Семен Нариньяни - Рядом с нами
Ад Данте! Это было самое страшное место, о котором знало до сих пор человечество. Немцы создали ад страшнее. И этот ад описал в своих дневниках один из его создателей, Ганс Франк. Так пусть посмеет теперь кто-нибудь сказать, что последняя строчка в этом дневнике должна заканчиваться точкой, а не выстрелом.
ЭТОГО ТРЕБУЕТ СПРАВЕДЛИВОСТЬ
Девушка услышала о происходящем процессе по радио и обратилась к Трибуналу с просьбой разрешить ей выступить на суде. Девушку ввели в зал. И хотя кругом горели электрические лампы, девушке пришлось помочь подойти ближе к судейскому столу. Она была слепая. Девушка явилась в суд, чтобы свидетельствовать против гитлеровских преступников, лишивших ее в семнадцать лет радости видеть небо, солнце, друзей.
Это было не здесь, в Нюрнберге, а в Смоленске. Я вспомнил о слепой свидетельнице, слушая речь советского обвинителя. Два месяца назад я был в Смоленске на процессе десяти немецких военнослужащих. И помню, как изменился в лице один из подсудимых, Рудольф Модиш, увидев слепую. Лекарский помощник германского полевого госпиталя № 551 узнал девушку. Он даже вспомнил ее фамилию — Чернышева. Но как она попала в суд? Разве ей не впрыснули после операции усиленной дозы строфантина, чтобы умертвить? Или, быть может, мертвые стали возвращаться с того света, чтобы уличать гитлеровцев в содеянных ими злодеяниях?
Елена Чернышева осталась в живых чудом. Ее спасла Красная Армия, освободившая Смоленск. И слепая рассказала суду о том, что творили фашисты за дверьми опытного отделения германского военного госпиталя № 551. В этом отделении гитлеровские врачи проводили экспериментальные работы над русскими. На русских проверялись новые лечебные препараты, у русских раненых брали кровь для переливания гитлеровцам, спинномозговую жидкость. На русских учились хирурги и студенты Берлинского университета. В порядке учебной практики они ампутировали здоровым людям ноги, руки. Во время этих экспериментов Модиш ассистировал фашистским студентам и врачам. Когда же эксперимент считался законченным, он умерщвлял русских. Лекарский помощник Модиш собственноручно впрыснул строфантин 24 человекам.
Чернышева обратилась за медицинской помощью в госпиталь. Она надеялась встретить там врачей, но попала в руки к палачам. Не будем упрекать девушку за доверчивость. Ей было тогда всего шестнадцать лет. В госпитале № 551 в это время работал профессор Мюллер. Он был озабочен проблемой возвращения зрения раненым гитлеровским офицерам и проводил в связи с этим экспериментальную работу над русскими. Доверчивую девушку положили на операционный стол, усыпили, и Мюллер срезал у нее с глазного яблока здоровую роговицу, чтобы пересадить ее немцу. Так ослепла Чернышева.
Рудольф Модиш понес заслуженную кару за все свои преступления: его повесили. Но Модиш был только маленьким винтиком в грандиозной и страшной машине смерти, которая ползла по Европе и перемалывала человеческие жизни с тридцать девятого по сорок пятый год.
Сейчас дошла очередь до создателей этой машины. И пусть в Нюрнберге нет слепой свидетельницы, от ее имени выступает советский обвинитель. Он говорит не только о Смоленске, где немцы убили сто тридцать пять тысяч человек, но и о Киеве, Ростове, о Майданеке, Освенциме, лагере Саласпилс под Ригой. Обвинитель называет имена сожженных, приводит цифры убитых, и над скамьей подсудимых поднимаются тени миллионов мучеников.
Трудно предположить, что все эти убитые, сожженные и замученные были жертвой злой воли каких-то отдельных модишей.
— Нет, — говорит советский обвинитель. — Во всех этих чудовищных злодеяниях действовала своя преступная система, которая объединяла и направляла всех убийц и палачей.
В самом деле, разве это не так? Гитлер определил цифру: уничтожить тридцать миллионов русских, чтобы очистить все "восточное пространство" до Волги для райха. Гитлеровский генеральный штаб опускал руки по швам и принимал эту директиву к неуклонному исполнению. Это ему, главе штаба Кейтелю, принадлежат слова "человеческая жизнь стоит дешевле ничего". Гиммлер и Кальтенбруннер создавали краткосрочные курсы для своих палачей. На этих курсах читались лекции, как рыть ямы для массовых могил, маскируя их под противотанковые рвы, как снимать с убитых кожу, какую дозу строфантина вливать раненым русским. Ширах воспитывал в Гитлерюнге кадры послушных исполнителей для Кейтеля и Гиммлера. Инженеры конструировали по заказу имперского правительства типовые проекты печей-крематориев, душегубок, мельниц для перемалывания человеческих костей. Заводы штамповали стандартные банки для ядов и отравляющих веществ.
