Михаил Барановский - Джинса
— Как, собственно, и обычный кефир, — не удержалась Инна.
— Прошу вас оставить неуместный скепсис. Мы с вами хорошо знаем, что йогурты рекламируются как эффективное средство борьбы с легким голодом, как продукт, способствующий устранению неприятных ощущений в животе, а также активному росту детей, повышению их интеллектуальных способностей…
Инна, как мы уже знаем, была матерью-одиночкой и всегда болезненно реагировала на подобные темы:
— Ну, удивительная штука получается! Съел йогурт — подрос, скушал шоколадку — сразу поумнел, слопал творожок — заиграл на контрабасе, пожевал жвачку — заговорил по-французски, хлебнул газировки — защитил кандидатскую! Ничего не понимаю! Может, я свою девочку чем-то не тем кормлю?!
Обстановку разрядил Жора:
— Мне кажется, надо рекламировать бактерии.
Ираклий развил тему:
— А что, если снять такой ролик… Роддом. В один и тот же день рождаются две девочки. Одну всю жизнь кормят йогуртом с живыми бактериями, а другая все эти годы пьет обычный кефир. Девочка, воспитанная на кефире, вырастает жуткой уродиной, неудачи преследуют ее по пятам. В конце концов, она спивается… Или работает в школе учительницей… А та, что ела живые йогурты…
Кирилл Кириллович его перебил:
— Все понятно — вырастает длинноногой блондинкой и побеждает на конкурсе красоты «Мисс мира». Жаль! — трагическим голосом произнес директор. — Жаль, что я так и не услышал ничего экстраординарного.
Все замолчали. Вскоре тишину прервал голос Лазаря Моисеевича:
— Возможно, стоит подумать над какой-то оригинальной акцией?
— А именно?
— Точно-точно, — закивал Жора. — Провести какую-нибудь акцию в роддоме…
— Какую? — настаивал на конкретике Кирилл Кириллович.
— Ну, не знаю… Например, при рождении двойни…
— …третьего получаете бесплатно? — съязвил Ираклий.
— Нет, — запротестовал Жора, — получаете сертификат на бесплатные живые йогурты для детей вплоть до их совершеннолетия.
— Ну так… — Кирилл Кириллович поморщился, было понятно, что эта идея его не сильно вдохновила. — Есть еще какие-нибудь соображения?
Ираклий закусил губу, а затем сказал:
— А что, если представить себе такие военные действия… Сражение между хорошими и плохими бактериями. Для того чтобы хорошие одержали победу, им на помощь спешат эти… как их?
— Чип и Дейл! — подсказал Жора.
— Нет. Термофильный стрептококк и румынская палочка. Их можно представить в виде мультяшных персонажей. Мужественный и вооруженный до зубов стрептококк и женственная такая, сексуальная румынская палочка…
Кирилл Кириллович ничего не сказал, но выглядел разочарованным.
— А еще можно снять такой ролик, в духе известной сцены из фильма «Девять с половиной недель», — не сдавался Ираклий. — Он и она на кухне перед открытым холодильником… Мужчина и женщина обнажены и исполнены страсти. Он достает из холодильника банку красной икры и обмазывает ею женщину. Она достает яйцо и разбивает у него на груди. Яйцо тут же поджаривается, превращаясь в яичницу, она добавляет кетчупа. Они облизывают друг друга. И вот, наконец, он достает из холодильника йогурт с живыми бактериями, выливает его на себя и на женщину. Они слизывают его друг с друга и понимают, что это очень вкусно. На этом эротический накал сменяется гастрономическим. Они исступленно трескают йогурт, затем берут еще и едят, позабыв о сексе. И слоган: «Йогурт с живыми бактериями — нет ничего лучше!»
Кирилл Кириллович покачал головой:
— Да, неплохо. Но целевая аудитория не наша. И ничего не сказано о полезных свойствах, о витаминах, микроэлементах и кальции…
— Мне кажется, надо придумать какую-то акцию, — продолжал гнуть свою линию Жора. — Например, собравший десять крышечек от йогурта, получает…
— …еще столько же крышечек совершенно бесплатно! — прервал его Ираклий.
— Нет же! Что-нибудь ценное.
— Палку «Московской» колбасы! — вставила Инна.
— Нет, это все не то! Нужен принципиально новый подход… — Кирилл Кириллович был раздосадован.
Тут слово взял Лазарь Моисеевич:
— Мне кажется, нам надо рекламировать не бактерии, не их полезные свойства, не витамины, содержащиеся в йогурте, не кальций и не акции…
— А что ж тогда? — удивился Жора.
— Нежность.
— В каком смысле? — не понял Кирилл Кириллович.
— Представьте себе мальчика и девочку младшего школьного возраста. Заботливые родители, отправляя их в школу, дают им по баночке йогурта. И вот на перемене дети уединяются, достают из своих портфелей этот йогурт, нежный, как они сами и как их чувства друг к другу. Они едят йогурт и смеются. А слоган, по-моему, должен быть такой: «Нежный, как первая любовь».
