Андрей Шляхов - Невероятные будни доктора Данилова: от интерна до акушера
— Я не хочу никуда переводить Никиту, — словно прочитав его мысли, сказала Елена, возвращаясь к своей морской капусте. — Здесь уже все нам знакомо, а как будет там — это еще бабушка надвое сказала. Да и зачем нам со Светланой Викторовной лишний повод для трений?
— А почему Никита должен стать поводом для трений?
— У моего сына далеко не идеальный характер. Кому, как не мне, это знать. Вдруг он не сумеет оправдать оказанного ему высокого доверия? Нет уж — пусть лучше учится, где учился. Кстати, ты заметил, что ребенок просто счастлив оттого, что ты сходил в школу?
— Не заметил, — честно признался Данилов. — Да и что тут такого?
— Не скажи, — покачала головой Елена. — Ему очень приятно, что ты принимаешь участие в его делах. Да и мне тоже… Спасибо, Вовка.
— Если бы у меня в кармане лежал белый накрахмаленный платок, я бы сейчас прослезился, — ответил Данилов. — Больно уж трогательно все это.
— Я прослежу за тем, чтобы ты не испытывал недостатка в белых накрахмаленных платках, — пообещала Елена.
— Не смей! — притворно ужаснулся Данилов. — Тогда я превращусь в слезливого меланхоличного идиота… Давай лучше коньяку выпьем.
Давай, — согласилась Елена. — Под шоколадку. Отметим первое в твоей жизни родительское собрание!
— А что — мне понравилось. — Данилов достал из одного шкафа бутылку, из другого — рюмки, поставил их на стол и открыл дверцу третьего шкафа, в котором должны были лежать плитки с шоколадом. — А шоколад-то тю-тю, испарился.
— Главное, что коньяк не испарился. — Елена взяла из вазы, стоявшей на подоконнике, яблоко и улыбнулась.
— Чему ты улыбаешься?
— Вспомнилось из Довлатова: «Как обычно, не хватило спиртного, и как всегда, я предвидел это заранее. А вот с закуской проблем не было. Да и быть не могло. Какие могут быть проблемы, если Севастьянову удавалось разрезать обыкновенное яблоко на шестьдесят четыре дольки».
— Ну у тебя и память! — восхитился Данилов.
— Учеба в медицинском институте хорошо тренирует. А потом, я мало что помню наизусть. Разве что самое-самое…
— Про выпивку и закуску, — покивал Данилов, разливая коньяк по рюмкам. — Только на шестьдесят четыре части не режь, и четырех хватит. Это все же фрукт, а не сырокопченая колбаса…
Ночью Данилову приснилась классная руководительница Никиты. Валентина Антоновна лежала в родовом зале, а по бокам от нее стояли двое мужчин в белых халатах.
— Знакомьтесь, доктор, — сказала она Данилову. — Вот это — биологический отец моего ребенка, а это — гражданский. Они оба будут присутствовать на родах и следить за тем, чтобы вы не напороли косяков.
— Я косяки не порю, — вежливо ответил Данилов. — Я провожу обезболивание.
— А нам можно? — хором спросили отцы.
— Когда будете рожать — непременно! — ответил Данилов и проснулся.
На часах было семь минут шестого.
«Пока заснешь — уже вставать пора», — решил Данилов.
Он осторожно, чтобы не разбудить чутко спящую Елену, он встал и прошел в ванную. В кои-то веки можно было побриться не в привычной спешке, а с чувством, толком и расстановкой.
Глава тринадцатая
Диагностика кармы
Бывают хорошие дни. С утра просыпаешься бодрый, готовый к подвигам. Выходишь из дома и замираешь от наслаждения, вдыхая загазованный воздух мегаполиса. В нем внезапно проявляются нотки лесной свежести и запах луговых трав.
В такие дни автобусы, троллейбусы и трамваи распахивают свои двери не как обычно, а гостеприимно. Их салоны полупусты, а все пассажиры ведут себя деликатно, не толкаясь и не наступая на ноги соседям. И в метро нет привычной толпы перед эскалатором.
Весь «лежачий» состав блока реанимации поутру находится в стабильном состоянии средней тяжести — всех дам пора переводить в отделения. На утренней конференции главный врач больше хвалит своих подчиненных, чем ругает, а под конец сообщает поистине радостную весть о внеочередной премии. Заведующий отделением, составляя график дежурств, особенно интересуется твоим мнением, а роженица, которой по экстренным показаниям назначается кесарево сечение, не имеет в анамнезе ничего грозящего осложнениями. Вдобавок она позитивистка-оптимистка и говорит:
— Не волнуйтесь, доктор. Я вас не подведу. Все будет хорошо. У меня хорошая карма, поэтому со мной не может случиться ничего плохого…
— Разумеется, — ответил Данилов, чувствуя, как в глубине души, где-то на краю сознания, прозвенел тревожный звоночек.
