Вся правда о Муллинерах (сборник) (СИ) - Вудхауз Пэлем Грэнвилл

Никаких помех с этой стороны он не ожидал. Перед его умственным взором возникло видение: небрежно расположившись за обеденным столом в «Башнях» и прихлебывая портвейн, он ставит полковника в известность о своем намерении незамедлительно вступить в брак с его, полковника, дочерью. Не исключено, что из чистой вежливости он любезно сделает вид, будто просит согласия старого хрыча на этот брак, но при первой же попытке заупрямиться он примет необходимые меры.

Очень довольный, Сачеверелл шагал к отелю «Карлтон», где намеревался перекусить, как вдруг, едва достигнув Хеймаркета, он резко остановился, и его волевое лицо сурово нахмурилось.

Мимо проехало такси, и в такси сидела его невеста, Мюриэль Бранксом. А возле нее с ухмылкой на гнусной физиономии сидел молодой человек в галстуке Королевской гвардии. Судя по их виду, они направлялись куда-то, чтобы с удовольствием перекусить.

Подобно всем Муллинерам, Сачеверелл был наделен тончайшей интуицией, а потому он тотчас заключил, что молодой гвардеец — не кто иной, как Бернард, кузен Мюриэль. В том, что Сачеверелл застыл на месте, сжимая кулаки и сверкая глазами вслед такси, мы можем усмотреть неопровержимое доказательство, что вид парочки, беззаботно расположившейся в теснейшей близости на заднем сиденье автомобиля, вызвал у него приступ злости и ревности.

Мюриэль, по ее же собственным словам, как-то раз была помолвлена со своим кузеном, и мысль, что между ними сохранилась подобная тошнотворная близость, обожгла душу Сачеверелла, будто серная кислота.

Фамильярничают на задних сиденьях такси, черт побери! Наслаждаются тет-а-тетами за ресторанными столиками, подумать только. Ведь именно такое поведение и навлекло на Содом и Гоморру неодобрение свыше. Ему стало ясно, что Мюриэль принадлежит к тем девушкам, которые требуют твердой руки. В нем не было и капли викторианского мужчины-деспота — он льстил себя мыслью, что исповедует самые современные, самые широкие взгляды, — но, если Мюриэль воображает, что он будет нем и неподвижен, как устрица, пока она устраивает по всему Лондону одну вавилонскую оргию за другой в компании пучеглазых гвардейцев, гнусно ухмыляющихся в усы щеточкой, ее ждет горькое разочарование!

И подумал это Сачеверелл Муллинер без всяких там «может быть» или «пожалуй».

Он было поиграл с мыслью самому вскочить в такси и выследить их. Но тут же отказался от нее. Он пребывал в бешенстве, но полностью владел собой. Показать Мюриэль, куда раки откочевывают на зиму, он решил без свидетелей. Раз она в Лондоне, то, значит, гостит у тетушки в Эннисмор-Гарденс. Утолив голод, он отправится туда без лишней спешки.

По прибытии в Эннисмор-Гарденс Сачеверелл узнал от дворецкого, что Мюриэль действительно гостит там, как он и предполагал, но в данную минуту отсутствует, отправившись позавтракать в городе. Сачеверелл сказал, что подождет, и вскоре в отворившуюся дверь гостиной вошла его нареченная.

Увидев его, она словно бы очень обрадовалась.

— Приветик, Стрептококк, старина, — сказала она. — Вот, значит, ты где! Я тебе позвонила утром спросить, не угостишь ли ты меня завтраком, но ты оказался в отсутствии, а потому я заарканила Бернарда, и мы отправились в «Савой».

— Я вас видел, — холодно заметил Сачеверелл.

— Да? Так почему, дубина, ты нас не окликнул?

— У меня не было никакого желания знакомиться с твоим кузеном Бернардом, — сказал Сачеверелл все тем же замороженным голосом. — И раз уж мы коснулись этой омерзительной темы, я должен попросить тебя прекратить всякие встречи с ним.

Мюриэль уставилась на него в изумлении:

— Сколько ты должен?

— Я должен попросить тебя прекратить всякие встречи с ним, — терпеливо повторил Сачеверелл. — Я не желаю, чтобы ты впредь поддерживала знакомство со своим кузеном Бернардом. Мне не нравится его вид, и я против того, чтобы моя невеста завтракала наедине с молодыми людьми.

Мюриэль как будто совсем растерялась.

