Андрей Белянин - Клан Белого Волка
Мы летели на зелёный-жёлтый-красный с такой скоростью, что три цвета слились у меня в глазах в весёлую нитку новогодней гирлянды. Дорожные фотокамеры стопроцентно не успевали нас сфоткать, ибо на ста семидесяти в городе никто не ездит. Мой водитель либо читал о Шумахере, либо знал того лично, либо Шумахер учился у моего водителя.
Две чёрные машины на хвосте старательно повторяли те же манёвры, но, видимо, там за рулём были менее крутые профи. О́дин отстал на светофоре, умудрившись развернуться на встречку через двойную сплошную, да ещё и уехав метров на сто в противоположном направлении.
Второй вообще не справился с управлением, послав машину на полном ходу по ступенькам в полуподвальное кафе «Гамлет». Не подумайте, что это дань Шекспиру, просто Гамлет – довольно популярное имя у местных дагестанцев. Выходцы с гор очень охотно называют своих детей именами Розалинда, Анжелика, Саманта, Арнольд и Гарри. Тоже не в честь Каспарова, если вы догадались.
– Приехали, да. – Старый водила требовательно протянул руку в мою сторону. Я зажал правой рукой рот, удерживая взбунтовавшуюся яичницу, и достал левой смятую пятисотку.
– Сдачи нет, ай-ай, – фальшиво посетовал он, но я всё простил, только бы побыстрее покинуть эту камеру смертников японской сборки с улыбчивым азиатом за рулём. Главное, ничего не рассказывать Хельге…
Я пришёл в себя уже перед дверью в кабинет шефа. Колени, возможно, ещё слегка дрожали, но лицо, надеюсь, не слишком зелёное. На всякий случай я похлопал себя ладонями по щекам. Сделал пару глубоких вдохов и только тогда постучал.
– Разрешите?
– Входи, сын Родовичей, потомок Рода, Солнца и праматери нашей Сва! – откликнулся Капитан, приветствуя меня по одному ему известным традициям (иногда мне кажется, что он сам их и выдумывает). Он протянул мне руку, привстав из-за стола.
– Водку не принёс, простите.
– Так я и не просил вроде? Зелье сие пагубное, разум наш туманит, сердце обманом веселит и нас на дела бездумные толкает…
– Не спорю, – согласился я, обратив внимание, что наставительно поднятый палец моего начальника указывает на маленькую чёрную точку под потолком.
Жучок. Понятно, дело серьёзнее, чем я предполагал, и сейчас мне придётся играть по чужим правилам. То есть тщательно взвешивая каждое слово, так чтобы наш разговор был максимально естественным и непринуждённым.
– Садись, Ставр Годинович.
Я послушно сел на скрипучий венский стул. Антикварная вещь, между прочим. Простите, это профессиональное.
– Жалоб на тебя много, негодует народ. Старших не уважаешь, законы не чтишь, с кем попало дружбу водишь, а за дщерью-юницей и не следишь, как родителю и заботнику должно?
– Можно немного конкретики? – осторожно уточнил я.
Первое правило разговора «под колпаком» – лучше задавать вопросы, чем отвечать на них. Капитан купился и продолжил:
– Так вот, сам смотри, грамоте-то, поди, обучен. Кириллицу от глаголицы отличаешь?
– Не клинописью на берёсте, и уже спасибо…
Я принял из его рук лист бумаги, где мелким шрифтом, по пунктам, со всей скрупулёзностью выводился длинный перечень моих проступков и преступлений. Скорее, кстати, второе. За рядовые ошибки у нас принято слегка журить или ставить в угол, а то, что вменялось в вину мне, тянуло, пожалуй, на пожизненное заключение с полной конфискацией всего имущества, включая формально принадлежащих мне Метью и Центуриона.
Не буду утомлять вас всем списком, подчеркну главное: проход на территорию замка посторонних; позволение одному виду нечисти охотиться на другой вид нечисти в соседних землях; искушение кучи лиц дворянского и купеческого происхождения рукой и сердцем моей дочери; применение неразрешённых предметов и магических артефактов. Ну и как результат явное нарушение хрупкого равновесия между цитаделями Добра и Зла неизвестно в чью сторону. Сколь мне известно, из рядов граничар увольняли и за меньшее…
– Скажешь ли что в оправдание своё, Ставр Белхорст? – нарочито громко сказал Капитан, когда я свернул лист, положив его на стол.
– Ничего.
– То есть как ничего? Тебе по сей грамоте и сказать-то нечего?!
– Нет. Можете меня уволить.
– Ты… это! Смотри! Тут он мне будет… – закашлялся мой шеф, прекрасно понимая, что никуда я не денусь, а потому стараясь выглядеть максимально грозным. – Ох, не гневи, не гневи меня, боярин! Покайся, покуда время есть, на мирской суд голову повинную принеси, дак и к тебе же за то милосердны будут!
