Александр Иванов - Плоды вдохновения

Хожу-брожу, нахмурена,
моя ли в том вина?
В душе моей накурено,
посуда не сдана…

Леса души запущены,
не слышно пенья птиц,
консервы недокушаны,
скорлупка от яиц.

Знать, кто-то шел-похаживал
и выбросил спеша
окурок непогашенный…
горит теперь душа.

Средь мятого кустарника
одна сижу с тоской.
Пришлите мне пожарника
с резиновой кишкой!

Признаться ведь не хочется,
ты, скажут, не смеши:
а так нужна уборщица
мне лично – для души!

Кабы мне теперь
Да в деревне жить,
Да не стал бы я
Ни о чем тужить.

Кабы мне теперь
Да залечь на печь,
Да не стал бы я
Все куда-то бечь.

Да отменный век
Был бы мне сужден.
Жил бы я тогда,
Не считая ден.

Кружева-слова
Сам собой плелись,
А густые щи
Сами в рот лились.

Я б гулять ходил
Только в огород,
Репа, хрен да лук –
Прыг! – да прямо в рот!

Глядь-поглядь оттоль,
А оттоль досель –
Молоко-река,
Берега-кисель!

А по вечерам
Опосля кина
Все б ходили зреть
Да на Тряпкина…

Мне все ласкает взор – стрекозки и жучки,
Букашки с рожками, козявки, червячки,
Сошлись в душе моей комарики и мошки,
Живут во мне своей интимной жизнью блошки…

Вот резво выбежал
из щелки таракан,
Он лапками сучит, смешны его усишки.
Он среди всех один как грозный великан,
Тот, о котором я прочла в какой-то книжке.

Вот розовенький весь змеится червячок,
На изумрудной ветке тонко пикнет птичка,
Тюк – нету червячка. Казалось, пустячок,
А все имеет смысл. Все тонко, поэтично!

Все, все мне нравится! Все радует до слез.
Листочек съела тля, листочек бедный чахнет…
Солидный муравей пыхтит как паровоз…
Серьезный черный жук залез (пардон!) в навоз,
Я не люблю навоз – он очень дурно пахнет…

Коровка божья спит на птичьем гуане,
Две точки черные как кляксы на спине…
Вся гамма чувств во мне – боль, радость, укоризна…
Нет, что ни говори, вполне подвластны мне
Все тайны сюсюреализма…

Ной
Был, бесспорно,
Человеком стоящим,
Нигде и никогда не унывающим
И спасшим жизнь всем лающим и воющим,
Кусающим, ползущим и летающим,
Короче говоря, млекопитающим
И прочим тварям всем, в беде не ноющим.
Вы спросите:
Зачем все это сказано,
Давным-давно известное? Не эхо ли
Оно того, что все друг с другом связано,
Ведь в огороде бузина обязана
Цвести, а к дядьке в Киеве приехали
Племянники, мечтающие пламенно
Горилке дань воздать тмутаракаменно!

Я поэт.
Со мной случилось чудо,
сам не понимаю отчего…
Все кричали:
– Как? Позволь!.. Откуда?
Ты же, братец, это… не того!

Я, конечно, грамотей не очень,
но читать умею пользы для.
И не то
чтоб славой озабочен,
просто хороши учителя!

То ли в летний день,
а то ль в осенний
(это, право, безразлично вам)
сам
ко мне сошел Сергей Есенин.
А к Ахматовой
я подобрался
сам!

Есть слово «я». О нет, я не всеяден.
Оно во мне! В нем суть и жизнь моя.
Я – вещь в себе. И вне себя. Я жаден
До всех, кто осознал значенье «я».

Куда я ни пойду – себя встречаю,
Я сам с собой переплетен в судьбе.
Цитирую, вникаю, изучаю
Себя!
Себе!
Собою!
О себе!

Вот я. Вот нос. И рот. Глаза. Вот ушки.
Чем я не бог? И, бережно храня
Меня в душе,
две темные старушки
Перекрестились, глядя на меня.

Я бодрствую. Я сплю. Я снедь вкушаю.
Я – центр и пуп земного бытия.
– А это кто? – себя я вопрошаю.
И сам себе я отвечаю: – Я!

Я озарился мыслью вдохновенной:
Бог – это я! Мир без меня – ничто!
Я – это я! – я сообщил вселенной.
Вселенная сказала: – Ну и что?

Я в поэзию шел как?
Я в поэзию шел так.

Вдруг почувствовал в пальцах жжение,
а иначе говоря – зуд.
Мысли приняли выражение
и, как войска,
пришли в движение,
я лежу, а они ползут.

Оказывается, есть порядок
в расположении строф и строк.
Стих не должен быть гладок.
Вот так. Самый сок.

Если следовать биографии,
то я
ошибочно должен был
стать учителем географии,
хотя педагогику не любил.

Писал на войне и после войны –
рядовой литературного воинства –
строки неодинаковой длины
и неодинакового достоинства.

К чему ведет нарушенье порядка?
Может быть в Литфонде накладка.
Ссуду дадут, а может, нет.
Крутись как хочешь.
И – привет!

А я наловчился писать, при этом
каждое слово блестит.
Вот так я и стал поэтом
и даже
уже мастит.

Ничему нигде не учился,
а поэт из меня получился!

Не писал стихов
И не пиши!
Лучше погуляй
И подыши.
За перо
поспешно
Не берись,
От стола
подальше
Уберись.

Не спеши,
не торопись,
Уймись,
Чем-нибудь,
в конце концов,
Займись.
Выброси к чертям
Карандаши.
Полежи,
в затылке почеши.

Суп свари,
порежь на кухне лук.
Выпей чаю,
почини утюг.
Новый телевизор
разбери –
Посмотри,
что у него
Внутри.

Плюнь в окно
И в урну попади!
В оперетту вечером
Пойди.
Вымой пол,
Прими холодный душ,
Почитай
на сон грядущий
Чушь…

Что-нибудь,
короче,
Соверши!
Не писал стихов
И не пиши!

Князь Игорь как-то раз
Идти в поход собрался.
С врагами князь решил
Покончить навсегда.
Владимир, сын его, за папой увязался,
Затменье солнца вдруг случилося тогда.

Дружина в сече злой
Вся головы сложила.
Князья у Кончака
В плену… Душа болит!
А Кончаковна глаз на Вову положила,
А он и сам не прочь, да папа не велит.

А в стане вражьем том
Собралась тьма народу.
Все половцы вокруг. И пляшут – будь здоров!
А Игорь знай поет:
«О, дайте мне свободу!» –
И хан Кончак раскис и волю дать готов.

В Путивле на стене
Стенает Ярославна.
Глядь – едет беглый муж, и счастлива жена!
…А все-таки не зря
Я слушала недавно
«Князь Игорь», оперу, соч. тов. Бородина.

Тихо, прозрачно и пусто,
Жухнет сырое жнивье.
Сено, полынь и капуста
Сердце тревожат мое.

Неба осеннего синька,
Сизые краски полей,
Словно рябая косынка
Бабушки дряхлой моей.

Мельница машет рукою,
Едет бульдозер, шурша.
Нежности, света, покоя
Стылая просит душа.

Морозью тянет предзимней,
К ней уж давно я привык.
Все это – невыразимо,
Я выражаться отвык.

Зябнет ворона. Вороне ж
Снится шуршанье берез.
Поезд уходит в Воронеж,
Кушает лошадь овес.

Холодно стало, однако.
Нету вокруг никого.
Лает с балкона собака.
Больше пока ничего…