Валерий Тихомиров - Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок
— Ух ты-ы! И тут наши! — С натугой сообразив, что ситуация зависла, как компьютер, он вытянул шею и страдальчески спросил: — Слышь, земляк, бум снимать кино?
— Штука баксов, — невозмутимо отреагировал тойон, продолжая улыбаться, — мне. Массовка по отдельному прейскуранту.
— А?!.. — тупо завыл режиссер.
— Две-е! — неожиданно приподнимаясь, взревел пьяный шаман и снова упал на оленью шкуру, ударившись лицом о бубен. По яранге прошел колдовской звон.
— Пленку в клочья! — отдуваясь, прохрипел оператор.
Съемочная группа усиленно заскребла по карманам. С учетом похудевшего бумажника режиссера набралось триста долларов.
— Вот, — заикаясь, сказал он и выложил на потертую шкуру кучку мятых бумажек. На режиссерской лысине выступили капли пота. От полной абсурдности происходящего его покачивало.
— И все? — презрительно спросил вождь. — Не пойдет!
В яранге повисло уныние. Единственная надежда пала подстреленным пингвином. Хотя в тундре они вроде и не водились. В отчаянии режиссер полез в портфель. Денег там, конечно, не было. Но стоять просто так тоже было муторно. Внезапно остекленевшие глаза незадачливого руководителя моргнули. В них появился лихорадочный блеск азарта. Как опытный игрок он сдержал эмоции и потушил улыбку:
— Э… любезный, не торопитесь. А как насчет натурального обмена? Я вам — потрясающий документ. Вы нам — интервью?
Тойон вопросительно поднял жидкие брови. Режиссер ловким движением карточного шулера выдернул из портфеля лист бумаги с гербовой печатью,'
— Вот!
Потрошилов надел очки, став разительно похож на встретивших телевизионщиков якутов. Изучение проходило в полной тишине. Наконец Степан Степанович звучно кашлянул. Морщины на его лице собрались в бульдожьи складки. Он грозно сдвинул на кончик носа очки и рыкнул:
— Допустим! И кожаный пиджак! — Потрошилов настырно уставился на ассистента.
Москвичи со стоном выдохнули. Ассистент затравленно цапнул за лацкан предмет своей телевизионной гордости. И застыл под прессом немой коллективной мольбы, молча смирившись.
— Вот и славно, — подвел итог вождь, — теперь можно и обмыть договор! Выпьем?
Полог яранги отлетел в сторону. Снаружи донесся мучительный ответ ассистента в стиле бурных спазмов. Остальная группа сочувственно закряхтела, но сдержалась.
В этот момент очнулся шаман. Грохоча бубном, он поднялся на локтях и, не тратя сил на камлание, тонко взвыл:
— Духи говорят, дайте им водки-и-и!
Оператор с репортером рванулись наружу догонять ассистента.
Тойон Потрошилов выложил на красную скатерть вяленую оленину. С обратной стороны кумача проступали белые буквы: «ПСС». Не то это была фирменная монограмма Степана Степановича, не то ностальгическая память о прошлой жизни скатерти — бывшего транспаранта во славу компартии.
— У нас «на сухую» разговор не ведут. — Вождь Белых Оленей строго посмотрел на зеленоватых гостей.
Те содрогнулись. Но желудкам ответить на раздражитель было уже нечем.
— Надо! — обреченно шепнул режиссер.
В стаканах плеснулась сомнительно «Столичная» водка. Ассистент жалобно заскулил, надеясь сачкануть.
— Предлагаю выпить за сотрудничество в национальной политике, — Потрошилов поднял стакан и брови.
Под неумолимым взором тойона москвичи, как загипнотизированные кролики, потянулись к столу.
Застолье закончилось внезапно. К концу второго дня. Режиссер сфокусировал взгляд на часах и вдруг тоскливо взвыл. Группа выпала из комы и вяло зашевелилась.
— Через три часа улетать! — дико завопил режиссер. — А у нас ни метра не снято! Подъем, гады!
Съемка началась через час. Профессионалов штормило и мутило. Камеру пришлось водрузить на штатив и прислонить к ней оператора.
— Мотор! — промычал ассистент, хлопнув в ладоши.
На штатной хлопушке спал шаман и жутко пах миром предков. Шевелить его никто не хотел.
Первой в кадр пошла бумага из Глухоманска. Крупно, наездом. Под заунывный комментарий репортера:
— Так делаются состояния в Якутии…
Степан Степанович посмотрел на вечернюю тундру, пьяных телевизионщиков и вздохнул, входя в образ:
— Сейчас, сынки, я вам рожу олигарха!
Он стянул с отключившегося ассистента кожаный пиджак и шагнул вперед, выбирая среди родных бескрайних просторов место поживописней. По одному ему ведомым признакам. Декорации помогали войти в образ местного богатея. Детишки подтащили к яранге реликвию — рассохшиеся нарты. Возле них уложили лучшего оленя племени. Перед тем как заполнить весь экран, тойон махнул рукой:
— Вертолет возьми в кадр! Обязательно!
