Татьяна Андрианова - Хренодерский переполох
— Ме-э-э, — добавил вредный голос явно козьего происхождения.
Окончательно сбитый с толку маг хоть и имел полное право на содействие всех жителей Рансильвании, но на конфликт с местным населением решил не идти.
— Простите, пожалуйста, а где поминки проводятся?
— Где? Мр-р-р-р… Да у головы, наверное, где же еще, — фыркнули в ответ. — Больше негде. Ну, не в храме же. А у него самый большой дом в селе.
— Понятно, — кивнул Флоднег, забыв, что сквозь дверь его никто не видит.
Чем быстрее он найдет село и дом головы, тем больше шансов найти ночлег и поспать хотя бы несколько часов. Пусть магу никогда раньше не приходилось охотиться на вампира, но он понимал, как опасно оставаться в лесу, где вервольф отчетливо чуял свежий след беглого узника. Встреча с вампиром даже днем таила в себе многие неожиданности, о чем свидетельствовала почти вся специальная литература, которую маг читал когда-либо. Впрочем, последние несколько веков вампиры считались полностью истребленными и потому в учебниках упоминались лишь вскользь, а более подробную литературу можно было получить только непосредственно в архиве, указав на необходимость ее изучения. Мало кто решался на лишние бюрократические проволочки, лишь бы утолить свое любопытство.
Кот Дорофей Тимофеевич — а это именно он так вкрадчиво вещал из избушки Светлолики — оказался прав на сто процентов. Поминки по усопшей ведьме проводились именно в доме головы, вернее, во дворе, где со всего села собрали столы, развесили светильники и факелы, хозяйки настряпали разных блюд, вытащили припрятанные до праздников и особых случаев пузатые пузыри самогона. За столами собралось все село. Во главе, как и положено по должности, сидел Панас Залесский, он же первым взял слово, чтобы рассказать собравшимся о светлой душе покинувшей их ведьмы, которая, несмотря на свое ремесло, была девкой справной и зла никому не чинила. К концу своей душевной речи голова так расчувствовался, что уже открыто шмыгал носом, и скупые мужские слезы скользили по обветренным щекам и запутывались в усах. Мужчины одобрительно кивали в такт прочувствованной речи головы, бабы душераздирающе всхлипывали в платочки, изредка красиво и голосисто им вторил вой местного Барбоса. Тогда остальные собаки сначала замирали, слушая протяжный напев, а затем вливались в него, задрав мохнатые морды к полной луне, тянули общую песню, у кого насколько дыхания и умения хватит. Дружное собачье пение завораживало. Даже кошки, по своей природе не жаловавшие собак, статуями замерли на своих заборах, заслушавшись.
Флоднег в сопровождении Лютого прошествовал по Хренодеркам, с удивлением озираясь по сторонам. По всему селу с каким-то особенным чувством выли собаки. Кошки тоже вели себя не совсем обычно: они целыми группами сидели на заборах, слегка покачиваясь явно в такт собачьему пению, и, по всей видимости, пребывали в каком-то трансе, так как на появление в селе мага с вервольфом не обратили ровно никакого внимания. То, что непосредственно на него животные могут вовсе не реагировать, Флоднег допускал. В такой глухомани любая кошка видела странностей больше, чем многие маги за всю свою карьеру. А вот появление Лютого всегда вызывало приступ паники у собак, а гордые, величавые кошки моментально утрачивали свою философскую невозмутимость и прятались от греха подальше, кто куда успел.
— Странно, — ни к кому, собственно, не обращаясь, резюмировал Флоднег, автоматически почесывая вервольфа за ухом.
Лютый телячьих нежностей не выносил вовсе, но боевой маг, по счастью, был единственным человеком, кому такое сходило с рук без риска лишиться пальцев.
Для эксперимента маг подошел поближе к забору, но добился только того, что одна черно-белая красавица скосила взгляд своих янтарных глаз на пришельца, задумчиво прищурилась, но тут же потеряла к нему интерес и вперила задумчивый взгляд в серебряный диск полной луны. Флоднег удивленно хмыкнул, но дальше приставать к животному не стал. Итак, все ясно: в деревне с покосившимся столбом, где полустертые от времени буквы гласили «Хрено…рки», творится нечто странное. Возможно, все дело в бежавшем из Сартакля узнике? Если это вампир так воздействует на животных, неизвестно, как он повлиял на людей. На всякий случай маг, порывшись в карманах, извлек оттуда компактный боевой жезл, заряженный заклинаниями практически под завязку, и активировал его. Навершие сразу же замерцало серебристым светом. Флоднег удовлетворенно кивнул — хоть что-то в этот день работало как надо — и отправился на поиски головы Хрено…рок.
Тем временем поминки шли своим чередом. Сказано хорошего было немало, да и чарок выпито прилично, когда во двор из темноты выступил коренастый мужчина в коричневых кожаных штанах, жилетке, простой рубахе и с мерцающей странным светом палкой в руке. Другая рука незнакомца крепко сжимала поводок здоровенного человека-волка.
