Татьяна Андрианова - Хренодерский переполох
— С этим надо кончать. И как можно быстрее, — резюмировал вампир. И тут, словно в ответ на его молитвы, в очередной раз убедив беглеца в том, что чудеса и в Рансильвании бывают, дверь избы резко распахнулась, и на пороге возникла взъерошенная сонная белокурая ведьма.
— Ну? И что здесь творится? — залихватски подбоченившись, поинтересовалась она. — Я спрашиваю, любезные, а что здесь, собственно, происходит? Чего орем ни свет ни заря, мешая честной ведьме спокойно досматривать сон?
Скорее всего, ведьма со сна просто не разобрала, кто именно находится на поляне, иначе вела бы себя гораздо осмотрительней. Но Валсидал вовсе не собирался упускать удачу, когда она сама вышла ему навстречу. Крепко вцепившись в руку девушки, он резко дернул ее на себя. Светлолика испуганно вскрикнула и забилась в крепких тисках вампирских объятий. Но поздно. Нежить сильнее обычного человека, и если уж схватила добычу, ни за что своего не упустит.
Валсидал с наслаждением запустил свои клыки в горло жертвы. Дело в том, что питание у вампиров напрямую связано с удовольствием, очень близким к любовному экстазу, поэтому упыри и ненасытны: они ищут не только еды, но и жаждут наслаждений. Вампиры же в этом плане более прагматичны и сдержанны. Но в этот раз Валсидал плохо владел собой, сказалось многолетнее прозябание в тюремных застенках, полуголодное существование и принудительный отбор крови на неизвестные нужды. Как полагал сам узник, красная влага уходила на магические декокты, как один из ценных ингредиентов. Плюсом было то, что, видимо, кровь вампира была гораздо нужнее всего остального. Существовало множество зелий, для которых нужны были клыки, кожа, кости вампиров. Страшно подумать, на какие мелкие кусочки его могли бы разобрать в процессе.
Но сейчас изголодавшемуся по нормальному питанию вампиру было не до смакования изысканного букета, который он жадно употреблял. Эмоции так сильно его захватили, что он абсолютно не чувствовал, как его пинают, лягают, царапают и даже кусают. Не ощущал он и того, что на плечи вскочил здоровенный черный кот и самозабвенно дерет ему спину серповидными когтями, завывая при этом, как неупокоенный дух в старом замке с огромными щелями в окнах. Валсидал не смог остановиться, даже когда сознание в светло-серых с зелеными искорками глазах ведьмы погасло окончательно.
Когда все было кончено, вампир с сожалением оторвался от горла жертвы, нетерпеливым жестом руки смахнул со спины надсадно воющее животное и печально, почти с любовью, уставился на ведьму с некоторой долей удивления. Теперь, когда дело было сделано, ему было жаль светловолосую отшельницу, так отчаянно боровшуюся за жизнь. Он ее понимал. Валсидал тоже боролся за жизнь — и раньше и сейчас, не важно с кем, с обстоятельствами или с врагами. Вампир с каким-то болезненным удовлетворением осмотрел ранки от клыков на нежной девичьей шее. Несмотря на терзавший его голод, он умудрился не повредить плоть больше, чем это было реально необходимо. Искусство, отшлифованное веками практики. Пока Валсидал созерцал безвольно обвисшее на руках тело, сквозь удовлетворение стали просачиваться первые болезненные импульсы от многочисленных царапин и ушибов. Эти неприятные ощущения напомнили ему, что вампиры тоже чувствуют боль, просто регенерация у них очень хорошая. Но в данном случае слишком истощенный организм нежити восстанавливал ткани и кожные покровы чрезвычайно медленно, давая возможность в полной мере ощутить всю прелесть процесса. Такая неукротимая жажда жизни просто обязана быть вознаграждена, решил он.
По его мнению, новая жизнь или нежизнь может послужить достаточной компенсацией за столь качественное питание, а восставшая из гроба новообращенная упырица всегда поможет своему хозяину решить проблему с охотой и с отвлечением охотников на себя. Вдвоем удобней будет путешествовать, да и пожертвовать упырем в случае угрозы собственной жизни проще простого. Вампир ловко вскрыл собственную вену острым клыком, зашипел от боли и осторожно влил в приоткрытые губы девушки красную живительную влагу. Осталось только спрятать ее до поры до времени, затем можно будет поспать до вечерней зари, а там пробудить новорожденную нежить — и в путь.