– Что мне нужно сделать?
– Ответ напиши! По всем параметрам и пунктам. С чем согласен, с чем нет, где правда, где непроверенные факты. – Шеф вновь подтолкнул мне листок. – И иди уже отсюда. Только время отнимаешь, а я ещё и не завтракал, может.
– Ок, всё сделаю, – прощаясь, встал я.
– Окает он тут… Совсем речь родную забыли, опохабили, испоганили, ровно грязью болотной, словечками иноземными, – вновь взялся за старое Капитан, но я был спокоен.
Он чётко дал мне понять, что в ближайшее время выйдет из кабинета «позавтракать». Значит, остаётся всего лишь подождать его на первом этаже у столовой. У себя он открыто говорить не может, за ним следят. Но кто и почему?
Шеф граничар – человек очень влиятельный. Для нас он всегда был кем-то вроде легендарного дяди Васи для воздушно-десантных войск. Капитан никогда не сдавал своих, ничего не боялся, шёл на конфликт ради каждого граничара и был столь редким специалистом, что выход на пенсию такого человека являлся бы преступным разбрасыванием кадров.
Я вышел и встал в коридоре. Ждать пришлось недолго…
– За мной, – бросил шеф, проходя мимо общей столовой в маленький кафетерий на другом конце коридора.
– Пасут, сволочи, – так же, не оборачиваясь, ответил Капитан на мой невысказанный вопрос. – Навертел ты дел, боярин, как только эту кашу расхлёбывать будешь? Ведь не одна твоя голова полетит, ты ж всю контору нашу под топор ставишь.
Я пожал плечами, молча сев за крохотный столик в углу. Шеф подмигнул бармену, и через минуту перед нами стояли две чашки кофе.
– Ох, пагуба бесовская, напиток заморский, аромат неудержимый… Любо ли, боярин?
– Испить испью, отчего же, но удовольствия того, что от медовухи безалкогольной или чаю липового, нет-с!
– Уважил. – Капитан церемонно чокнулся со мной маленькой чашечкой. – За то и я к тебе со всем пониманием. Список грехов своих читал? Плюнь, разотри да забудь. Не за сие баловство тебе острогом грозят.
– Догадался. Речь опять о моей дочери?
– Срок близится. – Шеф перестал перескакивать с нормального языка на исковерканный древнерусский. – Выбор близок. Все неспокойны, все на нервах, а она у тебя знай прыгает, как кузнечик, из мира в мир! Никакой серьёзности, сосредоточенности, понимания важности ситуации. Ставр, ну хоть ты, как отец её, скажи мне честно, куда душой твоя Хельга тяготеет – к забытым богам или к реальной жизни?
– Боюсь, что за Гранями боги и являются реальностью.
– Нравится ей у тебя.
– Нравится. – Я знал, что не этого ответа от меня ждут, но любое моё враньё Капитан раскусил бы на раз-два. И это ещё при том, что, как мне кажется, я очень неплохо умею врать…
– Смотри за ней. Если хоть раз кровь врага на губах почует – не удержишь девчонку. Тьмы в её душе нет, верю, сам не раз ей в глаза глядел. Но тем, что за Гранями, этого и не нужно. Они из неё светлый и сильный меч выкуют, принесут в наш мир, и она сама станет вершить справедливость. Единый судья, единый приговор, единое наказание… и палач един для всех. Правда без справедливости, закон без милосердия, истина в последней инстанции. Как тебе такое?
Кофе мы допили в молчании. Я не знал, о чём говорить, Капитан явно сболтнул больше, чем собирался. За два эспрессо заплатил я.
– Одно постарайся запомнить: в Белом Комитете у тебя защитников нет. Там с другими масштабами работают, на уровне страны и общего блага. Пришли отчёт по всем правилам, продолжай службу. Хельгу они не тронут, но если поймут, что ты – её единственное слабое место…
В общем, как вы понимаете, нельзя сказать, что домой я шёл в приподнятом настроении. Теперь понятно, кто были те люди в двух чёрных иномарках. Если наши устраивают за кем-то показательную слежку, то стараются вести её так, чтобы «клиент» чувствовал ужас и безысходность.
Это же так многозначительно – чёрные машины, крепкие парни в чёрных костюмах, чёрных очках, с чёрными пистолетами под мышкой. Белый Комитет, чтоб им там со всеми норнами на пьянке у О́дина в дёсны перецеловаться!
С другой стороны, как правило, те, кто пытается на вас давить, чаще всего делают это по причине собственного страха. Непонятно лишь, когда и чем мы с Хельгой успели всех так напугать?
