Эстер Паперная - Парнас дыбом
Как известно, участь «Парнаса дыбом» оказалась нелегкой. С каждым годом он становился все большей редкостью. Немногочисленные обладатели берегли его пуще глаза, а жаждущие стать таковыми уверялись в недостижимости своей цели. И пошел он обычным для тех времен путем — в «самиздат». Стучали пишущие машинки, и с копий снимались копии.
Второе рождение «Парнаса дыбом» могло состояться в конце 60-х годов. Могло, но не состоялось. К тому времени Э. С. Паперная и А. М. Финкель (А. Г. Розенберга уже не было в живых) пополнили сборник рядом новых произведений. Некоторые из них появились на страницах журналов, прозвучали с телевизионного экрана.
Попытки добиться переиздания «Парнаса» продолжались более десяти лет: с хрущевской оттепели до возобладания сил, властвовавших в эпоху застоя. Сейчас трудно восстановить все перипетии этой изматывающей борьбы литераторов с бюрократами. Даже когда харьковское издательство «Прапор» обещало читателям дополненное издание «Парнаса» и казалось, чудо вот-вот свершится, авторы не могли избавиться от мрачных предчувствий. 22 марта 1967 года Э. С. Паперная писала А. М. Финкелю: «Скажу тебе по секрету, что, даже подписавши договор с издательством, мы не сможем быть уверены в рождении нового «Парнаса дыбом», ибо в нашем благословенном отечестве всякие форс-мажоры могут разразиться в любую минуту»[6].
И «форс-мажор» действительно разразился. Книга не увидела света. То ли показались неблагонадежными иные из пародируемых авторов, например Гумилев, Волошин или Ремизов, то ли обнаружились какие-то сложности в отношении к пародистам. Издательство не отяготило никакими объяснениями двухстрочную отписку, извещавшую, что оно «не имеет возможности издать пародии «Парнас дыбом». Невольно вспоминается ироническое размышление Щедрина: то ли просвещение для орлов вредно, то ли орлы для просвещения вредны... Как бы то ни было, орлы тогда свое дело сделали.
Как и многое, что получает сегодня советский читатель, эта книжка обязана своим появлением переменам, которые произошли у нас в последние годы. Многое, чего мы не чаяли видеть на книжной полке, видим. Вот и он, «Парнас дыбом».
В первом издании сборника появилось 37 пародий (7 «Собак», 18 «Козлов» и 12 «Веверлеев»), В том, которое собирался выпустить «Прапор», их количество должно было возрасти до 56-ти (15 «Собак», 24 «Козла» и 17 «Веверлеев»). В нашем сборнике, дополненном произведениями, сохранившимися в архиве А. М. Финкеля, читатель найдет 69 пародий (21 «Собаку», 31 «Козла» и 17 «Веверлеев»), а также статью Э. С. Паперной и А. М. Финкеля, повествующую о том, как создавался «Парнас дыбом». Все подстрочные примечания принадлежат авторам сборника.
Л. ФризманВместо предисловия
Книгопродавец Вам муза, вижу я, верна:
Балует вас, и ублажает,
И, как примерная жена,
Стихи без устали рожает.
Плод новых умственных затей —
Поэма, говорят, готова.
Итак, решите, жду я слова,
Назначьте сами цену ей!
Поэт Вы ошибаетесь, мой друг.
Я к вам сегодня без поэмы.
Иные волновали темы,
Иным заполнен был досуг.
Я время то воспоминал,
Когда, надеждами богатый,
Поэт беспечный, я писал
Из вдохновенья, не из платы.
Как был горяч сердечный жар,
Как был я весел, горд и молод.
Теперь, увы, я сед и стар
И душу облекает холод.
Книгопродавец Но вы, я вижу, принесли
Опять творенья вашей музы.
С чем ныне вы ко мне пришли?
Поэт Я с ней не прерывал союза.
Она явилась в тишине,
Мое прервав уединенье,
И подарила снова мне,
Как в дни былые, вдохновенье.
И мнилось — снова нежен, юн,
Я предаюсь своим мечтаньям,
И снова легкое бряцанье
С серебряных спадало струн.
И пронеслися предо мной
Толпою призрачных видений
Те, кем гордится род земной:
Здесь Данта был суровый гений,
Здесь был слепой певец Омир,
Некрасов, Франс, Крылов, Твардовский,
Есенин, Эренбург, Шекспир,
Ахматова и Маяковский[7].
Все говорили: «Перестрой
На новый лад искусну лиру,
И пусть напомнит голос твой
О нас забывчивому миру».
