Татьяна Форш - Как найти Феникса
– И чего это он тупорогий?! – бросилась я на защиту Ника. – Врун, конечно, но придурком его назвать нельзя!
– Зато склеротиком – можно! – отбрила лошадка и подытожила: – И еще неизвестно, какое название обиднее звучит…
– А чего это сразу… – начала было я, но меня поспешно перебил Борька:
– Ты лучше спроси, как заклинание заканчивается и чем оно тебе грозит! А то вызовешь еще какого-нибудь зубастого, горбатого козла… любопытства ради.
Я вопросительно уставилась на кобылку.
– Не, я, конечно, могу и по буквам продиктовать вызов, но куда потом Чура деть? Он вроде по правилам должен вызывающего защитить, а потом как следует отблагодарить, но… последнее – удовольствие весьма сомнительное. – Кобылка по-собачьи села, подняла копыто к глазам и принялась с заинтересованным видом разглядывать подкову.
Мы с Борькой переглянулись.
– Так! Стоп! А можно внести ясность по некоторым пунктам? – Афону, видимо, надоело изображать жертву катастрофы и прислушиваться к нам с закрытыми глазами. Он с кряхтением поднялся на ноги. – Первое: от кого Чур должен защищать? И второе: зачем за выполненную им же работу благодарить нанимателя?
– Ну должен же он хоть какое-то удовольствие получить от всей этой рутины! – хмыкнула Горбылка, поднялась и взлетела.
– Странно! Он говорит спасибо за то, что сам и сделал? – Афанасий сжал лапами зеленые виски так, что они поменяли цвет на коричневый. – Ничего не понимаю! Ведь это его работа – помогать. Или нет?
– Поможет он или нет – как повезет, а вот от благодарности его вы не отвертитесь! – отмахнулась кобылка и, прежде чем исчезнуть, посоветовала: – Вы бы сваливали побыстрее. Двери открыты, стражники спят. И не благодарите. Мне, в отличие от Чура, ваша благодарность не нужна.
– Что-то из-за всех этих недомолвок мне даже имени этого вольнонаемного произносить не хочется! – бросила я вслед кобылке и перевела взгляд на задумавшихся друзей. – Ну и чего стоим? Горбатая дело говорит! Еще час, и из замка нам не выбраться!
Борька с наслаждением зевнул и неохотно подставил мне свой бок.
– Забирайся. Только седло не забудь. Во-он оно висит. – Он мотнул гривой в сторону упомянутого. – И все остальные причиндалы там же.
Я подошла и даже безуспешно попрыгала, пытаясь снять с высокого колышка седло.
– Помочь? – Афон прошлепал ко мне и без проблем сдернул седло и упряжь.
Вскоре Борька был оседлан и готов к дальней дороге.
– Спасибо! Ты – лучший! – улыбнулась я, забираясь в седло.
Змей смутился.
– Ладно, вы тут обождите, я выйду, обстановку проверю. Ежели все чисто – посвистю!
Бормоча что-то под нос, он вышел из загона и пошел открывать дверь конюшни. Борька насмешливо пофыркал вслед Афанасию, обернулся ко мне и заговорщицки забормотал:
– Эх, хозяйка, совсем довела ты нашего Змеюку! Хоть не так широко ему улыбайся, а то бедолага искренне верит в светлое будущее… с тобой!
– Да я… ведь я… – Не зная, что и сказать на такую претензию, я смущенно попыталась придумать оправдание там, где оно было не нужно.
Вдруг дверь конюшни скрипнула, грохнула, и раздавшийся вслед за этим командирский голос Марфы заставил меня забыть все Борькины глупости. Прильнув к его рыжей холке, я даже затаила дыхание в глупой надежде остаться незамеченной. Может, дверцы загона да сумрак, царивший в конюшне, спрячут меня? Впрочем, если она надумает заглянуть к Борьке, ничто не утаит меня от ее глаз.
– Эй ты, Тритон Крокодилович! Не спится? Чего ходим? Кого вынюхиваем?
– А вот не спится, Марфа Батьковна! – тут же послышался ответ Афона. – Отвечаю на вопросы: гуляю. Кислород вынюхиваю! А что, нельзя?
– Небось дружка своего болтливого пришел проведать? А Василису не видал? А то заглянула в ее светелку, а там принцессы и духа не было! – Послышались шаги. Заскрипели деревянные половицы. Я с силой зажмурилась, словно это могло помочь мне исчезнуть.
– Не, не видал. Спит небось где-нибудь. За́мок-то большой… – Безмятежности в голосе Афона позавидовал бы даже отряд опытных воинов из школы ниньдзя, но… Мафу этим трудно было провести.
– Ну, убедил, черт красноречивый! Значит, сперва поищу дочу здесь, в конюшне. Еремей рассказывал, когда Василек мелкая была, всегда сюда прибегала, когда кто обидит!
