Иван Иванов - Любовь и хоббиты
– Ве-ли-ко-леп-но! – съязвил я и принял ценный подарок. – Носить-не сносить.
Шаровары были огромные, явно не Гадовича (он щупленький), безжалостно протертые в коленях, а на пятой точке прямо до тонкой сеточки. Где старик их нашел? Кто носил ЭТО? Я решил не задумываться, зачем расстраиваться? Главное, вещь налезла почти до горла, а внизу еще и подвернуть пришлось. Пойдет для начала.
В норе моего детства есть внутренняя комнатушка без окон под названием «переговорная», туда в последнее время попадают хоббиты мужского пола, имевшие глупость постучаться и спросить, дома ли замечательная внучка госпожи Клавдии. Личная жизнь внуков всегда волновала бабушку, вот она и водит Биллькиных ухажеров на допрос. Два стула, лампа на столе – вот и вся обстановка. Обычно ба прикидывается глуховатой избушкой на курьих ножках, эдаким божьим одуванчиком и под пустячным предлогом («помоги, юноша, компот вишневый сцедить») заводит бедного «Ромео» в комнатку, сажает… включается лампа, кавалер щурится, и начинается у бабули, как выражается Урман, «транспирация правды» (выделяются пресловутые пары, которые он открыл).
На сей раз место допрашиваемого бабуля любезно предоставила мне:
– В Скандинавии что делал? – жаркая лампа слепила, я жмурился и пытался отвлечься на посторонние мысли, но, как это всегда происходит с бабушкой, думал исключительно о Скандинавии. Картинки в голове менялись с бешеной скоростью: снега, сосны, викинг, который должен был оказаться на моем месте (великоват он для Ётунштрудель, хоть и не ётун), драка, пещера, конкурсы… Под воздействием паров я растрепал подробности первого задания от встречи с перепуганной лисой и до кровати Ётунштрудель. Единственное, о чем пока не знала ба, о моих чувствах к Алине Сафиной. Почему? Просто чисто случайно у бабушки пока не возникло желания спросить меня именно про Алину. Обычно ба спрашивала так: «Ты нашел себе хоббителку?», я честно говорил «нет», и она успокаивалась. Уж кто-кто, а мы с Биллькой умеем четко ответить на поставленный вопрос. Боббер везунчик, ясно, как борщ.
– У бабули нет вопросов, – сказала Клавдия, выключая лампу; она часто говорила о себе в третьем лице. – Забрался в воду по заднему переходу, хотя мог прежде и посоветоваться.
– С тобой? – странно, мне такая простая мысль и в голову-то не пришла, хотя могла, ведь бабушка не последняя хоббичиха на Базе.
– А что? Я не вчера родилась, мы с девчонками в твои годы этих гномопырей на свист ловили, бывало, запрешься в чащу в поисках приключений на одно мест… ну, в общем, по грибы да по ягоды, глянешь, пещера, гномья, свистнешь вот так… – она мастерски свистнула, даже в ушах зазвенело. – Вылезет с пяток бородатых, улыбаются, щас, мол, быстренько гемоглобин поднимем…
– Но ба, я не думал… – нифига себе подробности!
– Это твоя главная особенность, Бобик, не думать, – она встала и гордо вышла из переговорной; я поплелся за ней, осторожно ощупывая нижнюю челюсть в поисках потерянных скальпелей. Мы дошли до гостиной, она повернулась ко мне и погладила по плечу. – Бабушка покажет Бобика хорошему доктору, который умеет держать язык за зубами. Доктор сделает тебя прежним без лишнего шума.
13. Раньше его звали Гэндальфом
– О нет… – я знал, КТО для бабули «хороший доктор, который умеет держать язык за зубами». Достопочтенный Халам Баламыч, ученик знаменитого Авиценны, хоббитский знахарь, шарлатан и первый болтун на весь видимый космос.
– Баламыч к нам ужинать придет, – она зажмурилась, словно девочка, которой собираются вручить долгожданный леденец на конкурсе чтецов стихотворений Агнии Барто.
Где-то в моей цвергской волосатой груди треснула полка с дурными предчувствиями.
– Ба, давай отменим знахаря, он повернутый, – предложил я и встретился с тааакой бетонной стеной непонимания, что психанул и начал нарезать круги по тщательно вымытой норе. – Так и знал, так и знал, что этим кончится!
Старушка натянула новые резиновые перчатки и последовала за мной.
– Не кипятись, бабушка знает, что делает, – она была сама уверенность, блюдущая чистоту. Ходила за мной по пятам, ждала, когда скальпели из бороды вывалятся.
Знахарь – фигура страшная, хотя бы потому, что Баламыч – единственное живое существо во вселенной, которому удалось сделать бабушку полной дурой, разбить старушкино сердце и вдобавок поставить под угрозу репутацию. Да ладно репутацию – жизнь!
