. Тогда от сковородки будет только один толк — надгробная пластина с моим именем на ней. Какие, к Брахме, сковородки? Скоро нас выпрут с этой планеты. Ты, вон, помнишь про своего Одиссоса?
— Одиссея. Я всегда о нем помню. Уже выковал себе стальной шлем с забралом.
— Чушь! Ты же в нем спать не ляжешь? Подкрадется к тебе этот Одиссей во сне и выбьет единственный глаз. Меня — сзади, тебя — во сне. Сплошная подлость!
Чтобы успокоить друга, Полифем повернул его набок, подложил под руку несколько тюфяков, набитых овечьей шерстью, и налил из принесенного меха кружку резко пахнущей мутной жидкости.
— Пей, — сказал он.
— Что это за гадость? — поинтересовался Пирагмон, принюхиваясь с подозрительным видом.
— Это новое лекарство, — ответил Полифем. — Оно чудесно заживляет раны. Я с тобой за компанию выпью.
— У тебя тоже что-нибудь болит? — недоверчивости Пирагмона не было предела.
— Нет, но для здорового киклопа это лекарство не опасно. Оно просто улучшает настроение. Только пить надо сразу. Смотри, вот так.
Полифем залпом осушил свою кружку. Глаз его моментально вздулся, как будто ему стало тесно в черепе, потом встал на место и увлажнился. Взор киклопа наполнился благостным выражением. Полифем сунул в пасть кусок козьего сыра и принялся с аппетитом его жевать. Пирагмон, с интересом наблюдавший за действиями друга, тоже решился.