Джозеф Хеллер - Поправка-22
— Полковник Каргил утверждает, что вы поручили мне работать под его руководством над проектом нерассылки АСОРов, — удрученно запротестовал полковник Шайскопф.
— Напрасно он это утверждает, — отозвался генерал Долбинг. — Откровенно говоря, Шайскопф, меня не очень устраивает полковник Каргил. Он властолюбив и нерасторопен. Присмотритесь к нему и подумайте, не удастся ли вам взять часть его работы на себя.
— Он все время сует нос в мои дела, — ворчливо пожаловался полковник Каргил, — и постоянно мешает мне закончить начатую работу.
— Да, у него немало странностей, — раздумчиво согласился генерал Долбинг. — Присмотрись к нему и постарайся понять, что он замышляет.
— Он лезет в мои дела, — плаксиво пожаловался полковник Шайскопф.
— Пусть это вас не беспокоит, Шайскопф, — сказал ему генерал Долбинг, с гордостью думая, как искусно включил он полковника Шайскопфа в свою обычную систему руководства людьми. Полковники уже едва разговаривали друг с другом. — Он завидует вашим прекрасным достижениям на поприще марш-парадов и боится, что я назначу вас ответственным за модельное бомбометание.
— А что это такое? — навострив уши, спросил полковник Шайскопф.
— Что такое модельное бомбометание? — повторил, искрясь усмешливым самодовольством, генерал Долбинг. — Модельное бомбометание — это термин, который я изобрел пару месяцев назад. Он ничего не значит, и, однако, его поразительно быстро подхватили чуть ли не все. Мне удалось убедить самых разных людей, что главное в бомбометании — модельная кучность, неплохо украшающая аэрофотоснимки. На Пьяносе, к примеру, есть один полковник, который теперь почти не озабочен при бомбардировке поражением цели. Надо, пожалуй, к нему сегодня слетать, он занятный человек. Это превосходно распалит зависть Каргила, а генерал Дридл, как сообщил мне Уинтергрин, отбывает на Сардинию. Он, я думаю, просто спятит от ярости, узнав, что я инспектировал один из его полков, пока он инспектировал другой. Мы можем успеть туда к предварительному инструктажу. Они собираются стереть с лица земли не прикрытую зенитной защитой деревеньку. Я узнал от Уинтергрина — он теперь, кстати, экс-сержант, — что этот налет никому не нужен. Его запланировали, чтобы задержать подход германских пополнений, когда у нас даже не намечается наступления. Вот что бывает, если к власти пробираются посредственности. — Генерал Долбинг указал вялым жестом на огромную карту Италии. — Эта деревенька в горах настолько незначительна, что картографы не сочли необходимым обозначить ее на карте.
Прилетев к полковнику Кошкарту, они узнали, что предварительный инструктаж уже закончен, и услышали, как майор Дэнби упрямо твердит:
— Да есть она, есть, говорю же вам, есть!
— Где это она тут есть? — нагло наседал на него Дэнбар, притворяясь, что ничего не видит.
— Вот она, здесь, где дорога делает плавный поворот. Вы же видите поворот?
— Не вижу, — упирался Дэнбар.
— А я вижу, — объявил Хавермейер и ткнул пальцем на карте Дэнбара в то место, где дорога делала поворот. — Притом на снимках отлично видна и сама деревушка. Мне все понятно. Мы должны разбомбить эту деревушку, чтобы обломки скатились на дорогу и образовали завал, который немцам придется разбирать. Верно?
— Совершенно верно, — подтвердил майор Дэнби, вытирая носовым платком вспотевший лоб. — Наконец-то хоть один из вас понял. Две бронетанковые дивизии, перебрасываемые немцами из Австрии в Италию, пойдут по этой дороге. А деревушка притулилась на таком крутом склоне, что все обломки домов, которые вы разрушите, обязательно скатятся на дорогу.
— Ну и что из того? — не сдавался Дэнбар, воодушевляемый взволнованно льстивым взглядом Йоссариана. — Немцы расчистят дорогу за пару дней, так что наша бомбардировка ни черта не изменит.
