Анна Гаврилова - Большая и грязная любовь
Кстати, про инкубов тоже выяснить не мешает. А вот от оборотня и «визитки» лучше держаться подальше, а то мало ли…
И еще. Мне показалось или представления Глебовых товарищей о мире несколько… ошибочны?
Заснуть быстро все-таки не удалось. Первой причиной бессонницы был Глеб – уж слишком тесно прижимался, а на любую попытку отползти реагировал как последний собственник, прижимал еще сильней. Вторым моментом были мысли, и касались они… того же Глеба.
Наверное, это мазохизм, или сдвиг по фазе, или что-то еще, более глобальное. Ведь нормальная женщина не может столь остро реагировать на мужчину, который несколько часов тому… ну, считай, предал.
Нет, разумеется, у брюнета были причины смолчать во время выступления Мегеры, но когда наличие мотива было поводом не дуться? Хуже того, я таки дулась! Мне было больно и обидно, и неприятно, и вообще! Хотелось встать, одеться и уйти, громко хлопнув дверью, но в то же время… дико хотелось Глеба.
Как смогла это желание в себе задушить? Не знаю. Но о том, как кусала подушку, а потом и одеяло – помню отлично.
Утром тело взбунтовалось опять, только в этот раз бороться было проще – прохладный душ! Благо проснулась я раньше зеленоглазого искусителя, и даже из его объятий выбралась без потерь. И уже там, стоя под струями, которые вызывают отнюдь не романтические мурашки, решила – гордость у меня таки есть. Сдаваться гормонам и Глебу я не намерена.
Решение было железобетонным. Из ванной комнаты я выходила с прямой спиной, расправленными плечами и гордо задранным подбородком. Жаль, споткнулась, когда из глубин спальни прозвучало:
– А под халатиком у нас что?
– Ничего! – рыкнула я. Потом сообразила, что именно сморозила, и попыталась исправиться: – Ничего хорошего!
– Да ладно? – протянул брюнет недоверчиво.
Поднялся он раньше, чем я отвернулась, продемонстрировал все свое великолепие, вкупе с полной боевой готовностью. Стало жарко, словно не было никакого душа и вообще.
– Глеб, у нас в девять переговоры. – Надеюсь, достаточно строго прозвучало?
– Помню, – по-кошачьи улыбнулся он и двинулся навстречу. – Поэтому предлагаю тебе перестать вредничать, и…
Радужки того, кого Арсений назвал высшим инкубом, стремительно краснели, а боевая готовность… черт, она же не может возрасти еще больше! Или все-таки может?
– Никакого «и» у нас не будет! – Я развернулась и потопала к гардеробной. – Кстати, а где сумки?
– Видимо, домработница позаботилась.
Фух! Значит, домработница у него все-таки есть и мне не придется драить весь этот пентхаус! Хоть что-то приятное.
Приоткрыв дверь гардеробной, тут же обнаружила всю коллекцию обуви, а также пару коробок, в которые заботливая, но пока незнакомая мне дама переложила остальные вещи. Фен лежал сверху, равно как и расческа. Черт, надо будет разобрать, разложить…
– Крис, тебе не надоело?
Я развернулась, чтобы еще раз пронаблюдать наготу Глеба Игоревича. Брюнет стоял посреди спальни в позе хозяина – ноги на ширине плеч, руки на груди сложены, губы недовольно поджаты. Во взгляде теперь уже красных глаз, читался укор. И не только во взгляде… Тот, второй, тоже сердито выглядел, и… напряженно.
– Глеб, а давай не будем скандалить с утра?
– Давай, – легко согласился он, опять двинулся на меня.
– Глеб!
– А что? Ты знаешь другой способ избежать скандала?
Было жарко, стало еще жарче. Тем не менее я нашла в себе силы ответить:
– Я знаю десятки способов, Глеб.
– Хорошо, уточним вопрос. Ты знаешь другой способ избежать скандала… со мной?
Когда на тебя надвигается мускулистая обнаженная махина, это страшно. Когда предает родной организм – еще страшней. Благо хоть находчивость проснулась.
– Может, хотя бы душ примешь? Зубы почистишь? А?
Остановился, снова руки на груди сложил.
– А раньше тебя это не останавливало, – хмуро сказал тот, по чьей милости мне теперь опять в душ надо. Причем не обязательно холодный – мне сейчас любой подойдет, ибо вспотела вся. Даже ногти и те, кажется… впрочем, неважно.
– Правила изменились.
– И давно? – вскинув бровь, вопросил красноглазый.
– С того момента, как ты меня похитил!
Уголки его губ дрогнули, а глаза… они как будто ярче стали, словно радужки – не радужки, а расплавленная лава.
– Ах вот оно что… – протянуло резко повеселевшее начальство. – Ну ладно. – Потом подмигнуло и добавило: – Никуда не уходи, я быстро.
Не уходи? Ну уж нет!
