Ибрагим Абдуллин - Поднять на смех!
Перевод с бурятского А. Субботина.
СЛУЧАЙ В МУЗЕЕ
Ученый Заяц, слыв не ротозеем,
Лесным заведовал музеем.
Сам экспонаты собирал,
Сам диаграммы рисовал.
И за усердное уменье
Снискал себе медвежье одобренье.
Собранья не было такого,
Чтоб не хвалил Медведь Косого.
Все было мило, но потом
Нежданный вдруг ударил гром.
Жил у Медведя гость высокий,
Отважный Тигр, — решил Медведь
Уважить гостя…
Пришел в музей, взглянул, и что ж?
Увидел драгоценный нож.
Он из дамасской сделан стали,
И ручка вся из серебра.
Такого редкого добра
Глаза Медведя не видали.
И он подумал: «Отчего ж
Не подарить бы гостю нож?»
Но тут Косой на стражу встал
И речь сказал
О том, что ляжет он костьми —
Женой клянется и детьми —
Что угождать он не горазд,
И ножик не отдаст.
Сказал он так, чтоб впредь
Не приставал к нему Медведь.
Вчера я заходил в музей —
Нет Зайца средь моих друзей.
А вот Медведь — и так бывает —
Руководит и процветает.
Перевод В. Никонова.
КРОТ
В норе глубокой круглый год
Живет ворчливый старый Крот.
Вокруг Крота кипит работа,
Но у него одна забота:
Пусть трудится лесной народ —
Все охает брюзжащий Крот.
Бобер друзьям на удивленье
Построил дом. Чудесный вид!
— До первого землетрясенья, —
Крот усмехнулся, — простоит. —
Высокий мост встал над рекою.
— Теперь нас брод не беспокоит! —
Вскричали звери. Только Крот
Их охладил: — Ваш мост снесет.
— Скот расплодился, — говорят.
— Все волки нынче же съедят…
— Хлеб уродился, лучше не было!
— Сгорит. Останетесь без хлеба…
Везде разруха, недостачи, —
Все в мире ложь и суета,
Вас ждут сплошные неудачи, —
Лишь это слышат от Крота.
Но хочет иль не хочет Крот,
А жизнь как шла, так и идет.
Перевод А. Щитова.
РАМАЗАН ШАГАЛЕЕВ
ЗАБОТА
Где только тему не искал,
В такие дали забирался!
От поисков ослаб, устал,
Но был без тем,
С тем и остался.
Вдруг осенило:
— А Луна?
Мне лунных тем надолго хватит.
Луна увлечь меня должна!
Она едва освещена!
Заботит лишь печаль одна:
Командировку
Кто оплатит?
ЖЕРТВА МОДЫ
Габбас
По моде
В шляпе щеголял.
Народ Габбаса
Шляпою
Прозвал.
Габбас
Тотчас
Привычке изменил,
На кепку
шляпу модную сменил.
Не оценил народ
Габбасов труд —
Его и в кепке
Шляпою
Зовут.
«АКСАКАЛ»
Чтоб среди мудрых
Утвердиться,
Избрал сосед
Кратчайший путь —
Он бородой украсил грудь
И ждет, заметит кто-нибудь
И аксакалу подивится.
Ему заметили шутя:
— Эй, бородатое дитя!
ЧЕРЕПАХА
Критиковали черепаху
За неуклюжесть,
Тихий ход.
Хлестали мягко и с размаху,
Видать, ни в чем не дали маху,
Нагнали на беднягу страху —
Прошиб старушку нашу пот.
И та взмолилась:
— Хоть на танцы
Я буду бегать. Прочь, тоска!
Одно условие: мой панцирь
Кому доверим мы
Таскать?
И сникли критики тогда,
О, празднословие!
Беда!
ВОРОНА
Ворону мыли в молоке:
Белей, глядишь, добрее будет.
А та встряхнулась налегке:
«Что толку в этом молоке?»
Еще черней
О людях
Судит.
Перевод с башкирского Л. Ханбекова.
ФАИЛЬ ШАФИГУЛЛИН
ГОСТИ
Не вздумайте корить меня за то, что я не терплю гостей. Терпению ведь тоже есть предел.
Надо только удивляться, как быстро прослышали в моем родном селе о том, что я получил новую квартиру. И началось! Словно мои родственники — дальние и близкие — и даже просто знакомые люди дружно сговорились обласкать земляка своим повышенным вниманием. Все повадились в город. По всякому поводу. Сыночка куда-нибудь пристроить, или покупку сделать, или картошку продать. И каждый с поклажей прямехонько ко мне — к Аухади-абы.