Алкефа влетела в Хренодерки, как камень, выпущенный по замку из осадного орудия. Ураганом промчалась по полупустым улицам, распугивая проснувшихся односельчан видом мелькающих из-под высоко поднятой юбки ног, брызгами грязи из-под деревянных башмаков, вытаращенными глазами и перекошенным в немом ужасе ртом. Завидев несущуюся во весь опор молодую женщину, сельчанки торопливо уступали ей дорогу и тут же спешили домой, чтобы озадачить своих мужей необходимостью присмотреть за хозяйством, пока жены сходят по своим делам, коих сразу же находилось превеликое множество. Супруги, накануне засидевшиеся в «Пьяном поросенке» и едва продравшие глаза, вовсе не радовались перспективе доить коз или коров, кормить домашнюю живность, стряпать завтрак и утирать носы малышне, но грозные вторые половины тут же предъявляли весомые аргументы. Первым доводом служила либо скалка, либо сковородка (в зависимости от того, что именно попалось в этот момент им под руку). Вторым — отлучение строптивца от супружеского ложа на неопределенный срок и холодная постель на сеновале. А третьим — уход самой женщины к маме и возложение домашних обязанностей на сильные мужские плечи на постоянной основе. Не то чтобы мужское население Хренодерок устрашилось подобной перспективы, но они предпочли временно сдать свои позиции, чтобы потом наверстать упущенное в кабачке.
Параскева как раз собирала завтрак своему ворчавшему с самого утра мужу. Проснувшиеся дочки вовсю помогали матери по хозяйству и ошпаренными кошками метались от печи к столу. Сам староста сидел на массивном, крепко сколоченным стуле во главе большого стола и с подозрением косился на пропадавшую где-то всю ночь жену. То, что в деревне ее не было, он знал наверняка. Вечером на огонек зашла бабка Рагнеда и, не вдаваясь в особые подробности, рассказала о том, что супруга была делегирована односельчанками по срочной общественной надобности. В чем именно эта самая надобность заключалась, старуха не сообщила, а спрашивать было несолидно. Теперь голова терялся в догадках, где же провела дражайшая супруга эту ночь и не образовался ли у него в организме необычайный избыток кальция, из-за которого на голове вот-вот начнут пробиваться ветвистые рога. Надо отдать должное мудрости головы, свои сомнения в супружеской верности озвучивать он не стал; за подобные высказывания можно и сковородкой в лоб получить.
И в этот момент семейной идиллии на улице послышался собачий лай, звонкий женский голос обругал чересчур разошедшегося пса, но эффект получился обратным, животное буквально захлебнулось от праведного негодования. Звучно хлопнула калитка. Резвые ноги выбили дробь по дорожке, ведущей к дому. Дверь с шумом распахнулась и впустила весенний ураган по имени Алкефа. Пышная грудь прекрасной селянки в обрамлении глубокого выреза возбужденно колыхалась, вызывая ответное волнение в сердце Панаса. Но тут голова встретился с серьезным, многообещающим взглядом Параскевы, крепко сжимающей в дородной руке скалку, и понял, что лучше его супружницы не найти женщины во всей Рансильвании.
— Ну? — вопросила хозяйка гостью строгим голосом стражника, поймавшего ловкого воришку за руку. — Чего дышишь, как пожарная лошадь? Если по делу, так говори сразу, а нет — нечего добрых людей от важных дел отвлекать. У самой небось ребенок дома сидит некормленый и муж без присмотра оставлен. Смотри, проведает ведьма и уведет твоего мужика. Он у тебя видный.
Алкефа судорожно вздохнула, схватила со стола кувшин холодного молока, выпила залпом и просипела оторопевшим от такого зрелища хозяевам:
— Там у ведьмы того…
— Чего — того? — еще больше нахмурилась Параскева, а у Панаса сердце гулко стукнуло, нервно подпрыгнуло и ухнуло куда-то в область пяток.
«Ну, все, — с тоской подумал он. — Проморгали ведьму. Вот и осиротели». И как в воду глядел.
— Ну, того… — неопределенно развела руками Алкефа, не находя слов для описания происшествия и оттого страшно тараща глаза.
— Ты толком говори, извергиня, — увещевала ее жена головы. — Чего того-то? Того-то оно разное бывает.
Алкефа примерно еще с минуту помучила хозяев неизвестностью, но потом собралась с силами и выдавила:
— Ухажер ентот Ликин ревнивый оказался — жуть. Не знаю, как проведал о том, что мы жениха Лике нашли, но меня чуть не задушил, а с ведьмою прямо не знаю, что сделал.
— Не знаешь, так и не говори, балаболка, — сказала, как отрезала, дородная супруга головы, а у самой внутри как-то неприятно захолодело.
