Пелам Вудхаус - Фамильная честь Вустеров. Держим удар, Дживс! Тысяча благодарностей, Дживс!
— Книга? — переспросил я.
— Книга.
— Вы хотите, чтобы я порекомендовал вам хорошую книгу? Само собой, это дело вкуса. Дживса, например, хлебом не корми, только дай прилечь с томиком Спинозы или Шекспира. Что до меня, я — поклонник детективов и приключенческих романов. Из детективов предпочитаю Агату Кристи. Из приключений…
Тут я осекся, потому что Спод наградил меня нелестным эпитетом и сказал, чтобы я перестал болтать, а я всегда перестаю болтать, если этого требует верзила двух с половиной метров роста и соответствующих габаритов. Я умолк, а он продолжал говорить:
— Я сказал, что вы для меня прочитанная книга, Вустер. Мне известно, что вы задумали.
— Не понимаю вас, лорд Сидкап.
— Тогда вы и правда такой идиот, каким кажетесь, а внешность ваша говорит сама за себя. Речь идет о том, как вы вели себя с моей невестой. Я вошел в комнату и застал вас ласкающим ее лицо.
Здесь мне пришлось его поправить. В таких вещах желательна точность.
— Во-первых, не лицо, а подбородок.
— Тьфу! — сказал он, если я правильно расслышал.
— Мне пришлось взять ее за подбородок, чтобы вытащить из глаза мошку. Я просто придерживал его.
— Вы придерживали его любовно.
— Неправда!
— Простите. Я не слепой, и я вижу, когда придерживают подбородок любовно, а когда нет. Вы, очевидно, были в восторге от того, что вам представился случай замусолить ее подбородок своими грязными пальцами.
— Вы ошибаетесь, лорд Сидкап.
— Повторяю, мне известно, что вы задумали. Вы собираетесь расправиться со мной, отбить у меня Мадлен при помощи своих коварных подкопов, но я хочу, чтобы вы крепко-накрепко запомнили: если подобное повторится, вам лучше заблаговременно оформить страховку от несчастных случаев. Возможно, вы думаете, что как гость вашей тетки я не решусь размазать вас по лужайке перед домом и потом станцевать на ваших потрохах в сапогах с подковами, но вы заблуждаетесь. Я сделаю и то и другое с превеликим удовольствием. Я как раз совершенно случайно привез с собой пару кованых сапог!
Решив, что это хорошая реплика под занавес, он удалился, и после короткого напряженного размышления я двинулся за ним. Направившись в свою спальню, я застал там Дживса, который встретил меня с укоризненным видом. Он знает, что я могу переодеться к ужину за десять минут, но не одобряет спешки, потому что она, на его взгляд, всегда сказывается на состоянии галстука: даже если он и правильно подобран, настоящая бабочка все равно не получается.
Меня не смутил упрек в его глазах. После того как я смотрел в глаза Спода, черта с два я испугаюсь взгляда Дживса.
— Дживс, вы наверняка хорошо знаете «Гимны старинные и современные». Кто были эти люди, про которых в гимне сказано, что они «рыщут и рыщут повсюду»[52]?
— Воины Мадиама, сэр.
— Точно. А не был ли среди них упомянут Спод?
— Сэр?
— Я спрашиваю, потому что он рыщет и рыщет повсюду, как будто он родом из Мадиама. Давайте я все вам расскажу.
— Боюсь, сэр, сейчас не время. Слышите, звонок к ужину.
— Правда. Кто же звонит? Вы говорили, Сеппингс слег в постель.
— Горничная, сэр, по поручению Сеппингса.
— У нее хорошо поставленная рука. Ладно, я расскажу потом.
— Очень хорошо, сэр. Простите, ваш галстук.
— С ним что-то не так?
— Абсолютно все, сэр. Если вы позволите.
— Конечно, валяйте. Но я не могу не задаваться вопросом, неужели в такое время, как сейчас, галстуки имеют какое-то значение?
— Галстуки имеют значение в любое время, сэр.
Я спускался в столовую в мрачном расположении духа. Анатоль, размышлял я, без сомнения, попотчует нас одним из своих коронных блюд — может быть, сладким мясом в тесте по-тулузски или сильфидами в раковом соусе, — но за ужином я встречусь со Сподом, Мадлен, Флоренс и Л. П. Ранклом.
Всегда что-то отравляет радость, думал я.
