Валерий Попов - В городе Ю.: Повести и рассказы
Наш конкретный вагончик был закреплен за каким-то определенным членом Политбюро, но за каким — пока тайна. И не раз, вглядываясь в их ровные лица на плакате, думал с волнением: который — мой? Хотелось бы поближе познакомиться уже сейчас! И спросить: а как остальным жить после Конца Света?
Кстати, все наши испытания на потенцию пока никак не влияли — неоднократно удавалось в этом убедиться. За горой поселок был, где бурлила веселая жизнь, хотя все там работали «в горе». Отличные девахи, высланные. В магазинах — товары за бесценок из всех стран, от голландских до китайских. Геныч однажды по пьянке лисью шубу купил до пят и в торжественных случаях ее надевал.
А после пустыни нас, чтобы проветриться,— на Сахалин. Проверить, дойдет ли Божий глас оттуда? Доходит, оказывается, но все же — не далековато ли страной руководить? И не скучновато ли будет? Единственная отдушина — на «вертушке» за продуктами на базу и, пока загружают все, кроссец по пересеченке до рыбозавода, к шкерщицам. Чтобы те были нежные красавицы — я бы не сказал.
Помню — сели в засолочном цехе. Два литра спирта, и мы двое с Генычем. Откровенный разговор. Закусь, нежнейшую кету, прямо из бочек берем.
И — простор перед нами до самой Америки! На берег штормом баржа выкинута, и интересный получился эффект: с подветренной стороны затишье, солнцепек, загорают люди, а с наветренной стороны — ветер, лед!
— Скажи,— захмелев, Геныча спрашиваю.— Зачем все это?
Конечно, мы с ним оба из знаменитой флюговой шпаны, что славится своей спаянностью,— против нас ни лиговская, ни нейшлотская не шла. С другой стороны: школу с медалью закончил, три курса в Институте связи отлично шел… и вдруг — явился Геныч, как бы на побывку, и сказал, что мы должны грабануть ларек!
Должны — значит, должны. Причем — почти в открытую!
Из КПЗ Геныч меня в армию вытащил.
— Знаешь теперь, как это делается! Исчезает человек, чтобы концов никаких не было, а потом уже — к нам!
Большая честь!
Два года крепился, стиснув зубы, хи-хи да ха-ха. А тут вдруг разморило от спирта, спросил: зачем это надо было делать? В «свиту фараона» самых главных головорезов набирать? Может, я полезнее был бы где-то в другом месте?
Геныч молчит. Неоднократно уже шкерщицы подходили в клеенчатых фартуках, с острыми ножами в руках, которыми они рыбу пластают. Интересовались: нужны ли нам наши штуковины между ног или можно отрезать на память?
Молчит Геныч. Сквозь стекла доносится гвалт: прямо под нами из трубы хлещут отходы с комбината, и там бомжи местные выстроились, строго по чинам: кто ближе к трубе, кто дальше. Каждый пятый рыбий скелет — с мясом, каждый десятый — с икрой. Чайки горланят.
— Твои способности нужны нам! — просто и мужественно сказал Геныч.
Поднялись с Генычем, чтобы наконец к шкерщицам пойти. И тут вдруг вертолет в отдалении на пригорке дико завыл: что-то срочное! Вперед!
А я на ногах не стою: нажрался на нервной почве. Геныч, выматерившись, поднимает меня на руки и вперед!
И тут — три километра до вертолета — цунами пошло: обрушилась водяная стена, дальше умчалась! По горло в воде, подняв меня, как штангу, Геныч рулил!
Вертолет уже винты завертел — тут и мы появляемся!
Ну!
И когда мы в части из вертолета вывалились, полкаш наш Антипов — отличный был мужик — только выговорил:
— Ну, ребяты!..
Сразу нас в медчасть, Ромка вкатил стимулирующий укол, и тут сирена завыла прерывисто: готовность номер ноль!
Как был в трусах, только запрыгнув в сапоги, лечу в вагончик, врубаю пульт, выщелкиваю тумблеры:
— Одиннадцатый к связи готов!
И тут вдруг распахивается дверка, и я буквально слепну от звезд на погонах: командующий спецсвязью Грунин, командующий округом генерал-майор Латыпов, за ними еще какой-то лысый тип в штатском, в золотых очках. А у меня, как назло, в трусах «утренний фактор», как мы называли его.
— Готов, значит? — Грунин усмехается.
— Так точно!
Засмеялись, захлопнули дверь. Через час примерно приказ: меня направляют на какие-то хитрые курсы (естественно, с моим личным врачом). А Геныча с командой тоже переводят. Куда — не говорится, но все уже знают откуда-то: к Самому! К главному советскому Фараону!
— Объявляется той! — Геныч командует.— По-азиатски это значит «пир».
— Но я, сам понимаешь, пить не буду,— говорю.
