Михаил Дайнека - Новые байки со «скорой», или Козлы и хроники
На этом наш социализм и кончился. Без шуток говоря, советскую власть погубила именно качественная система общего образования. А вместе с ней — и Советский Союз, но это так, побочный исторический процесс. Потому что только дебила можно бесконечно кормить сказочкой про белого бычка, а думающий человек рано или поздно задается вопросом: а где же всё-таки говядина? А когда наш русский человек массово задумываться начинает…
Вот-вот.
Так вот и случилось черт-те что, и началась у нас сплошная реформация.
В воровской чиновничьей России мозги нашим власть имущим стали не нужны. Если кто-то уловил двусмысленность, то — верны оба смысла.
Интеллигенцию, само собой, нагнули ниже плинтуса. Реформаторы ошибки предшественников учли. Сажать, расстреливать — помилуйте, зачем?! Пусть лучше это никчемушное наследие тоталитарного режима для начала нищеты понюхает. Нищебродам думать не по чину. А остальные пусть усвоят, наконец, что все эти врачи, учителя, ученые — все мы теперь никто. И относиться большинству к нам нужно соответственно.
И большинство, понятно, отнеслось.
(А я: дебилизация! дебилизация!.. Pro bono publico. Во благо. Большинства.)
Это всё могло бы быть лишь шуткой. Ну или шуткой с малой долей шутки. Или даже вовсе и не шуткой, но всё равно могло бы быть по-своему смешно. Если бы мне каждое дежурство сутки напролет не приходилось бы с продуктами такой дебилизации общаться.
За тридцать лет работы на «скорой» к глупости я вроде бы привыкла. Народ тупил всегда, причем по синусоиде: когда-то больше, иногда чуть меньше, но в общем-целом выходило так на так.
С недавних пор народ тупит по экспоненте. То, что раньше было исключением, сегодня стало правилом.
Судите сами, я ни слова не придумала.
Вот эти перлы я за сутки собрала.
С утра пораньше. Вызов: «Бабушка обкакалась». Это любящие внуки древнюю старушку из глухой деревни привезли. Долго ехали, старушка притомилась. Вот и приключилась с ней такая неожиданность. «И что же вы хотите?» — «Приезжайте и снимите ей кардиограмму». — «Она на сердце жалуется?» — «Нет». — «Хорошо. Зачем тогда кардиограмма?» «Чтобы знать, — с апломбом внучка отвечает, — можно ли теперь старушку мыть». То есть задницу без ЭКГ подмыть ни-ни, ни в коем случае. Мне как-то даже интересно стало: «Почему?» — «Потому что это вы обязаны приехать, снять кардиограмму и всю необходимую санобработку провести!» Типа разговор с обслугой на пальцах: ну-ка шустренько нам бабушку подмойте. Правильно, зачем же еще «скорая» нужна.
Это норма, господа, не патология.
Жалоба. Как можно без нее. Для разнообразия, что характерно, даже не на нас. Заявление в прокуратуру на лабораторию. Дословно, без купюр: «Они в моем говне глистов не обнаружили. Но я-то чувствую — они там точно есть. Я ощущаю, как они шевелятся!» Нет, нам-то что, нам всё бы ничего. Вот только почему-то это содержательное заявление прокуратура по инстанциям спустила не куда-то — к нам на «скорую». С пометкой «Разобраться. Доложить». Кому ж еще-то. Кто же, кроме нас.
Теперь и это, надо полагать, не патология.
Повод к вызову: «Больная задыхается». Приехали. Больная нам авторитетно объявляет: «Это, доктор, аллергия у меня!» — «На что?» — «На пыль и на кошачью шерсть». А в доме пыль и кот. Кот лохматый, пыль недельной давности. «Что мне делать, доктор?» Я, пожав плечами, с каменным лицом: «Кота побрить, жилье пропылесосить». — «Кота?! Как?!!» — «Налысо!» А что еще сказать?
Язык врача — его рабочий орган.
Вызывают из общаги при пожарной части: «„Скорую“! Скорей! Она горит!» — «А мы-то здесь при чем? Вы пожарные? Ну вот вы и тушите». — «Вы не поняли! Она огнем горит!» Это нас так на температуру вызывали. Температура, к слову, оказалась 37,3. Девица у пожарных типа как диспетчером работает. А сегодня с перепою на работу проспала, теперь больничный хочет. А мы больничных по определению не даем. При ней мамаша: «Доктор, как вы смеете! Ее ж уволят, и она работу не найдет! Она же с голоду помрет! Я в суд на вас подам!» А в девице сто кило как минимум. Я обнадежила: «Ну сразу не умрет. Для начала только похудеет. В суд вы по-всякому успеете подать». — «Да как вы смеете!..»
Продолжим, господа?
