Эдуард Мухутдинов - Мечи Эглотаура. Книга 1
Я потряс девушку за плечо.
— Ну уйди, — пробормотала она и перевернулась на другой бок. Я повторил маневр более настойчиво. Жуля продрала глазки и страдальчески посмотрела на меня. Узнавание мелькнуло в зрачках, воспоминание и понимание сложившейся ситуации, но никакой реакции не последовало.
— Вставай, детка, пора ехать, — ласково сообщил я. К моему зову присоединились Пахтан и кобылица.
Спустя полчаса всеобщих усилий Жуля оказалась в вертикальном положении и стояла, подпирая дерево, пока я собирал немногие оставшиеся целыми вещи. Подумал, отправил в кусты помятую жестяную кружку, нашел еще одну, непомятую, сунул ее в сумку. Туда же кинул бутыль, рассудив, что она еще пригодится, ну, воду там с собой таскать, а то и для следующей порции самогона, а там, может, и продать, если деньги нужны будут. Сложил одеяло и присовокупил к прочему хламу, что образовался в сумке. После чего пришлось снова будить Жулю, умудрившуюся заснуть стоя.
— Голова болит, — пожаловалась она в первую очередь. — Сделай что-нибудь.
Я осторожно помассировал ей виски, затылок и шею, от чего она опять сумела сомлеть. Тогда я просто закинул ее в седло и постарался пристроить так, чтобы не выпала при езде. Потом залез на Пахтана и дал шпоры.
Кобылица послушно шла следом, Жуля безвольно качалась из стороны в сторону. Я сам с трудом удерживался в седле и старался делать поменьше движений. Пахтан, понимая мое состояние, не пытался шутить, справедливо полагая, что шутки дорого ему обойдутся. Незаметно я задремал…
… И проснулся от того, что на голову обрушился целый водопад. И мало того, что обрушился, а еще и продолжил это делать. В общем, пока я кемарил, собрались густые тучи, засверкали молнии, грянул гром и полилась самая настоящая гроза.
Первым порывом было спрятаться под какой-нибудь навес. В самом деле, меня, дитя цивилизованного века, страшит обыкновенный дождь, как пособник простуды, утопленников и тех нехороших людей, которые задумали лишить всех хороших людей волос на головах посредством насыщения воздуха — а с ним и осадков — кислотными газами. Спустя несколько секунд я передумал прятаться, ибо понял, что в выдуманном моим заплесневелым мозгом мире таких нехороших людей нет, а если и есть, то до подобных пакостей они не додумались, а если и додумались, то у них отсутствуют средства и возможности, а если и не отсутствуют, то до сюда они еще не добрались, а если и добрались, то… Короче, здесь кислотными дождями пока что и не пахло. А на простуду можно было наплевать как на неизбежное время от времени зло.
Мощный ливень хорошо утолил жажду. Это было прекрасно — откинув голову, раскрыть пасть и вбирать в себя потоки небесной воды — как благодати. Правда, пару раз пришлось сплевывать нерасторопных насекомых, увлеченных крупными каплями прямо в недра рта; но эта мелкая пакость не смогла испортить хорошего настроения.
Жуля тоже проснулась и ожила. Мокрые волосы ее развевались от встречного воздуха — мы пустили лошадей вскачь. Листья хлестали по лицам, оставляя зеленые следы на коже и одежде. Молния сверкала почти непрерывно, вспарывая внезапную темноту грозового дня. Лес шумел; деревья колыхались от сильного ветра, беспощадно треплющего их верхушки. Вода обрушивалась на мир с неотвратимостью божьего гнева; на нас попадали и капли дождя, и скопившаяся на листьях влага. Ледяной ливень внезапно сменялся теплым, теплый — ледяным, и это — еще одна местная особенность. Гром заглушал шелест капель, эхом обновления отдаваясь в душе. Мокрая одежда облепила Жулю, точными штрихами обрисовав все черты ее совершенного тела, и при взгляде на девушку я ощущал какие-то первобытные порывы; безумие распространилось от меня вовне и охватило всю землю; я в восторге вскричал: «Да будет так!!!», — но что будет — не знаю, не имею понятия, это просто экстаз…
Наваждение прошло внезапно. Вдруг молнии прекратились, гром стих, и светопреставление превратилось в обыкновенный сильный ливень. Но осталось что-то такое, ощущалось состояние очищения… нет, чистоты… это сложно выразить словами. Язык богат, да, но бывает такое, для чего в нем просто нет ни слов, ни даже звуков, ибо ни один звук не может передать ощущение безграничной, ничем не связанной свободы…
Я посмотрел на Жулю. Она стыдливо отвернулась, тщетно пытаясь отлепить одежду от тела. Я хмыкнул и отвернулся ответно, полагая себя способным хотя бы на такую мелкую деликатность. Но это потребовало некоторых усилий.