— Ну, что-нибудь легкое… типа водки,— Геныч говорит.
Последний кадр: взлетает наш вертолет, Геныча ветром и пьянью мотает внизу. Струйки от винта пробегают по знаменитой шубе — и Геныч, все уменьшаясь, радостно бьет ладонью по сгибу локтя.
Секретная молодость
Вздымая ввысь
Свой аппарат послушный!
Это мы с Ромкой, печатая шаг, на ночевку в женское общежитие идем. Плавно изгибается Мойка, вдоль желтых фасадов падает снежок.
При подходе к зданию мы, взявшись за руки, начинаем приплясывать:
— Красотки, красотки, красотки КГБ!
Женское училище КГБ. Женщин, естественно, нельзя подпускать к главным секретам, поэтому готовят тут поварих, портных, медсестер, массажисток… В общем, учат всему, что может помочь усталому офицеру.
— Здравия желаем! — приветствует нас вахтер.— А Нелли нету!
…Нелли — ногастая, стройная азиатка с дикими глазами!..
— Жаль.
Обычно с нами вместе просился Мбахву, бывший африканский царь. Но брали его с собой лишь за отличные оценки по боевой и политической подготовке.
— …Проверка блока!
— …При высвечивании сигнала активности ПГПГ отключается АПП и продувается повышенным расходом воздуха…
— …Правильно, чертяка! Ну, ладно, пошли!
В общем, если получали в результате долгой, изнурительной борьбы полный отлуп, иногда даже с побоями, не особенно огорчались. Выскакивали утром на воздух… И говорили любимую свою фразу: «Да-а… Не удалось Артему устроить своего брата в депо!»
Откуда эта фраза, точно не помню, кажется, из «Как закалялась сталь», но, произнося ее после мрачной ночи, сразу начинали радостно хохотать вместе с Мбахву. «Не удалось Артему устроить своего брата в депо!»
Хрустя ледком, мчались на автобус, ждущий нас у нашей Академии тыла и транспорта. Очень тыла и очень транспорта, как шутили мы,— желтого флигеля Юсуповского дворца, где кончали Распутина.
Автобус, дребезжа, ехал мимо высокой кирпичной арки Новой Голландии, потом — мимо старых петербургских трущоб, покосившихся домиков…
— Да-а… Не удалось Артему устроить своего брата в депо!
Снова хохот.
Поднимаются стеклянные корпуса у воды, поднебесные краны. Через ворота, по территории — в огромный гулкий ангар. На высоком стапеле — длинная «акула», обтянутая черной резиной, кроме голой «звучащей» части под подбородком.
Заказ «Саркофаг-2». Подводная лодка спецсвязи. Снова для Фараона на случай исчезновения жизни с лица Земли в час «Икс». И это они испытывают на нас! Тема все та же: разбегание начальства, но если раньше оно планировалось в пределах нашей страны, то теперь уже — в пределах земного шара!.. Растем! С кем вот только они разговаривать собираются? Друг с другом, видимо.
Кстати, генеральный конструктор «Саркофага-2» — Алехин! Тот самый змей, что на Сахалине нас высмотрел. На хрена?
Особо мы с Ромкой куражились над предметом, который он нам в академии читал: «Футурология войны». Теперь об этом во всех Домах культуры бубнят, но тогда это было «сов. секретно»: развитие интуиции, биолокация, ориентация своей энергии по меридианам, подключение к информационному полю.
— Отключились?
— Отключились!
Так мы с Ромкой говорили, с алехинских лекций выходя.
И что совсем уже приятно — старого знакомого здесь встретил. Маркел! Мы с маман в коммуналке жили, правда, был у нас один-единственный сосед, но зато какой! И так упорно в нашу жизнь лез, что я однажды не выдержал: «Простите, маман, но не мой ли это отец?» — «Как вы могли подумать? (Мы с маман исключительно на «вы» были — аристократическое воспитание!) Ваш отец — инжэнэр!»
Портрет «инженера» этого, покойного Петра Васильевича Познанского, в форме капитана первого ранга в рамке стоял у нас, но как-то я его не ощущал. А Маркел — вот он тут! Буквально каждый праздник нажирался и босой — особенно по снегу любил — с баяном по нашей улице шел. Но при этом, что интересно, был строгий моралист. Все разговоры вел исключительно об этом — но только с осуждающих позиций.
— Вхожу я к ей — а ее собака сзади жарит, сенбернар ее!
— Кого? Анну Ермоловну?
— Ну, а кого еще-т?
— Не может этого быть! Анна Ермоловна…
— Много ты в жизни видел! Да за такое к стенке надо прислонять! А у нас — семь лет дают, больше не дают!
Где он и эти семь лет надыбал, тоже неясно: может, в статье «Издевательство над животными» — но стоял крепко.