— Поехали! — отчаянно вскрикнул режиссер и чокнулся с репортером за начало творческого процесса.
— Когда-то здесь все было иначе, — глухо сказал Потрошилов. — Все началось с того, что я потерял самых близких друзей…
Он прикрыл глаза, вспоминая. Забытые лица выплыли из памяти, выдавливая слезы. Съемочная группа затихла, проникаясь важностью момента. Водка, закушенная свежим воздухом, всасывалась в кровь, как родная. Клиент порол отсебятину, но сценарий за два дня ушел на салфетки. И теперь это уже не имело значения. В жутко прекрасных переливах летних красок тундры и бесконечном море цветущего ягеля вообще ничто не казалось заслуживающим внимания. Ласковый ветер Заполярья дышал безмятежностью. Двухдневная доза «Столичной» якутского разлива грела души. Тяжелые веки смежились. Все шло как надо… Все будет очень хорошо… Они отключились под монотонный рассказ «олигарха» один за другим…
* * *В столице Ил-62 встречал ответственный редактор программы «Темя». Здоровенный широкоплечий бородач долго метался возле летного поля, но съемочной группы из Якутска на трапе видно не было. Он возвышался над толпой встречающих, как маяк отчаяния. Ходорович ждал сюжета. Место в эфире пустовало под якутского олигарха. А группы не было.
Они появились неожиданно. Прямо у микроавтобуса с магической надписью «ЦТ». Ответственный редактор всмотрелся в опаленные тундрой лица коллег и мысленно упал в обморок. Первым, в качестве громоотвода, шел шатающийся ассистент в дубленке, надетой прямо на майку. Но его гнев редактора минул. Бородач вычленил из недр группы режиссера и крепко ухватил за грудки:
— Ты что, обалдел?! Говори мне быстро, снял?!
От встряски режиссер жалобно икнул и, мутно глядя в пространство, ответил честным шепотом:
— Не знаю… Бюджет рухнул! Там все так непросто!
Его портрет в траурной рамке мог красоваться на входе в Останкинскую телебашню. До этого торжественного мига оставалось совсем немного. Ответственный был мужик здоровый. Но Бог бережет людей, потерявших разум. Под огромной лапищей что-то хрустнуло. Хватка ослабла. Из чужого внутреннего кармана редактор двумя пальцами осторожно извлек кассету.
Удивились оба.
— Она? — хрипло спросил бородач.
Что это за кассета, режиссер не знал. Он вообще не помнил последних двух дней, включая съемки и перелет, но, подчиняясь инстинкту сохранения себя, кивнул.
В телецентре ответственный редактор просмотрел материал и взревел:
— Убью, сволочь!!!
Речь Степана Степановича Потрошилова на фоне ржавого вертолета могла похоронить весь канал. Больше всего редактору хотелось вернуться к моменту встречи в аэропорту и довести дело до логического конца. Однако он был профессионалом. В монтажном отделе объявили аврал.
— Бери откуда хошь!!! Хоть из хроник про Хуссейна!!! Но чтоб всё было — и шатры из золота, и нефть рекой! — орал, брызгая слюной на бороду, редактор. — Вечером эфир. Не сделаешь, к Ходоровичу пойдешь сам! Все!
В вечерней программе «Темя» тойон Белого Оленя выступал на фоне белоснежного шатра. На кожаном пиджаке, снятом с плеча ассистента, сиял орден Дружбы народов. Возле ковровой дорожки стоял «мерседес». Нарядные счастливые ребятишки катались на позолоченной карусели. К спутниковой антенне на верхушке шатра тянулись провода от высоковольтной линии электропередач.,.
Ходорович смеялся от счастья как дитя.
Глава 4
ТУНДРА В НАСЛЕДСТВО
Внезапно свалившееся на голову богатство обычно несколько меняет человека. То есть окончательно превращает в полного гада! Все знают. Особенно те, на кого оно еще не упало.
Широкоглазый питерский тойон якутского племени выстоял. Иначе он бы не был тойоном. Степан Степанович Потрошилов, став королем Индигирской низменности и единственным олигархом на ближайшие две тысячи километров к северу, не «обгадился», то есть гадом не стал. Но задумался. Произошедшее в очередной раз телевизионное чудо на секунду сменило на небесном экране стандартное изображение полярного сияния и снова исчезло, оставив за собой терпкий аромат американской зелени и евро-желтизны.
Несмотря на приход в стойбище богатства, племя продолжало жить кисло. Все три зеленые сотни, доставшиеся от Центрального телевидения, пропили за неделю. Бумагу о собственности на землю тойон спрятал как сувенир. И жизнь Белых Оленей потекла по-прежнему. Отстой… точнее — застойно. Как при Брежневе.