Вот вам еще сюжет. Очередная пореформенная дамочка. Насмотрелась познавательных программ, решила очищение кишечника себе произвести. С вечера изволила откушать килограммчик слив, полукилограммом свеклы закусила, а для верности еще кефиром запила. К утру слабительная смесь, естественно, сработала. А как же можно здесь без «скорой» обойтись? Дамочка лежит, глазами лупает. «А чего вы ожидали? — говорю. — Эффект произошел?» «Да, — отвечает, — даже превзошел». — «Ну, если очень сильно превзошел, то, — говорю, — хотите — можете продукты очищения собрать и посредством клизмы их в кишечник возвратить». А дамочка всерьез глазами лупает: «Скажите, доктор, это в самом деле нужно, да?»
Хотелось бы мне знать, чем люди думают…
А кстати, да, вот именно — чем думают. Вызвала мадам нас на гипертонию. А давление у дамочки всего-то ничего. Зато эмоций аж с порога выше крыши: «Ой, у меня опухоль в мозгу! Ой, у меня опухоль в мозгу!» Две пердинки до смертинки называется. Читаю выписную справку из больницы. Надо же, и в самом деле опухоль. Но только не в мозгу, а метром ниже, в матке. Доброкачественная, к слову говоря. Ну и как тут можно было удержаться? «Интересным, — говорю, — вы местом мыслите, мадам!»
А вот еще. Опять гипертония. Бабка нам на отделение звонит: «Ой, знаете, — старушка вся буквально трепетает, — у меня давление тут сильно поднялось, а я таблетку приняла, которую мне участковый прописал, и давление снизилось». — «Что, слишком сильно снизилось?» — «Нет, до нормальных цифр». — «Так что же вы хотите?» — «Ну как… оно же снизилось!!!»
Или вот. Еще гипертония, для разнообразия на этот раз у старичка. Дочка папе «неотложку» вызывает. Повод к вызову не абы что, а: «Страшно гипертонику». Диспетчер, вежливо: «Какое у него давление?» — «А я не мерила!» — «У вас тонометра нет?» — «Есть». — «Так почему же вы не измеряли?» — «Так страшно же! Вдруг у него давление!» — «А что же вы от нас хотите?» — «Как это — что?! Приедьте и померьте!»
Вот так мы и живем. Во благо большинства.
А вот еще, под занавес. Под утро, в самый темный час. Дамочка: «Ой, доктор, я у себя опухоль нашла!» — «Где?» — «Где-где… В рифме!» Это, впрочем, даже ничего. Это, право, даже как-то живенько, это хоть какой-то креатив. Непонятно только, зачем же вдруг искать, простите, в рифме опухоль в четыре часа ночи.
А то ли еще будет, господа.
Недаром же теперь еще реформу школьного образования затеяли. Понятно, что во имя большинства. Главное, чтоб в школе думать не учили. А мозги можно и на Западе купить. Там они уже отформатированные, лишнего выдумывать не станут.
А вот если русский человек опять подумывать начнет…
Аминь. Но есть один нюанс. В результате массовой селекции бездумного народонаселения в масштабе всей страны реформаторы рискуют получить устойчивую популяцию не желанных их сердцу торпидных дебилов, тихих и внушаемых, а с точностью до всё наоборот. А именно — т. н. дебилов эретичных, то есть возбудимых, раздражительных и злобных. И когда этот процесс будет благополучно завершен — а он всенепременно будет завершен, — вот тогда мы с вами в самом деле посмеемся. По-серьезному.
Клиент всегда прав
Правильно когда-то подметил один умный человек: всякая нация занудлива по-своему. Американцы, например, по жизни, англичане — из принципа, французы — просто так, немцы — как положено…
Ну и мы вообще и тоже от других не отстаем. Но только у нас и в отношении занудства всё наоборот, как шиворот-навыворот, будто смеха ради. Это потому, что мы вообще народ такой. Я бы так нас и определила: сатирический.
Что-то я сама занудствовать, по-моему, начала…
А впрочем же, не суть. Просто мне как раз еще одна история припомнилась времен моей работы фельдшером приемного покоя в «пьяной травме». По-своему тоже исключительно занудная.
Дело в один из общегосударственных праздников тогда происходило. А без массового членовредительства наши государственные гуляния никогда не обходились, вы сами у медиков спросите. Мы вам авторитетно подтвердим, что по этим дням в северной, с позволения сказать, культурной столице до сих пор эпидемия свирепствует. Асфальтовая болезнь называется: при ней человек — звучит-то он гордо, но зачем-то он при этом мордой об асфальт поскальзывается. И так раз десять — и готов диагноз.
Но не у всех, некоторые уже в приемном покое дозревают. Вроде бы клиент и так готов, вроде бы и так он пьяный весь и битый, а всё равно гражданин добавки требует. «Расширением диагноза» у нас такое называется.
Так вот, привезла мне «скорая» очередную битую подоночную хронь. Между прочим — женщину. Но именно что между прочим, а всё прочее там давным-давно в денатурате растворилось.