– Да нету ее здесь! – Афон повысил голос и, видимо, даже вцепился гостье в платье, так как до меня донесся треск, а в голосе Мафани появилась угроза:
– Отцепи от меня свои пальцы с заморским чешуйчатым маникюром! Не доперло еще, что сдал ты мне принцессу с первого слова?
– Это как?
– А так! Если в ответ на Тритона Крокодиловича ты меня не обозвал какой-нибудь Мандрагорой Мантикоровной – значит, тут что-то нечисто! А именно: здесь доча моя брыкучая! И точка!
Я выпрямилась в седле. Ладно, чему быть, того не миновать. А может, не найдет? Пусть Борькин загон недалеко от двери, но он же не единственный! Не будет же Мафаня все их обходить? Не хочу я сейчас с ней разговаривать! Вроде и тем для беседы больше чем достаточно, а не так! Не здесь!
Послышались приближающиеся торопливые шаги Мафани и тяжелые, шлепающие – Афона. Их сопровождал скрип открываемых дверок и недовольное пыхтение разбуженных жеребцов.
Может, в это утро нас бы и пронесло мимо встречи с Марфой Премудрой, если бы честный и простодушный Борька сам не выдал меня с потрохами:
– Мандрагора Мантикоровна? Не спорю, это имя вам подойдет как нельзя более кстати! А что касается моей хозяйки – тут она. Но обижать ее никому не позволю.
В следующий миг дверцы Борькиного загона распахнулись как от урагана, и на пороге, подслеповато щурясь в плотный сумрак, появились одновременно два силуэта. Я замерла, не отводя взгляда от того, что поменьше.
– И что ты супротив меня сделаешь? – Мафа прямиком направилась к нам, а я не смела отвести от нее взгляд, видя, как разгораются ведьмовским светом ее глаза.
– В глаз копытом и на боковую! – поделился далеко идущими планами Борька, не понимая того, что эту психованную «чертовку» лучше не бесить.
Но она тут же донесла эту мысль до моего глупого жеребца:
– А если в глаз молнией и на живодерню?
Эх, была не была…
– Простите, что вмешиваюсь в ваш очень светский разговор, но ответь мне на единственный вопрос! – и, глядя на нее, прямо спросила: – Что тебе нужно?
– Тебя искала, доча. – Запал в ее голосе исчез, а вот колдовское свечение глаз стало ярче, выдавая нешуточное волнение. – Поговорить хотела!
– А до утра подождать?
– Только не надо из меня дуру делать! – тут же склочно подбоченилась Мафа. – Я как увидела, что монетки с картой нет, враз все поняла! Хорошо, что тут тебя застала. Успела, пока ты глупостей не наделала.
– Только все это без толку! Не останусь! – Я закусила удила. – И травки твои пить не стану! И вранье твое слушать не буду! Спасибо! Почти двадцать лет слушала! Ты мне не мать и никогда ею не была! А если не хочешь, чтобы я тебя и как тетю уважать перестала, лучше не задерживай!
– Ладно! – Она чуть сгорбилась и, глядя мне прямо в глаза, устало заговорила: – Чему быть, того, видать, не миновать! Не задержу. Только выслушай! Не оттого я от тебя отказалась и сестрице своей передала, что людской молвы испугалась! Нет. Испугалась я другого. За шесть лун до твоего рождения пришла ко мне пророчица заморская. Назвалась принцессой Гамаюн. И поведала о том, что ношу я в своем чреве избранницу того, кто Горит, Да Сгореть Не Может! Якобы только моя дочь сможет понести от него дите, и попросила беречь тебя пуще глаз своих, а по прошествии семнадцати лет отдать ему. Вот тогда-то я и рассказала все своим родителям. Это маменька придумала, как спрятать тебя, и вопреки моему желанию выдала старшую сестрицу замуж за Еремея. Велела ей на народе к животу подушку привязывать, а как срок подошел, во всеуслышание объявила всем царствам-государствам о рождении новой принцессы. Пока ты маленькая была, я во дворце жила, кормилицей твоей называлась. А когда минуло тебе два годка, сестрица взревновала да и выгнала меня. Решила с тобой и Еремеем в семью поиграть. Да еще и шантажировать взялась, что, если не отступлюсь от вас, сама Пепельному новость радостную сообщит. Ну, я, конечно, рисковать не стала, ушла… – Мафа принялась водить руками по воздуху, точно рисуя огромный круг. – Твою тайну не выдала. Но и сестрица недолго жизни радовалась… Не люблю тех, кто угрожает моей семье! Да только все равно тебя не уберегла. Пророчество свершилось – я не сомневаюсь. С Пепельным мне тягаться уже не по силам, но отдавать ему тебя – не стану. Прости, доча, но твой великий поход закончился.
То, что новоявленная маменька открывает переход в свой загородный домик, я поняла, едва в светлеющем воздухе проступили очертания большого круглого стола и хрустального шара предсказаний. Борька сделал шаг вперед, затем еще и еще. Я ощутила, как переход становится воронкой смерча, медленно, но верно затягивая нас.