Поэтому прежде чем придет лысый, я подробнее расскажу о нем и его влиянии на бабулю. Итак, «достопочтенный», как привыкли называть знахаря вечно болеющие хоббитские старушки, не доверяющие официальной гоблинской медицине, забил голову госпожи Клавдии, а также ее кухню, шкафчики и тайнички отварами стрекозиных крылышек, собачьей пастилой, арбузным жиром и невесть чем еще. Убедил в пользе утренней паутины и важности обеденной плесени. Разъяснил, как важно употреблять натощак плевки орков и мочу троллей. Расписал схему лечения бессоницы криками. Фу-у-у-у… Хоббичиха Клавдия, мастер разоблачений, верила махровому проходимцу, и, я думаю, делала это по одной причине: он сам искренне верил в бред, который разносил по кварталу, как инфекцию. Других объяснений не вижу. Но разве мы с Биллькой имели право на собственное мнение? Ясный пень, никакого.
Итак, Халам Баламыч, краткая история болезни. Единственный лысый хоббит на Базе – по слухам в молодости, еще при волосах, вступил в неравную схватку с перхотью. Безуспешно применил на себе штук сто рецептов и способов, среди которых смертельно опасными оказались маска из радиоактивного плутония и горящая еловая смола. Благодаря двум последним Халам Баламыч получил то, что превзошло его ожидания.
Вопреки опасениям слегка опаленной публики, среди которой можно было видеть взволнованных гоблинов, вооруженных охотничьей сеткой и наручниками, упорный хоббит добился цели, но вместе с перхотью избавился от волос и рассудка. Как часто бывает в клинических случаях, у больного появились последователи, которые ходили за ним строем, но чтобы повторить великий подвиг «учителя» толщины кишок фанатам явно не хватало.
– Зеленый цветик бороды, славненький мой, первый признак неправильного питаньица, – сказал доктор с порога. – А питаньице, оно, любезные друзья, прежде всего. Сперва о питаньице думать надо. Это я к слову… к слову, госпожа Клавдия.
Росту Халам был среднего (по нашим меркам), но имел солидное пузо, которое при его кривых тощих ножках можно принять за спасательный круг, забытый на теле после летнего отдыха. Одевался он странно, но не как полагает магу и знахарю: никаких вам черных мантий, капюшонов или рваных плащей из мешковины. Халам любил костюмы с запонками, ботинки с хрустом и чтобы одеколон с дорогим запахом, и цвета чтобы все сразу присутствовали. Вот сегодня у него пиджак ярко-синий, с блестками, под ним рубашка оранжевая, как чищеная морковь, а на шее зеленый, как лук, галстук; черные брюки и красные ботинки с белой шнуровкой, ну и лысина, как полагается отполированная.
– Прошу, не стойте, достопочтенный Балам! Милости прошу-у-у! Нет-нет, носки снимать не надо, идите так! – пропела бабуля, жестом посылая сестру на кухню закончить последние приготовления. – А ты чего стоишь, смотришь? – рявкнули в мой адрес. – Помоги гостю, Боббер, прими коробку, поставь, куда он скажет. Тяжелая, наверное? – вопрос гостю прожурчал, как животик мурлыкающего котенка.
– Позвольте, я сам! – настоял знахарь, обнял коробку и, оглядываясь на меня, зашагал в нору, резко выбрасывая вперед кривые ноги в уличных носках. Единственное живое существо на Базе, которому дозволялось ходить по норе моей бабуси в уличной обуви!!! Бабуля, дрожа от любопытства, поскакала за лысым, а меня посетило дикое желание свалить, забуриться под «Колпак», отрезать себя от мира и всю ночть пить с Главбухом, беседуя о жизни.
Итак, по порядку о Халам Баламыче, хотя он мне и противен… но роль его в моей судьбе столь велика и значительна, что обойти его вниманием просто невозможно.
Местный знахарь, хоббит по происхождению, в годы бурной молодости, когда его еще не знали под именем Халам Балам и более привычным «Баламыч», пережил одно удивительное приключение, известное в нашем квартале в разных версиях.
Собственная версия Баламыча гласит, что начальник лаборатории гоблинов Форго, пораженный способностями смышленого мохноногого человечка делать лечебные препараты и дабы талант рос, развивался и приносил пользу, направил будущего бабушкиного кумира на курсы повышения квалификации к отцу мировой медицины Авиценне. Быстро усвоив сокровенное знание, хоббит вернулся с новым именем, которое в оригинале звучит как нахал-ал-не-нам-иди-туда-бала и в переводе с древнего арабского означает «настырный малыш».
Кстати, его первое имя никто не помнит, а сам он утверждал, что до курсов повышения квалификации назывался Гэндальфом, но это неподтвержденная информация. Итак, просветленный и готовый лечить все, что движется и не успело спрятаться, «настырный малыш» начал карьеру врача.