Глава 8
Справедливо замечено, что если уж Бертрам Вустер берется за дело, оно будет гореть у него в руках, а не отлеживаться в долгом ящике. Другой на моем месте, согласившись поагитировать избирателей за друга, жаждущего попасть в парламент, повременил бы приступать к работе до второй половины следующего дня и, сказав себе, что несколько часов ничего не решают, направился бы в бильярдную, чтобы раз-другой сразиться в снукер. Мое поведение резко контрастировало, как выразился бы Дживс, с общим фоном, и вскоре после завтрака я уже был в дороге. Еще не перевалило за одиннадцать, когда я, подкрепив силы парой копченых селедок, тостами, джемом и тремя чашками кофе, приближался к ряду домов у реки, который кто-то меткий на язык так и окрестил: Ривер-роуд, то есть «Речной ряд». Много раз бывая в Маркет-Снодсбери, я знал, что это один из фешенебельных районов города, где полным-полно домовладельцев — потенциальных приверженцев консерваторов, и поэтому мой первый заход был именно в этот порт. Ведь бессмысленно начинать обход с менее дорогих районов, жители которых, заведомо расположенные голосовать за лейбористов, не только останутся глухи к вашим уговорам, но могут и кирпичом швырнуть. У Медяка, конечно, имелся специальный отряд сторонников-амбалов, привыкших говорить сплевывая, вот пусть этот отряд и занимается избирателями, кидающими кирпичи.
Дживс вышел вместе со мной, но я направлялся в дом № 1, а он избрал своей целью дом № 2. Потом я занялся бы домом № 3, а он — домом № 4. Мы условились не агитировать на пару и не заявляться в чужой дом вместе, а то его обитатели еще подумают, что мы переодетые полицейские, и будут зря нервничать. Многие люди, живущие в таких местах, как Ривер-роуд, от сытой жизни приобретают склонность к апоплексическим ударам, а если с избирателем сделается удар и он испустит дух на полу, это будет означать, что одним избирателем в списке станет меньше. О таких вещах всегда надо помнить.
— Хоть убей, не понимаю, Дживс, — сказал я, потому что был настроен поразмышлять вслух, — почему люди спокойно относятся к тому, что кто-то совершенно незнакомый вламывается к ним в дом, даже не говоря при этом… как же это… На языке вертится…
— «Простите за вторжение», сэр?
— Ну да. Даже не говоря «Простите за вторжение», и указывает им, за кого голосовать. Мне это кажется бесцеремонным.
— Таков предвыборный обычай, сэр. А как сказал некогда один мудрец: «Обычай может примирить нас с чем угодно».
— Шекспир?
— Берк[53], сэр. Это афоризм из его трактата о возвышенном и прекрасном. Думаю, что избиратели, успевшие за многие годы привыкнуть к предвыборной агитации, почувствовали бы себя разочарованными, если бы никто к ним не зашел.
— Значит, мы внесем свежую струю в их будничную жизнь?
— Приблизительно так, сэр.
— Что ж, возможно, вы правы. Вы когда-нибудь раньше агитировали на выборах?
— Один или два раза, сэр, до поступления к вам на службу.
— Какова была ваша тактика?
— Я излагал свои аргументы так кратко, как только мог, прощался со слушателями и удалялся.
— А предисловие?
— Сэр?
— Вы не выступали с какой-нибудь речью, прежде чем перейти к делу? Не ссылались на Берка, Шекспира или на поэта Бернса?
— Нет, сэр. Это могло бы вызвать раздражение.
Тут я с ним был не согласен. Мне казалось, что он на совершенно ложном пути и вряд ли возвратится из дома № 2 со щитом. Избиратель, может, только того и ждет, чтобы ему рассказали, что слышно новенького про Берка и его трактат о возвышенном и прекрасном, а Дживс почему-то не хочет воспользоваться собственной ученостью. Я был не прочь напомнить Дживсу притчу о зарытых в землю талантах, которую я штудировал во время подготовки к выигранному мной школьному конкурсу на лучшее знание библейских текстов. Однако время шло, и я оставил эту мысль. Я просто сказал Дживсу, что, на мой взгляд, он ошибается. В предисловии, утверждал я, как раз вся соль. Оно должно, что называется, разбить лед недоверия. Нельзя же нагрянуть к совершенно незнакомому человеку и выпалить с бухты-барахты: «Привет. Надеюсь, что вы проголосуете за моего кандидата!» Гораздо лучше начать так: «Доброе утро, сэр. Я понял с первого взгляда, что вы человек высокой культуры, которого, может, хлебом не корми — только дай почитать Берка. Интересно, изучили ли вы его трактат о возвышенном и прекрасном?» Ну, а после такого предисловия можно перейти к делу.
— Тут надо найти подход, — сказал я. — Лично я целиком на стороне веселости и добродушия. Я собираюсь приветствовать своего домовладельца веселым восклицанием «Салют, мистер Такой-то, салют!», чтобы сразу расположить его к себе. Потом я расскажу ему анекдот. И только после этого — подождав, конечно, пока он отсмеется, — перейду к делу. Уверен, меня ждет успех.
— Я в этом не сомневаюсь, сэр. Мне такой метод не подходит, но тут все дело в личной склонности.