На первых порах это меня и моих домочадцев не слишком обременяло. Тогда у нас еще кружилась голова от счастья, как у всех новоселов. К тому же и сами приезжие вели себя скромно, культурно. Ноги, бывало, оботрут еще внизу, на площадке первого этажа. Переступив порог, стеснялись сразу пройти в передний угол. Затем смирненько усаживались бочком на краешек стула. За обеденным столом не чавкали. А если к этому добавить, что каждый из них приносил в подарок фунт-полтора масла или банку меда, курицу или четверть гуся, внушительный клубок козьего пуха, или бараньей шерсти, или же, в крайнем случае, с полпуда картошки, то… Нет, нет, не спешите обвинить меня в корыстолюбии! Вот, дескать, рад от каждого гостя гостинцы получать. Но ведь бытует среди людей такое мудрое понятие — долг приличия. И ей-ей, не так уж много надо, чтобы уважить вашего Аухади-абы. Как говорят в народе, и иголка подарок, и верблюд подарок…
Так вот, на первых порах все шло более или менее нормально. Ну, а дальше… Вы не представляете себе, на какие ухищрения пошли наши визитеры. Все привозимое ими для продажи — картофель, мясо, мед — они стали оставлять в камере хранения. Или так: закончат свои базарные дела и лишь потом заявляются к нам чай пить, распространяя по всей квартире пыль от опорожненных мешков или корзинок. А если иной и донесет до нас остатки своих продуктов, то, усевшись с нами за стол, приговаривает: «Мясо-то какое жирное!»; «А картошка-то какая рассыпчатая!»; «А мед-то какой ароматный — язык проглотишь!» — и сам съедает все до последней крошки. Насытившись и поспав часок, дорогой гость начинает шастать по городу — культпоход себе устраивает. Смехота! Хотите верьте, хотите нет, а лично я, прожив в Казани двенадцать лет, все еще не знаю, в какую сторону открываются двери какого-либо театра или музея, И, слава богу, ничем не хуже людей.
Нет, я не против театров. У кого есть желание, пусть их посещают. Но почему я, мебельных дел мастер Аухади, из-за этих, простите, театралов должен испытывать неудобство и беспокойство?
Однажды только задремал я, внезапно нагрянула одна наша деревенская родственница — тетушка Нахар. Не достучавшись, она открыла дверь своим ключом. И мало того, еще принялась упрекать меня, — дескать, навесил замок о тридцатью оборотами. Дальше — больше! Вместо того чтобы сразу лечь в постель, она начала без спроса шарить в шкафах и холодильнике, неистово гремя посудой, и возмущаться — вода у вас слишком жесткая, и сахар слишком мягкий.
После отъезда тетушки Нахар я сменил в дверях замок. И что вы думаете? Его открыл кузнец Лукман. Тоже не мог, видите ли, подождать, пока я вернусь с работы! Вхожу в квартиру — вижу: возле телевизора, включенного на полную мощность, сидит Лукман, закинув ногу за ногу. Сидит и, обливаясь потом, пьет чай, добавляя из чайника, которым мы пользуемся лишь в самых торжественных случаях. На мой молчаливый, вопрос он ответил весьма спокойно: «Уж не сердись, голубчик! Сегодня в программе футбол, и дождаться твоего прихода у меня не хватило терпения».
Наученный горьким опытом, я навесил на дверь три замка и вырвал с «мясом» звонок. А всем домочадцам строго наказал впредь в мое отсутствие приезжим дверь не открывать. В конце концов наша квартира не караван-сарай. Ведь до чего дело дошло! Четыре раза в год красишь полы. Шутка ли, столько чужих ног! Бывает и так, что нам буквально притулиться негде, ибо все наше жизненное пространство, как говорится, захватывают гости. И еще: для беспрерывного чаепития буквально не напасешься воды. Не хотят эти бесцеремонные люди понять, что вода — дефицит не только в Каракумах, но и на берегу Волги. Это хорошо знают все обитатели девятых этажей. Нет уж! Пусть непрошеные пришельцы ночуют в Доме крестьянина! Надо раз и навсегда закрыть путь в наш гостеприимный дом тем, кто считает возможным являться к нам — простите за прямоту! — с пустыми руками.