Каждый опытный врач знает: если все вдруг идет необычно гладко, то это не означает, что жизнь наконец-то наладилась. Просто провидение решило поразвлечься. Оно не стало равномерно распределять неприятности, а приберегло их до особого случая, чтобы выдать разом.
— А откуда вы знаете, что у вас хорошая карма? У вас есть медицинская справка? — пошутил Данилов.
— Я проходила диагностику, — серьезно ответила женщина. — Сразу же, как только узнала, что беременна.
Данилов еще раз уточнил анамнез, повторно осмотрел пациентку и обсудил план действий с Юртаевой, которая должна была делать операцию. Вялотекущая родовая деятельность, не усилившаяся несмотря на все принятые меры, — прямое показание к экстренному кесареву сечению. Правда, здесь нет такой срочности, как при угрозе разрыва матки, поэтому можно обойтись местным обезболиванием — время позволяет дождаться, пока подействуют препараты, введенные при эпидуральной или спинальной пункциях.
Спинальная и эпидуральная анестезия как разновидности местного обезболивания очень схожи между собой. Выполняются они одним и тем же способом, только при спинальной анестезии игла проходит еще через одну оболочку и обезболивающий препарат вводится в жидкость, омывающую спинной мозг. Одна инъекция, постоянных катетеров здесь быть не может. Полное обезболивание в этом случае приходит раньше, и уже через десять минут можно начинать операцию.
Измерив артериальное давление, Данилов быстро установил подключичный катетер. Медсестра Ира тут же наладила капельницу с физиологическим раствором.
Спинальная пункция прошла без осложнений. Данилов пунктировал в своем излюбленном месте — между третьим и четвертым поясничными позвонками. Не торопясь, плавно ввел лидокаин в смеси с адреналином, сразу же извлек иглу, наложил на место пункции стерильный марлевый «квадрат» и крест-накрест закрепил его лейкопластырем. Готово, осталось дождаться результата.
— Может болеть голова, а после вы можете почувствовать озноб, — предупредил Данилов. — Это в порядке вещей.
— Я смогу наблюдать за ходом операции?
— В какой-то мере — да. Во всяком случае, ребенка вы увидите сразу же.
— Прекрасно. — Роженица нашла в себе силы для того, чтобы улыбнуться хорошей, искренней улыбкой.
— Во время операции вы будете дышать кислородом через маску, но это не помешает нам общаться в случае необходимости. Если что-то не так — говорите. Мы будем рядом. Поехали в операционную.
Пока роженицу готовили к операции — перекладывали, пристегивали к столу широкими эластичными ремнями, обували в стерильные бахилы, окружали стерильными салфетками операционное поле и обрабатывали кожу, Ира подключила ее к монитору. Данилов снова измерил артериальное давление (оно могло упасть из-за спинальной анестезии), поколол иголкой голени и ступни пациентки, чтобы убедиться, что она уже ничего не чувствует, и разрешил начинать.
Во время операции пациентка вела себя хорошо — давления не роняла, ненужной активности не проявляла, сюрпризов не устраивала. Ребенок, крупный мальчик, оказался совершенно нормальным, бойким крикуном.
— Вот и все! — известила Юртаева, завязывая последний шов на коже живота. — Татьяна, вы меня слышите?
— Слышу, — ответила пациентка, с лица которой Данилов только что снял маску.
— Отрожались мы с вами. — Настроение у Юртаевой было отличным. — До завтра полежите в реанимации, а затем вас переведут в отделение.
Череп Данилова словно пронзили раскаленным прутом. Боль была настолько сильной, что лоб мгновенно покрылся испариной. Захотелось подышать закисью азота — его таблетки остались в сумке, висевшей на спинке стула в ординаторской, — но Данилов безжалостно подавил это желание. Не хватало еще, чтобы его вдобавок ко всем грехам записали в наркоманы.
— Лариса, наложи повязку, — попросила Юртаева ассистировавшую ей ординатора.
— Хорошо, Елена Ивановна.
— С описанием поспеши, чтобы Владимир Александрович на нас не ругался.
Улыбка Юртаевой была видна даже под маской. Она отошла от стола и направилась к выходу из операционной. Лариса при помощи стерильного металлического шпателя намазала живот пациентки специальным медицинским клеем и хотела было наложить сверху марлевую повязку, но не успела.
Кожа пациентки — везде: на лице, на руках, на ногах, на пока еще обложенном салфетками участке живота, — вмиг покрылась большими красными пятнами. Женщина закатила глаза, захрипела и обмякла. Монитор показал запредельное падение пульса и снижение частоты дыхательных движений.