Вместе с Модишем в Смоленске судился Гейнц Винклер. Этот воспитанник Шираха учился на курсах хюндефюреров. Принцип фюрерства был установлен в Германии даже для поводырей служебных собак. Я не знаю, кто читал лекции на этих курсах, но советский суд точно установил, что этот собачий фюрер участвовал в пяти массовых расстрелах в Смоленске и, кроме того, лично застрелил семнадцать человек и среди них — мать с двумя детьми.
— За что вы убили мать? — спросил прокурор.
— Она подозревалась в связи с партизанами, — ответил Винклер.
— А грудных детей вы тоже подозревали в связи с партизанами?
— Нет. Детей я убил, чтобы не причинять им страданий. Вы знаете, — говорил хюндефюрер, оправдываясь, — сироты испытывают много затруднений в жизни. Сироту каждый может обидеть.
Они убивали родителей и вместе с ними приканчивали детей, чтобы сироты "не испытывали страданий в жизни".
Хюндефюрера нет на скамье подсудимых в Нюрнберге. Здесь судят рейхсфюреров, судят тех, которые снабжали винклеров не только типовыми банками с ядами, но и типовой нацистской моралью. Здесь судят не собачьих поводырей, а преступников, называющих себя поводырями целого государства.
Я слушаю речь советского обвинителя и смотрю на скамью подсудимых. Первым передо мной сидит Герман Геринг. Это он говорил эсэсовским дивизиям, отправлявшимся на восток: "Вы убивайте, а отвечать за вас буду я".
В те дни эти мерзавцы мнили себя властителями Европы и не думали еще о грядущем возмездии. Но возмездие пришло, и у герингов сразу отшибло память. Куда девалась их самодовольная воинственность?! Рейхсфюреры пытаются отмежеваться от хюндефюреров. Сейчас они говорят: "Кто убивал, пусть тот и отвечает".
Примерно с таким заявлением и выступил на прошлом заседании суда защитник Кауфман. Защитник протестовал против материалов Чрезвычайной Государственной комиссии, которые приводятся в речи советского обвинителя. Защите, видите ли, не хотелось бы, чтобы в делах Трибунала фигурировали суммарные цифры всех убитых, сожженных и замученных. Почему? Дело, оказывается, в том, что подсудимые не знали о существовании крематориев, душегубок, мельниц для перемалывания человеческих костей, банок с циклоном и строфатином.
И это говорит защитник Кальтенбруннера! Оказывается, не только Геринг, но даже заместитель Гиммлера по гестапо Кальтенбруннер не ведал, что творили эсэсовцы на оккупированной ими территории. Весь мир знал, весь мир протестовал, а они, оказывается, не знали.
Нет, мы не жалуемся на плохую память. Мы не только помним все, что говорили человекоподобные, но и все, что они творили в наших городах и селах. Мы помним всех убитых и сожженных. И пусть знает каждая мать, потерявшая сына, сестра — брата, дочь — отца, пусть знают сироты, чьих родителей расстреляли гитлеровцы у Бабьего Яра, в Тремблинке или Саласпилсе, — это от их имени выступает советский обвинитель на Нюрнбергском процессе. Это их слезы, эго кровь их родных и близких наполняет его речь болью и гневом. Не поэтому ли так боятся этой речи подсудимые?
В работе Чрезвычайной Государственной комиссии принимало участие свыше семи миллионов человек. Среди них не было сторонних наблюдателей. Против фашистских преступлений свидетельствовали те, которые видели фашистов воочию и на себе познали весь ужас нового гитлеровского порядка.
Государственная Чрезвычайная комиссия начала работать не месяц и не два назад. Учет фашистских преступлений начался уже тогда, когда дивизии Кейтеля и Гиммлера бесчинствовали на Украине и в Белоруссии, в Прибалтике и Смоленске.
Четыре дня рассказывал Международному Военному Трибуналу представитель советского обвинения о преступлениях, совершенных фашистами против мирного населения. Топор, пуля, яд, огонь, газовые печи, виселицы, душегубки, пытки, голод — все это служило гитлеровцам для уничтожения людей. Палачи не считались ни с полом, ни с возрастом жертвы. Гитлер освободил их "от химеры, именуемой совестью", и они казнили всех, кто не принадлежал к "расе избранных". Многие миллионы ни в чем не повинных людей нашли мученическую смерть от рук фашистских злодеев.
