Антология - Русская эпиграмма второй половины XVII - начала XX в.

Ленивец Клим, к Харону отправляясь,
«Как счастлив я! — сказал своей жене.—
Приходит смерть; с заботами прощаясь,
В земле лежать не трудно будет мне».

Гусма́на видел я, Альзиру и Замора.
                    Умора!

Прохожий, не тужи, что Сукин наш скончался,
Не ядом опился — уставу зачитался.

Минерва росская велела в наказанье
«Тилемахиды» лист виновному прочесть.
О, вечно славное Великой подражанье!
О, духу кроткому монархов росских честь!
Взор отвращая свой от казней уголовных,
Се ныне Александр, наместо жертв их кровных,
Умея и без них пороки исправлять,
Две части Дибича «воинския науки»,
               Стращая ужасами скуки,
                       Заставил нас читать.
Исправьтесь, воины, сим средством кроткой власти.
                Или страшитесь третьей части.

Да, я сказал в стихах, что воин незадорный,
В отставку вышед, стал порядочный придворный.
Но я хочу тебя, любезный, остеречь:
                   Не о тебе была тут речь.
В стихах моих пишу всегда я справедливо:
Ты воин был дурной — и при дворе не диво.

Гусей к несчастию, бумаги к переводу,
Езопу древню в честь, всем карлам на позор,
Рожден в весенни дни, в непутную погоду,
Афинян пасынок, ползущий к нам во двор.
Когда судьба тебя на свет производила,
Оскорблена была и, свет чтоб наказать,
Велела жить тебе, позволила писать,—
Увы! Сколь жестоко она с ним поступила!

Рассудку в пагубу, бумаги к переводу,
Певцам российским в стыд и музам на позор
Безграмотный зоил в попутную погоду
Протерся кое-как на Аполлонов двор.
Судьба чудес таких век не производила.
И, чтобы злобного достойно наказать,
Позволил бог ему чуху в стихах писать.
Сколь милость божеска с ним строго поступила.

              Немилосердный Глинка!
              За что твоя волынка
              Без умолку поет
              И уши всем дерет?
Пожалуй, отдохнуть дай нашему ты слуху!
      Свою волынку спрячь в футляр,
Доколе твоему придет паренье духу,
Доколе Феб в тебе возжжет пиитов дар,
              И, в удивленье миру,
      Волынка превратится в лиру!

Помещик Балабан,
Благочестивый муж, Христу из угожденья,
Для нищих на селе построил дом призренья
И нищих для него наделал из крестьян.

Зачем Климона называют
Крестьяне все отцом? —
Не спрашивай о том:
Их жены то же подтверждают.

          Когда услышал наш Бездаров,
          Что умер журналист Макаров[56] —
        «Ну, слава богу, — он сказал, —
Могу печатать всё, что прежде ни писал».

«Какие у детей моих не сходны рожи», —
Сказала куманьку Лизета своему.
А кум ей отвечал: «Конечно, потому,
            Что на отцов своих похожи».

              Осел к Эзопу приступил
                            И говорил:
«Я в баснях у тебя играю роль смешную;
               Нельзя ли сочинить такую,
В которой бы осел премудро рассуждал
И мудрецам собой примеры подавал?»
— «Никак нельзя, — Эзоп с усмешкой отвечает,—
             Осел умно не рассуждает;
             И кто б ту басню ни прочел,
Тебя Эзопом бы, меня ослом почел».

Не возноси своих ты предков до небес:
Пусть пращур твой Терсит — лишь сам будь
                                                                  Ахиллес!

Божественный огонь, который Прометей
                С небес похитил для людей,
                Был разум — это всякий знает.
Сей разум иногда нас, правда, освещает,
                Но чаще невпопад ведет;
В украденном добре когда ж и прок живет?

Уж переводится, что Хватов написал,
На а́нглийский язык, немецкий и французский;
А Гениев вчера заподлинно сказал,
                    Что переводят и на русский.

«Любезный муженек! На что это похоже:
Когда останусь я с тобой наедине,
Всегда зеваешь ты?» А муж в ответ жене:
             «Ведь ты и я — одно и то же,
Один лишь человек, по мненью моему;
             Кому ж не скучно одному?»

                О, как умен Крадон!
                Всё в свете знает он!
Заговори о чем — сентенция готова;
          Его иль нет — о том ни слова.

                Сие собранье од
Поэта Греции, известного вселенной,
Двум разным божествам быть должно посвященно:
Венере — подлинник, Вулкану — перевод.

Как счастлив Простаков — всё в свете он имеет:
Прекрасную жену, прекрасных лошадей;
Сервиз серебряный, собак, толпу людей;
Душ тысячью пятью иль более владеет,
А также не пуста и денежна сума.
Чего ж недостает? — Безделицы!.. Ума.

Ты в волчьей шубе, Бав? Какой тому дать толк?
Поверь, что сей наряд совсем тебе не к роже.
Пословица твердит: в овечьей коже волк,
                     А ты, овечка, в волчьей коже.

Муж болен, и жена в отчаяньи звала
К себе в отраду смерть. Когда же в самом деле
Явилась к ней она: «Ведь ты к нему пришла? —
Сказала с трепетом. — Он там лежит в постеле».

Журнал твой только жил в твоем лишь кабинете,
А вышедши на свет, он тотчас век скончал,
И странный феномен чрез это доказал —
Что можно умереть, не живши и на свете!