Елена Звездная - Все ведьмы рыжие, или Будь моей ведьмой[СИ]
И кое-кто вмиг покраснел, а затем опрометью метнулся к душевой, я едва успела крикнуть ему в спину:
— Игнат, там скользко!
Услышал, обернулся, кивнул, и ушел мыться. А я вдруг подумала, что нечего мне со Стужевым тут обретаться, и осторожненько потопала… до дверного проема дотопала, а дальше никак — то ли стена прозрачная, то ли кто-то магичит.
— Слышь, фея, феячить прекращай, — прошипела я, разворачиваясь к Князю.
Хохотнул, но репрессий не последовало — Стужев обстановкой занимался. Вот из тумана появился стол, вот шесть кресел из позолоченного дерева, вот на стене возникли картины тоже с позолоченными рамками.
— Маргош, слушай внимательно, — продолжая чего-то еще творить, начал Князь, — будешь стоять за спинкой моего кресла, не по центру, а чуть вправо. Когда дам знак, принесешь ларец, — к слову в этот миг из тумана вырос маленький круглый столик на одной ножке, который стал своеобразной подставкой ларцу. — Чтобы в тебя не летело — не реагируй, темные поглумиться любят, но тебе вреда не причинят. Все поняла?
Я поняла.
— Что, самому впадлу за ларчиком сходить? — поинтересовалась, не скрывая ехидства.
— Не солидно, — спокойно ответил Стужев. — И предвосхищаю твой следующий саркастический вопрос — другого никого взять не могу, наши темных бояться до дрожи и икоты, а, знаешь ли, икающие и дрожащие слуги это как-то не солидно.
— А я не испугаюсь? — страшно уже было.
Это если другие бояться, то я… как же я?!
— Ты — нет, — спокойно ответил Князь, — сейчас я тебя до истерики доведу и тебе сам черт будет не страшен, не то, что какие-то темные.
— Что? — выдохнула я.
Стужев же, завершив к этому моменту с интерьером, вдруг направился ко мне. И страшно стало — да, он же без тормозов совсем. А Игнат моется, а…
— Слушай, анимешка злодейская, стой, где стоишь! — потребовала я.
Князь остановился, всего на миг, а затем медленно, неторопливо, не отрывая от меня глаз, спокойно продолжил путь. Не долго думая рыжая ведьма заорала во все свое ведьминское горло, и почти сразу рот мне властно закрыли… рукой. В следующее мгновение в оставшейся руке Стужева сверкнул нож… Дальше случилась истерика у меня, курсы кройки и шитья у него, и посрамление Зайцева, Юдашкина и иже с ними! В результате минутного сражения меня с Князем и его с моей одеждой я оказалась полуголой! Джинсы, так старательно расшитые мавками теперь представляли собой юбку из криво порезанных полос, майка, свободная и в стиле унисекс — стала коротким топиком в манере «только секс». И теперь я рвалась к нему, рыча и пытаясь удушить гада, а Князь, ловко уворачиваясь, одновременно умудрялся поправлять результат собственной дизайнерской мысли.
А самое главное — Стужев ржал! Нет, не в голос, он умудрялся делать это беззвучно, но плечи тряслись, а улыбка прорывалась, сквозь сосредоточенное выражение лица. И это взбесило окончательно.
— Тихо-тихо, Маргош, — я и так тихо, он мне рот продолжал закрывать, — да все уже, с чего ты бесишься? Кстати красотка, должен заметить, и вид у тебя потрясающий — «Я прямо с помойки», называется. Хотя нет, не так — «Я королева свалки», да, так вернее.
Я взвыла. Стужев убрал нож и заботливо поправил мои волосы.
— Все, то, что надо, — с самым серьезным выражением заявил он.
Потом он глянул куда-то поверх меня, чуть прищурил глаза, словно вглядывался, и уже действительно серьезно сказал:
— Прибыли. Все, Ведьма, на позицию.
И отпустив, прошел сквозь ту незримую стену, в которую так старательно билась я, чтобы встретить появившихся гостей. А я осталась! В изрезанной одежде и с растрепанными волосами! Свирепеющая я оглядела новую обстановку, посмотрела на кресло Стущева, темным бархатом обитое… взгляд сам метнулся к одной из ваз с цветами, которые здесь так же появились… Дальнейшее просто было местью ведьмы!
А после да — я застыла за креслом изваянием оскорбленной невинности, ожидая чурку белобрысую и этих самых темных.
