Валентина Колесникова - Хроники эрров. Книга 1
– да что такое…происходит…
Сецех все никак не мог прийти в себя, метался из стороны в сторону, сбив несколько раз меня с ног. Больно задев мой бок копытом, он дико заржал, поднимая пыль с пола. Если так пойдет и дальше, то меня точно затопчут, точнее втопчут прямо в сено. Конь все же выбил дверь, да дал деру с такой скоростью, что можно позавидовать, только подковы и сверкали.
Выползая на улицу, я схватилась за живот. Удар гнедого просто так не замечен не остался, разогнуться я уже была не в силах да и глаза стали слезиться из-за пыли. С каждым шагом голова все мутнела, солнце благо за тучами скрылось, так и дорогу разглядеть теперь можно. Гляжу, вдалеке силуэт виднеется, конь без наездника, явно не нашего двора да и странный он. Черный, прямо как Сецех, да только грива с хвостом ярче огня красного, длинная такая, чуть ли не по земле волочится. Он мчался со стороны леса прямо к полю, на которое обычно коней выводят. Прямо к гнедому, не сбавляя темпа. До меня не сразу дошло, как такое могло произойти, но через считанные секунды Сецех был сбит с ног, получая множественные удары копытами, он не издал ни звука.
– Не-е-ет, – заорала я, что есть силы, испугавшись за гнедого. Пришлый конь тут же остановился. Как бык на красную тряпку он понесся прямо в мою сторону мгновенно забыв про жертву, что пала минутой раньше. Не сбавляя хода, он как стрела рассекал воздух снося все на своем пути и видя перед собой только один силуэт – меня.
Раздавшейся откуда то с боку крик Оллана мне не помог, как бы он ни голосил, что мне надо бежать, да руками лишний раз не размахивал, это сейчас мне не поможет. Мне по ходу дела уже ни что не поможет, так как боль в боку стала не выносимой – вдохнуть то больно, не то что шаг сделать.
Что потом было я не помню. Все почему-то потемнело перед глазами. Главное, что боль прошла.
Душевная тоже, кстати.
* * *В замке, казалось, почти ничего не изменилось. Огромные картины в старинных оправах, широкие подоконники заставленные цветами да украшенные жемчугом – причуда моей кузины. Я ее уже более пятнадцати лет не видела, так как ее замуж в соседнее государство выдали, но по просьбе отца теперь так все цветочные вазы украшают. Хоть одна жемчужинка да должна в земле лежать. На память об Иве. Она, в честь деревца названная, сама как ива была – стан тонкий, коса до земли русая на солнце блестит, как рожь золотом переливается. Щеки румяны, ручки белые нежные и сама она вся с виду девушка хрупкая. Но характер наш, что ей что мне, от матерей достался. Ей палец в рот не клади, откусит и не заметит, вот муженек ее под каблуком и оказался, все ее причуды выполняет как свои собственные. Они друг друга любят, иначе без этого чувства она бы и не вышла за него, оставшись из принципа старой девой, а по расчету ни-ни. Вот, кстати, и портрет ее висит в главной зале, вместе с дитем малым да мужем в обнимку. Хорошая у них семья, добрая. Государство их расцветает прямо на глазах, люди то и дело, что мечтают туда переехать, да в том государстве не дураки работают. Им столько народу не надобно, своего хватает.
Иду я дальше меж белокаменных колонн с расписными узорами, осматриваю потолки высокие, маслом писанные, сцены из сражений великих изображающие. И вроде бы понимаю, что сплю, что все это лишь в голове моей (не могли же меня в дом воротить, договор нарушить) да прикосновения каждые ощущаю – будь то ветерок шальной, да ветка деревца, что на окне стоит.
– принцесса…
Обернувшись, я увидела батюшку нашего, что в церкви служит, да только бледен он был, словно смерть увидел.
А потом и проснулась вовсе.
* * *Голова, казалось, чугунная стала – от подушки не отодрать, да только руками и могу шевелить, вроде они не сломаны. Ноги тоже целы, а вот живот болит, словно из него отбивную делали да потом сшивали. Очнулась я в своей комнате. Отгоняя остатки сна, я все же смогла приподняться на кровати да осмотреть себя с ног до головы, не потеряла ли чего, пока спала и под копытами лежала. Что было вообще не помню – только морда красногривая перед глазами стоит, еще не скоро забуду эту кобылу пришлую, али коня, кто бы знал.
Попытка встать оказалась непомерной, так что я застонала как дева на смер…замуж идущая – басом и скрипом как полагается, да с придыханием, что бы по громче да послезливее. Шторы задернуты, но судя по лучам солнца сквозь щель пробивающихся сейчас вроде раннее утро.
И кушать так хочется, знал бы кто. Ух, сейчас бы молочка теплого с пряником, да мясца кусок пожирнее, с картошечкой…
В коридоре послышались шаги, я тут же под одеяло сквозь боль юркнула да спящей притворилась.
Их двое было, принц Рэн, да конюх. Голосили что-то совсем непонятное, судя по интонациям явно ругались.
– не усмотрел, моя вина, но кто ж знал, что он на нее попрет, да еще и Сецеха затопчет – голосил Оллан, – я коня еле откачал после ударов тех, помрет думал…
– а о принцессе ты не думал? – с явным раздражением принц открыл дверь в мою комнату (вот хамство, а вдруг я голая?) – померла бы, что тогда сказал?
Приоткрыв один глаз, я видела в отражение зеркала, что на стене висит, как конюх опустил голову от стыда.
– не знал я, что она ранена, думал от страха сознание потеряла. Конь то тот ее и не задел даже, она как на землю упала, так он мигом остановился, прямо перед ней. Волосы ее пощипал, принюхался да и удрал, пол конюшни при этом разворотив, зараза!
Видно было, сам на себя злится, да сделать уже ни чего нельзя. Я в их разговор влезать не стала, может еще чего интересного скажут, пока думают, что я без сознания тут валяюсь, вот только как на зло чихать хочется… перо из одеяла вылезло, да щекочет, мерзость!
– да что бы такие как найтмары внезапно появились средь бела дня, это чем же так его разозлить надо было? Они на своем пути все уничтожают, не мне тебе об этом говорить, почему он ее не добил – вот это мне не понятно, да и Сецех чудом с того света выкарабкался… Тут что-то не то…
Совсем обессилив от потока мыслей Рэн сел в кресло подле моей кровати и закрыл глаза, о чем-то думая. Уж не знаю, почему моя комната послужила пристанищем мыслительного процесса этих двоих, но от того, что очень хочется чихнуть, глаза бы мои их не видели.
– что с принцем Шаласом?
А вот это уже интересней, да кто ж это перо сюда сунул! Сгинь, сила не чистая!
– да все так же, – с сожалением ответил Рэн, при этом что-то доставая из кармана, – не нашли. Как в воду канул. Судя по данным, он у людей, они не знают, кто он, поэтому и …
АПЧХИ! Ну почему именно в такой момент, когда тема на столько интересна!
Откинув одеяло, я гневно посмотрела на обезумевшую парочку, судя по черным отметинам под глазами обоих – они явно не спали всю ночь, если же эти отметины можно назвать синяками, на такого цвета коже их и не заметишь вовсе, пока не привыкнешь.
Мужчины явно впали в ступор при этом уставившись на объект издающий умирающие звуки и единогласно выругались нецензурной бранью.
– мы тут, значит, ее к жизни вытягиваем с того света, а она подслушивает разговоры в тихую. Пока мы над ней трясемся, она нас за нос и водит – с нескрываемым удивлением прошептал Рэн. Такое множество эмоций на его лице я видела впервые.
Казалось, если бы я не была больна, его ручонки на моей шее уже сомкнулись. А конюх бы помог, так как сейчас оба поняли, что сболтнули лишнего. А не надо при чужих ушах языками чесать, вот так секреты государственные и становятся достоянием общества…и то в лучшем случае…
– ну, это не совсем так, я только очнулась, а тут вы подошли, мне же тоже интересно. От вас ответов я точно не дождусь, так что вы там про Шаласа говорили? Как это понять, он у людей?
Нецензурная брать увеличилась вдвое.
– моя бы воля, убил бы, и брата от такой напасти освободил, и свои нервы в порядок привел. Меньше знаешь, крепче спишь, это же вроде ваша пословица? Вот и дрыхни в обе дырочки, пока снотворными травами не накачали!
Вопиющая наглость не прокатила. Что ж, осталось последнее женское средство:
– у-а-а-а-а, – заголосила я, выдавливая крокодильи слезы. Они фальшивые да ради информации, так что в таком случае своим принципам и уступить можно.
Тут мужики совсем растерялись, принц в кресло вжался. Конюх, опытом обученный, только лишь прыснул в усмешке да за картиной этой со стороны наблюдал.
Я же заголосила пуще прежнего.
– ты чего это, принцесса, – в ужасе уставился Рэн на мое красное заплаканное лицо.
Ага, сейчас поди расколется.
– у-а-а-а-а, – продолжала я давить слезы да всхлипы.
Помолчал принц, посмотрел на мои старания:
– все женщины одинаковые, – удивление с его лица как рукой сняло, меня от такого саму перекосило, – сколько женщин, а все на слезы на свои надеются…
И уставился на меня с усмешкой победителя в бою неравном.