— Так-то оно так, — примирительно пробормотал майор Дэнби, явно не желая продолжать спор, — но в штабе думают по-другому. Иначе они не послали бы нас на это задание.
— А жители деревушки предупреждены? — спросил Маквот.
— Боюсь, что нет, — промямлил майор Дэнби, испуганный больше всего тем, что и Маквот примкнул к оппозиции.
— Неужто им не могли сбросить листовки с предупреждением, что их собираются бомбить? — поддержал Маквота Йоссариан. — Или если уж нельзя с официальным предупреждением, то хотя бы с намеком?
— Боюсь, что нет, — повторил майор Дэнби, снова взмокнув от пота и растерянно пряча взгляд. — Немцы ведь могли бы тоже догадаться и выбрать другую дорогу. А в общем я ничего не знаю. Это только мои предположения.
— Они даже не станут прятаться, — с горечью сказал Дэнбар. — Увидят наши самолеты и выскочат всей деревней на улицу — мальчишки, собаки, старики, — чтобы приветственно нам помахать. Господи, ну почему мы не можем оставить их в покое?
— А почему бы нам не устроить завал на дороге где-нибудь в другом месте? — спросил Маквот. — Зачем бомбить деревушку?
— Да не знаю я! — затравленно воскликнул майор Дэнби. — Не знаю, понимаете? Но ведь должны же мы хоть немного доверять нашему командованию, верно? Там знают, что делают, когда дают нам приказы.
— Черта с два они знают, — сказал Дэнбар.
— Ну? В чем дело? — лениво поинтересовался подполковник Корн, неспешно протолкавшись к ним по инструктажной — руки засунуты в карманы брюк, а желтовато-коричневая рубаха пузасто встопорщена.
— Да нет, все в порядке, — нервически отозвался майор Дэнби, думая утаить их спор.
— Они не желают бомбить деревню, — выдавая его, с ухмылкой ответил Хавермейер.
— Ну, ублюдок! — сказал Йоссариан Хавермейеру.
— Оставьте Хавермейера в покое! — осадил Йоссариана подполковник Корн, но, сразу же вспомнив, что именно Йоссариан цеплялся к нему по пьяной лавочке в офицерском клубе накануне первой бомбардировки Болоньи, посчитал за благо переключить свое раздражение на Дэнбара. — Почему вы отказываетесь бомбить деревню? — спросил он его.
— Потому что это жестоко, вот почему.
— Жестоко? — с холодной насмешкой переспросил подполковник Корн, преодолев секундный испуг при виде откровенной враждебности Дэнбара. — А не жестоко будет пропустить в Италию эти две бронетанковые дивизии, чтоб они ударили по нашим наземным частям? Среди них ведь окажутся и американцы. Вы хотите, чтобы пролилась американская кровь?
— Она и так все время льется. А жители этой деревушки никого не трогают. Так какого дьявола мы не можем оставить их в покое?
— Вам-то, конечно, легко тут разглагольствовать, — язвительно сказал подполковник Корн. — Вы здесь на Пьяносе отсидитесь в полной безопасности. Вас не страшит их удар, верно я говорю?
Дэнбар покраснел и, словно бы защищаясь, спросил:
— Да почему мы не можем устроить завал где-нибудь в другом месте? Почему должны разбомбить деревню?
— Вы предпочли бы слетать еще разок на Болонью? — Подполковник Корн задал свой вопрос отнюдь не громко, однако он прозвучал как оглушительный выстрел, и в инструктажной воцарилась тревожная, зловещая тишина. Йоссариан, стыдясь самого себя, молил всевышнего, чтобы Дэнбар промолчал. Тот опустил взгляд, и подполковник Корн понял, что одержал победу. — Значит, нет? — с откровенной издевкой продолжал он. — Так вот, имейте в виду, что полковнику Кошкарту и мне очень нелегко было выбить для вас этот плевый налет. А если вам больше хочется слетать на Болонью, Специю или Феррару, то мы это легко устроим. — Глаза у него за стеклами очков без оправы опасно блеснули, а землисто-серые челюсти угрожающе сжались, резко очертив квадратно каменный подбородок. — