Феликс Кривин - Жизнь с препятствиями
— Дятенок у нас м-мастер, — благодушествовал Дятел. А вот младший, Дятеныш, этот больше по стихам. Ну-ка, сынок, почитай тете! Дятеныш почитал.
— А? Каково? — выпытывал Дятел, — Артист! Чтец-декламатор!
— Молодец, рассеянно согласилась Пустельга. Это тебя в школе научили?
— Там научат! — сыронизировал Дятел. — Все сам! Придет со школы, уткнется в книжку… В-вот так. — И Дятел показал, как Дятеныш утыкается в книжку.
— А у нас на уроке физкультуры Щегленок за то, что летал, получил двойку по поведению, — сообщил Дятеныш.
— А ты что получил? — съехидничал его брат.
— Я никогда не летаю. Зачем мне летать? Чтоб долетаться, да?
— Вы слышали? — рассмеялся Дятел. — Н-нет, вы слышали, что он сказал? Этот в жизни не п-пропадет, будьте уверены. — Он потрепал Дятеныша по голове. — Как, сынок, не п-пропадешь в жизни?
— Не пропаду! — подтвердил Дятеныш.
— Слышите? Он не п-пропадет! Вот разбойник!
Пустельга уже несколько раз пыталась заговорить о своем, но где ей было переговорить хозяина!
— Семья у нас что надо! — возвещал Дятел. — Вот, например, м-мать. Посмотрите на нее. Нет, вы, пожалуйста, на нее посмотрите!
— Ты лучше на себя посмотри, — сердито отозвалась Дятлиха. — Тоже называется — глава семьи.
— А что, ч-чем не глава? — Дятел поднял клюв и обвел всех значительным взглядом. — И перья, и хвост, и все, как положено.
— Кстати, о перьях и хвосте. Это мне напомнило одного моего знакомого, — поспешно заговорила Пустельга, довольно искусственно переводя разговор на нужную ей тему. — Его зовут Канарей, вы, может быть, знаете?
Дятел сразу заскучал. Он терпеть не мог посторонних тем в разговоре.
— Он живет у Орла. Вы знаете Орла? Такой крупный, представительный.
Пока Пустельга это говорила, слушателей у нее уменьшилось ровно вдвое. Дятеныш сбежал гулять, а Дятлиха вышла, громко хлопнув дверью в знак того, что на нее в этом разговоре рассчитывать нечего.
— Мы с ним познакомились, — рассказывала Пустельга. — Все было так неожиданно и… Вы знаете, у него нет никого, даже родителей.
— Родителей? — подхватил Дятел, обретая почву под ногами. — Я вам скажу, что родителем быть не так просто. Школа — это ш-школа, но родители…
Дятел оборвал себя на полуслове: послышался сильный стук в дверь. И не успел он встать из-за стола, как в комнату ввалились новые гости: начальник явной полиции Филин-Пугач и две его руки — правая сержант Глухарь и левая ефрейтор Сплюшка.
— Именем Индюка! — возгласил начальник полиции, зловеще сверкнув очками.
Очки были именные. Филин получил их за многолетнюю безупречную службу и теперь никогда с ними не расставался. Он даже спал в очках, чтоб лучше видеть сны. С тех пор, как ему приснилось что-то подозрительное, Филин был особенно осторожен.
Дятел как-то сразу ушел в себя, но по инерции продолжал говорить, — впрочем, совсем не то, что принято говорить в подобных случаях:
— П-присаживайтесь, п-пожалуйста… Ч-чем могу служить?
— Не надо нам служить! Мы пришли всех арестовать! — гремел начальник полиции.
— Арестовать? В-всех? Но нас только трое. Может, позвать с-соседей?
Начальник полиции рассердился не на шутку — шуток он не понимал:
— Молчать!
Сержант Глухарь вытянулся по стойке смирно: наконец- то он услышал знакомое слово!
Обычную речь сержант Глухарь не воспринимал, она сливалась у него в сплошное гудение. Со всей отчетливостью до него доходили только слова команды. Поэтому и сейчас сержант Глухарь вытянулся в струнку и замолчал еще усердней, чем молчал до сих пор.
Все остальные тоже замолчали, и только ефрейтор Сплюшка, который дремал на своем посту, внезапно проснулся и завопил:
— По порядку номеров рассчитайсь!
— Первый! — рявкнул Глухарь, но Филин его оборвал:
— Отставить!
Ефрейтор Сплюшка на своей команде не настаивал: он уже снова спал.
Филин приказал погасить свет и стал читать по бумажке:
— Именем его величества, по поручению его превосходительства…[3]
— Устав от непривычного чтения, Филин скомкал бумажку и гаркнул своими словами:
— Взять их!
Дятенок и солдат Канарей
Слухи бродили по улицам. Они останавливали знакомых, заходили в дома и всюду поведывали о том, что младший привратник Дятел летает на работу очертя голову. Солдата Канарея эти слухи настигли на пути к Пеночке-Пересмешке, которой он собирался доставить последнее письмо.
Канарей круто повернул и бросился предупреждать Дятла.
Но Дятла уже было поздно предупреждать. Об этом Канарей узнал от Дятенка.
Птицы бывают большие и маленькие. Есть птицы маленькие на работе, но зато большие у себя в семье. Есть птицы большие на работе, но в семье все-таки маленькие. И только птенцам приходится хуже всех, потому что они маленькие всюду.
Единственным внимательным слушателем у Пустельги был Дятенок. По натуре Дятенок был сам солдат, хотя об этом, наверно, никто не догадывался. Поэтому он только делал вид, что готовит уроки, а на самом деле старался не пропустить ни слова о солдате Канарее. Особенно понравилось Дятенку то, что у солдата не было родителей.
Если бы у Дятенка не было родителей! Уж тогда бы он себя показал. Все бы узнали, на что способен Дятенок. У него уже и клюв вон какой, и перья выросли… И, конечно, когда Филин скомандовал «Взять их!», Дятенок не испугался. Он вышел вперед, гордо откинув голову и всем своим видом давая понять, что Дятенка можно арестовать, но правду не арестуешь.
На него не обратили внимания. Взрослых увели, а его оставили, будто он и вовсе уже ни на что не годен.
Дятенок готов был заплакать. Но тут случилось невероятное. К нему, к Дятенку, явился солдат Канарей. Сам солдат Канарей!
— И как это я опоздал? — сокрушался Канарей. — Немного раньше прийти, и Дятел успел бы скрыться.
Дятенок продолжал рваться в бой:
— Скажите, а я тоже мог бы скрыться?
— Ты пока дома сиди. До особого распоряжения.
Дятенок повесил свой талантливый нос, которым он с таким успехом долбил по дереву. Канарей тотчас же на это отреагировал:
— Слушай мою команду! Не плакать! Не унывать! Не падать духом!
Всю ночь Дятенок думал о Канарее, о его простых солдатских словах. Конечно, он не будет плакать, не будет падать духом и унывать — до особого распоряжения. А когда поступит распоряжение…
— Я думаю о вас, только о вас. Ждите меня завтра в полночь! — продекламировал Дятеныш.
— Ты откуда это взял? — строго спросил старший брат, забирая у него листок с непонятным текстом.
Дятеныш спрятал подальше конверт, чтоб у него не отобрали и это, последнее, и только тогда кивнул на почтовую сумку, оставленную солдатом Канареем. Так было вскрыто последнее письмо из сумки Голубя-почтальона — письмо Зяблика к Пеночке-Пересмешке.
Дятенок развернул листок и прочитал: «Я думаю о вас, только о вас. Ждите меня завтра в полночь. Подайте мне какой-нибудь знак, и я уведу вас из этих каменных стен. Доверьтесь мне». (Подпись неразборчива).
У Дятенка перехватило дух. Ай да солдат Канарей! Он придет завтра в полночь. Ему надо подать знак… Он уведет из каменных стен… Из каких стен? Ну, конечно, из клетки!
Дятенок разволновался. Вот оно — особое распоряжение! Там, в клетке, ждут письма, а оно лежит здесь, и глупый Дятеныш его декламирует!
Но ничего, письмо будет доставлено. Дятенок берет это на себя. Завтра в полночь птицы выйдут из каменных стен. Как говорит солдат Канарей, задание будет выполнено!
Пеночка-Пересмешка
На окраине города живет Пеночка-Пересмешка. Она живет с матерью и младшими сестрами, так что ей за всех достается. У нее даже не хватает времени ответить на письма, которые пишет Зяблик, страховой агент.
Чудак он, этот Зяблик. Он объясняется Пеночке в любви каждое утро, между зарядкой и завтраком, хотя на свои письма никогда не получает ответа. Потому что Пеночка любит не Зяблика, она любит Сокола, которого посадили в клетку.
Если бы Сокол ходил по земле, как все птицы! Он был бы на свободе, и все было бы хорошо. Они бы встречались иногда, а может, если бы он захотел, только иногда расставались… Но Сокол не хотел ходить по земле, у него для этого были слишком сильные крылья. Ему непременно нужно было летать, и за это его посадили в клетку.
И теперь Пеночка все время смеется. Некоторые думают, что ей весело, а она, наоборот, от горя смеется.
Только письма Зяблика ее развлекают. «Встретимся у развалин старого замка…», «Если вы скажете «да», у меня вырастут крылья…» А замков-то в городе нет, и крылья у него давно выросли, только от них никакой пользы. Все из книжек цитаты выписывает, лишь бы почтальонов гонять.[4]