Надо отдать должное жителям Хренодерок — протрезвели не сразу и не все. Сам Панас удивленно заметил, что раньше ему такие страсти не являлись даже после собственной свадьбы, когда все село пило три дня кряду и две недели похмелялось. Параскева тут же воинственно подбоченилась и посоветовала мужу пить меньше, тогда и ужасы мерещиться перестанут. За голову тут же вступился дед Кондрат, который треснул сучковатой клюкой по столу, чтобы привлечь к себе внимание общества, и гордо заявил, что в свое время варил самогон и настаивал его на мухоморах до такой крепости, что видывал нечисть и почище, и даже некоторые видения осязал и обнимал. При этих словах деда бабка Дорофея издала томный вздох, поразивший ее молодого мужа до глубины души.
Флоднег осторожно прокашлялся и сообщил:
— Уважаемые селяне, успокойтесь. Я не нежить.
Ему, разумеется, не поверили. Народ тут же пришел к выводу, что нормальная нежить ни в жизнь не признается, что она пришла кровь пить и честных людей поедать. Кто-то из женщин испуганно взвизгнул и обмяк в чьих-то крепких мужских руках. Рыжая Алкефа не вовремя вспомнила, как заезжий купец читал ей потертый увесистый том о всяких чудищах. Так там такой же мужик с огромной собакой намалеван был, а купец сказал, что это сам Дикий Охотник, который бродит по лесам и скармливает заблудившихся людей своей собаке.
— Так мы же не заблудились, — возразил было голова.
— Да ведь у нас все лес как свою пятерню знают. Заблудиться только кто-то из пришлых может, а к нам редко кто ездит. Последние-то купцы, почитай, с год назад были. Вот он и вышел к людям. Надоело их в лесу ждать. Сейчас нас всех и схарчит. Небось не побрезгует. Вон у него вид какой… дикий, — сказала и сама испугалась Алкефа.
Она сдавленно пискнула, ноги ее подкосились, и Алкефа бухнулась прямо на колени головы. Панас невольно приобнял красотку и приосанился, но встретил суровый, полный невысказанных обещаний взгляд супруги и попробовал водрузить прелестную женщину на ноги. Получалось плохо. Тогда, чтобы отвлечь медленно наливающуюся праведным гневом Параскеву от кровожадных мыслей о супруге, голова предложил:
— А давайте его на кол осиновый посадим, чтобы не мешал честным людям спокойно предаваться горю!
Идея понравилась всем. Народ одобрительно загалдел:
— На кол!
— Конечно, на кол его!
— Это ж сколько достойных людей из-за него, супостата, протрезвело!
После последнего выкрика народ преисполнился энтузиазма наказать супостата. Селяне похватали со стола все, что можно было хоть как-то использовать как оружие, включая увесистые ложки, памятуя народную мудрость, призывавшую опасаться ложки, один удар которой может привести к тому, что протянешь ножки. Все вскочили на ноги в едином порыве. Стол опрокинулся. Сельчане осерчали еще больше. Флоднег понял, что если сейчас вовремя не сделать ноги, придется драться, что нежелательно. Истребление местного мирного населения ему, может, и простят, но оно ляжет пятном на его карьеру. Можно было спустить на распоясавшихся сельчан вервольфа, но это пришлось приберечь на крайний случай. Лютый полумер не понимал, он порвет в клочья большинство людей, прежде чем его удастся приструнить, остальных заразит ликантропией. Что ж, хорошее пополнение стаи для вливания новой крови тоже не помешает. И маг сделал то, что всегда хотел, только не решался сделать, чтобы не уронить свой авторитет в глазах студентов: он лихо вскочил на человека-волка верхом, заставив нежить удивленно взвизгнуть и присесть от неожиданности, и ткнул пятками в лохматые бока. Лютый взревел, подпрыгнул на месте, как взбесившийся кузнечик, и, вытаращив и без того зверские глаза, помчался прямо на остолбеневших селян.
Народ с воплями ринулся в стороны, кто упал, кто попытался залезть под стол. Умудренные опытом семейной жизни женщины не растерялись и дружным залпом метнули во всадника всем тем, что у них как раз находилось в руках. Импровизированные снаряды преимущественно достигли своей цели. Снайперского умения представительницам прекрасного пола было не занимать, тем более что воевали они за собственных мужчин, трогать которых не позволят даже дракону. Часть импровизированных снарядов, состоящих из различной домашней утвари, Флоднег успел либо перехватить, либо отбить руками. Но тем не менее обзавелся внушительной шишкой на лбу, по которой тут же стукнул край кастрюли с длинной лапшой, опустившейся на голову мага. Одной рукой он ухватил летевшую прямо в лицо скалку, другой судорожно вцепился в железную крышку от сковороды. Получившийся чудо-рыцарь со скрежетом перепрыгнул поверженный стол, словно убиенного монстра, и с грохотом умчался в темноту, распугивая кошек и собак. Местные шавки, в жизни своей не видевшие такого ужаса, быстро рассредоточились по будкам, кто в какую успел, причем в некоторые собак набилось до четырех сразу, и наружу торчали разнокалиберные лапы и хвосты, как перемешанные части конструктора. Шокированные кошки падали со своих заборов и моментально вскарабкивались на крыши и деревья, пугая уснувших в гнездах птиц. Так что по пути следования мага стоял просто невыносимый гвалт.