Все молчали. Инна вытерла платком навернувшуюся слезу и громко шмыгнула носом.
Кирилл Кириллович снова протер очки галстуком, И УВИДЕЛ ОН, ЧТО ЭТО ХОРОШО.
— Да, это хорошо. Это очень хорошо!
И БЫЛ ВЕЧЕР…
20
Ираклий открыл дверь в контору. Одной рукой он придерживал за талию Долли, другой — нащупал выключатель и включил свет. В офисе было безлюдно и тихо. Он прижал к себе Долли и под музыку, которая звучала только в его голове, закружил ее в танце. Она прильнула к нему всем телом, слилась с ним в ритме, покорно следуя всем его па. Она была послушна, смиренна, податлива и лишь легонько щекотала своей челкой его щеку. Внезапно директорская дверь отворилась. В темном проеме, щурясь от яркого света, появилась голова Кирилла Кирилловича. Она была обрамлена ореолом стоящих дыбом, взъерошенных волос цвета баргузинского соболя.
Музыка в голове Ираклия тут же оборвалась, движение было прервано, а объятия — разомкнуты.
— Кирилл Кириллович? Добрый вечер.
Тут Долли сделала эффектный финальный поклон в сторону зрителей. Кирилл Кириллович протер заспанные глаза. Ираклий помог Долли выпрямиться.
— Это еще что такое? Что это вы, Ираклий, среди ночи, да еще и с женщиной?
Ираклий почувствовал себя неловко:
— Кирилл Кириллович, она… — он скосил взгляд в сторону Долли, — …она не женщина.
— Извините. — Кирилл Кириллович вынужден был признать допущенную бестактность: — Я хотел сказать, с девушкой…
Ираклий крепко держал Долли за бок.
— Она не девушка…
— Что это вы в нее так вцепились?
— Это кукла, Кирилл Кириллович, — попытался объяснить Ираклий. — Как бы манекен…
— Манекен… — повторил за ним директор с нескрываемой иронией. — Ираклий, как вам не стыдно? Я же вижу, что она просто вдрызг…
— Нет, Кирилл Кириллович. Она трезвая. — Ираклий чувствовал, что подбирает какие-то не те слова. — В смысле она не пьет, — тоже вышло как-то не очень. — Вообще.
— Трезвая… — снова уцепился за слово Кирилл Кириллович. — Да она ж на ногах не стоит. Ну-ка, отпустите ее, вот отпустите.
Ираклий, повинуясь директорской воле, убрал руку, придерживавшую Долли за талию. В тот же момент «девушка», как подкошенная, безвольно рухнула на пол, акцентированно хлопнув затылком по паркету.
Кирилл Кириллович метнулся к пострадавшей.
— Что ж вы делаете, Ираклий! У нее же теперь сотрясение мозга будет!
— Не будет, — безучастно ответил Ираклий. — У нее, Кирилл Кириллович, нет мозгов.
Директор склонился над Долли.
— Да я вижу, что нет мозгов! Были бы мозги — не наклюкалась бы до потери пульса.
Кирилл Кириллович сокрушенно вздыхал, ползая на корточках вокруг бездыханного тела, не зная, что предпринять.
Ираклий достал из кармана и развернул сложенные вчетверо бумаги, по сложившейся традиции протянул их директору:
— Кирилл Кириллович, вот ее документы.
— Я без очков не вижу.
— Тут сказано, что это кукла. Зовут ее Долли. Мне ее один человек подарил.
— Кукла? — в изумлении отпрянул от тела директор.
— Ну да! Я ж говорю.
Кирилл Кириллович был потрясен:
— Для секса, что ли?
— Ну, как бы да… — вынужден был признать Ираклий. — Но мы можем использовать ее, как модель для съемок.
Кирилл Кириллович брезгливо поднялся с колен:
— Содом и Гоморра…
Ираклий спешно сгреб Долли с паркета.
— Можно она тут побудет? А то у меня мама дома…
Ираклий бережно усадил Долли на стул в самом углу приемной.
— Я ее вот тут посажу. Она вам не помешает… А утром что-нибудь придумаю. Ладно?
Кирилл Кириллович грустным, внимательным взглядом осмотрел Долли и тяжело вздохнул:
— Да делайте что хотите… Дожили… Черт знает что…
— Только до утра, Кирилл Кириллович… Только до утра, — сказал Ираклий и быстро вышел из офиса.
21
Даша сидела перед телевизором в съемной квартире на «Кантемировской». Так проходил каждый вечер. Она смотрела телевизор и ела. Ела и смотрела телевизор. Причем не важно что. И ела все подряд. Так проходили дни, месяцы… «Так может пройти вся жизнь, — говорила она себе, намазывая хлеб маслом и поливая вишневым вареньем. — Телевизор — голубая смерть», — говорила она себе, удобно устраиваясь на диване.