Ливень быстро выдохся, и уже через полчаса сумерки рассеялись, выглянуло Солнце, птицы со свежим энтузиазмом принялись надрывать голоса. Редкие лучи светила, достигающие нас сквозь плотно сплетенные кроны, постепенно высушили одежду, и Жуля наконец перестала отворачиваться.
Пахтан фыркал и пыхтел, слабо сопротивлялся, но шел дальше. Он явно провоцировал меня сделать привал, чтобы продолжить свои приставания к кобылице в более конфиденциальной обстановке. Он пока слушался, но постепенно сопротивление нарастало. Я решил не искушать судьбу и объявил привал.
Глава 4. Фраги. Вопросы без ответов
…Шаман может воспринимать то, что не видно обычным взглядом, и расширять границы своего осознания, соприкасаясь с реальностью, лежащей за рамками обыденного мира физических явлений.
Кеннет Медоуз. «Шаманский опыт»Стоило освободить седельную сумку от бренной заботы хранения потрепанного одеяла и снеди, как Пахтана и кобылицы след простыл. Я пожал плечами и принялся накрывать на стол, вернее, на одеяло, решив предоставить Жуле поиск хвороста, чем она и занялась.
Закончив свое нехитрое дело, я уселся и, чтобы не терять времени, занялся усердным глубинным самокопанием.
Итак, что мы на сегодня знаем о себе? Я, разумеется, псих, да еще какой. Если полагать, что каждое встреченное мной существо характеризует какую-то индивидуальную черту характера, то… Поразмыслим над этим.
Крестьянин. Это, разумеется, мое трудолюбие. Пес и коты. М-м-м. Независимость, любовь к чистоте и животным. Самалу? Тут и думать нечего — любовь к природе. Пес по имени Джек — разумеется, вежливость. Барон Харис — гостеприимство и радушие, не без некоторой осторожности. Конюх — безусловно, способность быстро кого-либо чему-нибудь научить. Пахтан — целеустремленность и решительность в достижении цели. Дварф Гран — находчивость. Хром Твоер — доброта и эрудированность, быть может, свойство сопротивляться неблагоприятным внешним обстоятельствам. Щербатый — талант восхищаться. Жуля — красота и невинность. Лем — художественность натуры и некоторая умудренность. Серот — это моя способность подмечать мелкие детали, могущие помочь сложиться некой картине, без этого оставшейся бы незавершенной.
М-да-а.
А если взглянуть под другим углом?
Крестьянин — твердолобость и недалекость. Пес и коты — глумление сильного над слабым, дискриминация иной расы. Самалу — ограниченность мышления. Джек — высокомерие и гордыня. Кахтугейнис — ах, какая великолепная мания величия. Конюший — неспособность к крепкой дружбе. Пахтан — злорадство и агрессивность. Гран — исключительная невыносимость в общении. Хром Твоер — жестокость и ограниченность мышления, злонамеренное неприятие реальности. Щербатый — быстрая смена настроений и мнения, излишне проявляемые эмоции. Жуля — некоторое ханжество, быть может. Лем — чрезмерная болтливость и коварство. Серот — всевозможные пороки и нечистота языка.
М-да-а-а.
Картина, что ни говори, складывается преотвратная.
Этот весьма занимательный процесс раскладывания по косточкам самого себя прервало вежливое покашливание где-то над ухом. Я открыл глаза и посмотрел в направлении кашля. Там никого не оказалось. Посмотрел в другую сторону. Тоже никого. Я решил, что почудилось, и снова погрузился в медитацию.
Покашливание раздалось снова, теперь уже прямо передо мной. На этот раз я узрел древнего старика с длинной, почти до пояса, бородой. Старик, нервно постукивая палкой по земле, вопрошающе глядел на меня.
— Что вам угодно? — спросил я.
— А ты не догадываешься?
— Кхе, гм. Присаживайтесь, пожалуйста. — Я вежливо поднялся и помог старцу устроиться на краешке одеяла. Он, что-то ворча себе под нос, принял мою помощь. Потом крякнул.
— Ну вот. Теперь, пожалуй, продолжим. Давай, ребята.
Я встревожился и, наверное, не зря. Но бесполезно. Из-за деревьев вышли еще двенадцать старцев, обладающих менее длинными бородами. Один из них с поклоном подал первому пухлый мешок из дерюги. Единственное, что могло грозить со стороны сего древнего сборища, это чрезмерно быстрое оскудение моих запасов пищи. Ну что ж, перейдем на подножный корм, благо малины и орехов в лесу полно.
— Кто вы такие? — спросил я, посчитав справедливым первым узнать личности своих гостей.