Князь вошел первым, вежливо беседуя с пришедшими о погоде и какой-то Костяной пустоши. А вот те самые темные, которыми меня так пугали, оказались двумя импозатными и очень приятными мужчинами весьма интересной внешности — смуглые, с волосами собранными в хвост, рослые, широкоплечие. От людей они отличались разве что черными бездонными провалами в глазах, да чуть иным строением лица — не то чтобы сильно заметно, но все-таки отличия имелись. И оба высоких гостя, едва увидев меня, вежливо поприветствовали сдержанным наклоном головы.
Рыжая полуголая ведьма в ответ на это широко и радостно оскалилась, так что оба изумленно вскинули брови, а затем я, придерживая лоскутки джинсов, изобразила низкий реверанс, выдав всем троим шикарный вид на новообретенные верхние девяносто. Когда распрямилась, встретила две заинтересованные ухмылки и одну побелевшую от злости рожу. Роже обольстительно улыбнулась, темным заговорщицки подмигнула и представилась:
— Ведьма.
— Потомственная? — голос у темного оказался низким, приятным таким.
— Свежеиспеченная, — я просто сама любезность и гостеприимство. — Присаживайтесь, дорогие гости. Чай, кофе, Князь на блюдечке?
Темные переглянулись и расхохотались. Смех, кстати, тоже очень ничего, а я стояла мило и невинно улыбалась, и совсем не реагировала на выразительный взгляд Стужева, который как и у Игната, требовал конкретно одного «Заткнись, Марго». Какой заткнись — он своего добился, я была в ударе и страх был мне не ведом.
— Князь на блюдечке — это сильно, — посмеиваясь, произнес темный, и они сели в кресла.
— Да уж, — Стужев схватив меня за запястье, больно сжал, и фактически отволок в указанное место. — Она у нас новенькая, не обученная еще.
Меня наградили очередным выразительным взглядом, после чего Стужев сел в кресло… Чавк — издало посадочное место. Князь замер. В этот момент сработал закон вытеснения, и все услышали отчетливое кап-кап-кап. Побелевший от бешенства Стужев медленно повернул голову и уставился на меня убийственным взглядом.
— Стать мокрым — это естественно… Быть сухим — значит носить Либеро! — выдала отчаянно сдерживающая хохот я.
— Что? — прошипел взбешенный парень
— Huggies. Чтобы попки дольше оставались сухими, — сообщила очередную рекламную аксиому.
* * *И в этот момент, со стороны душевых вдруг раздался грохот, потом отчаянный мат, причем родной, русский, затем снова грохот. Князь стал пунцовым. Темные, которые тоже едва сдерживали смех, вопросительно посмотрели на меня. Я не могла молчать, я обязана была сообщить всему миру:
— Safeguard и Вы на защите семьи!
Грохот повторился, затем снова, снова и снова послышался отчаянный мат, затем не менее отчаянное и звучное:
— Слезь с меня!
— Не лапай!
— Куда пялишься?!
И много чего еще на повышенных тонах.
— «У вас на стройке несчастные случаи были?», — процитировала я бессмертные строки.
Темные не выдержали — хохот, издевательский и громовой огласил весь сказочный домик. Темные хохотали так, что стекла дрожали, а я… я себя такой счастливой чувствовала.
— Ну, Ведьма… — прошипел Стужев.
— «Ну, погоди», — дополнил один из темных и дом затрясся снова.
На громовой хохот пришел Игнат, уже полностью одетый, недоуменно посмотрел на темных, потом увидел меня и мой наряд, нахмурился. Перевел взгляд на напряженного и натянутого как струна Князя, и удивился уже по-настоящему. Затем как-то испуганно поманил меня, видимо не желая обнаруживать свое появление перед темными. Но поздно, один из черноглазых перестал смеяться, и как-то недобро произнес:
— Игнат, вы почтили нас своим присутствием?
Демон побелел. С чего бы?!
— Проклятия вашим врагам, мрака предкам, морак Таэлон, — вежливо произнес Игнат.
Морак?! А может морлак?
— Игнат, — позвала я, — а как к ним правильно обращаться?
Демон от чего-то и вовсе посерел, а тот самый морак Таэлон, повернулся ко мне, улыбнулся и объяснил:
— Я — морак, мой спутник ураг Херард. А как мы можем именовать прекрасную рыжую ведьму? — и улыбка, потрясающая такая.
И я уже открыла рот, чтобы назваться, как Игнат одними губами прошептал: «Не смей!». Умолкла, не понимая вообще, чего он так боится этих милых темных, и решила поступить как тогда с мавками, то есть на свой страх и риск:
— Для друзей я — Рита.
Стужев тихо простонал.
— Для тебя Марго, — уточнила, чтобы не наглел.
А оба темных почему-то перестали улыбаться и теперь просто смотрели на меня, по лицам эмоции прочесть было не возможно, глаза так вообще бездонные пропасти.