Едва Глеб скрылся за дверью, я прошмыгнула в гардеробную. Впрыгнула в первые попавшиеся трусики, натянула первый попавшийся костюм. На бюстик пришлось забить, потому как искать тот, который с трусиками сочетается – некогда, а надевать другой – неэстетично. Чулки натягивала уже на кухне, голову сушила там же – благо холодильник стальной и блестящий, при желании вполне сойдет за зеркало.
В процессе побега из спальни обнаружила свою сумочку – она в прихожей, на тумбочке стояла. Так что к моменту появления Глеба я даже накраситься успела! Ну а еще кофе сварить и телик включить.
Собственно, за поглощением кофе и параллельным прослушиванием новостей меня и застукали…
– Вот значит как, – сказал шеф ровно. Он, как и вчера, в полотенце был. И капельки воды на тронутой загаром коже блестели так… соблазнительно.
– Кофе? – Надеюсь, моя улыбка выглядит беззаботно, а?
– Крис, не смешно.
Блин! Мне тоже не смешно! Но есть такие вещи, прощать которые нельзя. По крайней мере не так быстро.
Шеф мои намерения, конечно же, понял, но все равно приблизился. Стульчик, на котором сидела, отодвинул. А присев передо мной на корточки, заглянул в глаза и сказал:
– Крис, розочка моя, ты ведь знаешь, чем твое упрямство чревато.
Я нервно сглотнула и попыталась воззвать к разуму:
– Глеб, у нас переговоры в девять! И вообще…
– Вообще плевать, – тихо сказал он.
Одна рука грубо сжала мое полупопие, вторая скользнула под юбку.
– Глеб, я против!
– Ага, конечно…
– Глеб!
По телу прокатилась волна нестерпимого жара, так что возмущенный вопль плавно перешел в крайне неуместный стон.
– Розочка моя… – Нет, Глеб не подобрел. – Ну вот зачем ты так со мной, а?
А затем, что… черт! Ну ты же меня предал, понимаешь? И унизил! И…
Руки шеф убрал, но не отстранился.
– Правила, говоришь, поменялись? – хрипло спросил он. – Что ж, я тоже не прочь… правила поменять.
Он провел пальцем по моей шее и потянулся к первой из трех пуговиц жакета. Я, вопреки решению не подпускать, выгнулась навстречу и простонала:
– Глеб, пожалуйста…
Не ответил – молча расстегнул первую пуговицу.
– Глеб!
– Он самый, – сказал красноглазый. От хрипотцы, звучавшей в его голосе, по телу прокатилась новая волна жара. Или дело в тоне? Слишком ровном, слишком бесстрастном.
Вторая пуговица тоже сдалась на милость победителя, а заодно маленький секрет приоткрыла…
– Мм… ты сегодня развратница, – протянул шеф, скользнув пальцами по лишенной кружевной защиты груди.
Я опять выгнулась, опять застонала.
– Плохая девчонка. Плохая, капризная девчонка, – делано сокрушался шеф, расстегивая третью и последнюю. – И что же мне с тобой делать?
– Понять и простить, – простонала я.
– Не-ет… – протянул… в данный момент красноглазый. – Никогда!
А потом убрал руку, кивнул на расстегнутый жакет и приказал:
– Снимай.
Ужас ситуации заключался в том, что я послушалась. Послушалась, несмотря на то что собиралась не снимать, а наоборот – застегнуть и призвать-таки эту брюнетистую заразу к порядку!
Едва неугодная часть гардероба оказалась на полу, Глеб улыбнулся уголками губ и поднялся.
– Вставай, розочка моя.
И я повиновалась! Мгновенно, безропотно!
– Руку, – снова подал голос он.
И опять слушаюсь. Ведомая Глебом, подхожу к кухонной столешнице, и…
– Обопрись… Нет, ладони чуть дальше… Прогнись…
О, нет!
– Глеб…
– Да, я помню как меня зовут, – прохрипел шеф, задирая и без того короткую юбку.
Очередная волна нестерпимого жара, очередной протяжный стон. Но ужас ситуации даже не в том, что подчиняюсь, а… а в том, что мне нравится. Против того, что творит красноглазый, восстает только разум, но и то исключительно из принципа! Мамочки… наверное, не стоило сдерживаться ночью. Наверное, одержимость Глеба заразна.
– Ох уж эти правила, – прошептал тот, кого Арсений назвал высшим инкубом. – Ох уж эти… правила.
Фейерверк я увидела сразу. Ну то есть вообще сразу, в первую секунду. Как-то не к месту вспомнилась визитка с контактами спецов по звукоизоляции и пожилая пара, которую в лифте встретили. И это все… ну через фейерверк. Одновременно. Стыд, смешанный с наслаждением… бывало, конечно, но не до такой степени.
Глеб замер, дожидаясь, когда волна схлынет. Ласково погладил по спине, потом столь же ласково и спокойно принялся гладить бедра. Ну а когда мое дыхание выровнялось, а вместо многоцветных вспышек перед глазами снова возникла настенная панель с изображением ночного города… вот тогда я не только визитку, я даже телефон той конторы вспомнила!