— Ты хочешь, чтобы я прицепила жестянку к хвосту бедняги Бернарда?! — ахнула она.

— Я настаиваю на этом.

— Идиотина несчастная, мы же выросли вместе!

Сачеверелл пожал плечами.

— Если, — сказал он, — тебе удалось выжить, общаясь с Бернардом в детстве, нет никаких оснований искушать судьбу и впредь. Зачем сознательно подвергаться смертельной опасности, продолжая искать его общества? Вот так, — закончил Сачеверелл лаконично. — Я сообщил тебе мои пожелания, и изволь с ними считаться.

Мюриэль, казалось, не находила нужных слов. Она булькала, как закипающая кастрюлька. Впрочем, ни один беспристрастный критик не осудил бы ее за подобное проявление чувств. Не следует забывать, что в последний раз, когда она видела Сачеверелла, любой полевой цветочек в сравнении с ним сошел бы за чикагского гангстера. И вот он сверлит ее взглядом и орет, будто Муссолини, извещающий итальянских чиновников, что их оклады урезываются на двенадцать процентов.

— А теперь, — сказал Сачеверелл, — я хочу коснуться еще одного вопроса. Я желаю безотлагательно увидеться с твоим отцом, чтобы сообщить ему о нашей помолвке. Ему давно пора узнать о моих планах. Поэтому буду рад, если ты приготовишь для меня комнату в «Башнях» в ближайшую субботу. Ну, — закончил Сачеверелл, взглянув на часы, — мне пора. Меня ждут несколько дел, а твой завтрак с кузеном так затянулся, что час уже поздний. Всего хорошего. Увидимся в субботу.

Когда в следующую субботу Сачеверелл отправился в «Башни», он ощущал, что море ему по коленные чашечки. Утром он получил весомое наставление, как ожелезить свою волю, и принялся штудировать его в поезде. Самое оно! Внятное объяснение того, как Наполеон онаполеонился, и разные приемчики — как прищуривать глаза и сверлить людей взглядом, — которые сполна окупали затраты на заочное обучение. На станции Маркет-Бранксом он сошел, буквально захлебываясь уверенностью в себе. Тревожило его лишь опасение, как бы сэр Редверс в безумии не попытался высказаться против его плана. Ему претила мысль о необходимости испепелить бедного старикана за его же обеденным столом.

Сачеверелл размышлял об этом, внушая себе, что должен приложить все усилия и обойтись с полковником как можно мягче, и тут кто-то произнес его имя:

— Мистер Муллинер?

Он обернулся. У него не было сколько-нибудь весомых оснований полагать, что глаза обманывают его. Но если глаза его не обманывали, то он видел перед собой кузена Мюриэль Бернарда, и никого другого.

— Меня отправили встретить вас, — продолжал Бернард. — Я племянник старичка. Потопали к авто?

Сачеверелл не мог произнести ни звука. Мысль, что Мюриэль после сказанного им пригласила своего кузена в «Башни», лишила его дара речи. И он прошествовал к автомобилю в молчании.

В гостиной «Башен» они застали Мюриэль: уже переодетая к обеду, она бодро сбивала коктейли.

— Так ты приехал? — сказала Мюриэль.

В другое время ее тон мог бы показаться Сачевереллу необычным. В нем чудилась непривычная жесткость. В ее глазах — хотя он был слишком занят собственными мыслями, чтобы заметить это, — прятался странный блеск.

— Да, — ответил он коротко, — я приехал.

— А епискуля прибыл? — осведомился Бернард.

— Пока нет. Папаша получил от него телеграмму. Прибудет попозже. Епископ Богнорский приедет для конфирмации цвета местных балбесов, — объяснила Мюриэль, оборачиваясь к Сачевереллу.

— А? — сказал Сачеверелл. Епископы его не интересовали. Они оставляли его глубоко равнодушным. Интересовало его только объяснение того, каким образом ее отвратительный кузен оказался тут в этот день вопреки его ясно высказанному желанию.

— Ну, — заметил Бернард, — пожалуй, пойду переоденусь официантом.

— Я тоже, — сказал Сачеверелл и обернулся к Мюриэль: — Полагаю, мне предоставлен Голубой апартамент, как в тот раз?

— Нет, — сказала Мюриэль, — ты в Садовой комнате. Видишь ли…

— Прекрасно вижу, — коротко сказал Сачеверелл.

Он повернулся на каблуках и прошествовал к двери.