Я был смущен и потрясен,
Клубилась в жилах кровь, как волны,
В ушах стоял немолчный звон,
И я бежал, смятенья полный,
Друзьям своим поведал сны,
Совместно их свершить затеяв...
И вот — они заключены
В собак, козлов и веверлеев.
Книгопродавец Ваш замысел высок и чист:
Здоровый смех полезен людям.
Что ж? Ныне наслаждаться будем,
Чем одарил нас пародист.
Поэт Я рад. Вы поняли меня.
Еще одно лишь замечанье,
Чтобы потом не слышал я
Упрека или нареканья.
Не я здесь автор — коллектив.
Не пародист — а подражатель.
И, вас теперь предупредив,
Хочу, чтоб знал о том читатель.
Книгопродавец Ваше желание будет исполнено.
Полагаю, что наш разговор уяснит
Читателю вашу мысль, и, с вашего
Разрешения, я его напечатаю.
I
СОБАКИ
У попа была собака,
Он ее любил.
Она съела кусок мяса,
Он ее убил.
И в яму закопал,
И надпись надписал,
что:
У попа была собака,
и т.д.
Кай Юлий Цезарь
(Записки о Британской войне,
книга IV, гл. 10,
подстр. пер. изд. «Польза»)
По многим причинам, так как вследствие того, что Цезарь набрал при помощи рекрутского набора новых два легиона, из коих один направил форсированным маршем в Британию, а другой, назначивши начальником Тита Акция Барбона, оставил на зимних квартирах в окрестностях Лютеции для его пропитания, и как впоследствии он узнал через лазутчиков, солдаты сильно роптали по недостатку продовольствия. Известно, что многие мелкие животные, как-то: собаки и лисицы и зайцы также, охотно принимаемы в пищу с тем большим удовольствием, чем больше мучимы они голодом. Поэтому верховный жрец десятого легиона съел в живом виде легионного волкодава, который съел у него весь запас сушеного мяса на зиму. Возбужденный известиями, Цезарь послал легатов донести Сенату, что по многим причинам, так как вследствие того, что Цезарь набрал при помощи рекрутского набора новых два легиона и т. д.
53 г. до Р. X. — 701 г. от осн. Рима (А. Розенберг)ПЕСНЬ О ГАЙАВАТЕ
В безмятежные дни мира,
дни и радости и счастья,
на земле Оджибуэев
жил седой учитель-кацик.
У него был Мишенава,
пес лукавый и ученый,
и старик души не чаял
в Мишенаве, псе разумном.
Как-то, сидя у вигвама
и прислушиваясь к стону
засыпающей Шух-шух-ги,
цапли сизой длинноперой,
он задумался глубоко
и забыл о пеммикане,
что для трапезы вечерней
принесли ему соседи.
То проведал пес лукавый,
и, как гнусный Шогодайа,
трус презренный и ничтожный,
он подкрался к пеммикану,
вмиг все съел обжора гадкий.
Но узнал об этом кацик,
и, схватив свой томагаук,
он убил одним ударом
злого вора Мишенаву.
А потом сплел пестрый вампум[8]
про себя и про собаку:
«В безмятежные дни мира,
дни и радости и счастья
и т. д.
Вильям Шекспир
СОНЕТ 155
Перевод с английского
Да, я убил! Иначе я не мог,
Но не зови меня убийцей в рясе.
Был беззаветно мной любим бульдог,
Я не жалел ему костей и мяса.
И все ж убил! Похитив мой ростбиф,
Он из бульдога стал простой дворняжкой.
Так мог ли жить он, сердце мне разбив
И омрачив мой мозг заботой тяжкой?!
Да, я убил! Но я же сохранил
Его черты в сердцах людей навеки.
Он будет жить во мгле моих чернил,
Покуда в мире есть моря и реки.
Его гробница — мой сонет. Вот так
Меня по-русски передаст Маршак.
Н. А. Некрасов
В каком краю — неведомо,
в каком году — не сказано,
в деревне Пустоголодно
жил был расстрига-поп.
Жила с попом собачечка
по имени Жужжеточка,
собой умна, красоточка,
да и честна притом.
На ту собачку верную
бросал свои владения,
амбары да чуланчики,
телячья мяса полные,
поп все свое добро.
Но голод штуку скверную
сыграл с Жужжеткой верною,
и, дичь украв превкусную,
собачка съела всю.
Узнав про кражу злостную,
взял поп секиру острую,
и ту Жужжетку верную
в саду он зарубил.
И, слезы проливаючи,
купил плиту чугунную
и буквами словенскими
велел Вавиле-слесарю
там надпись надписать:
«В каком краю — неведомо,
и т. д.
Оскар Уайльд
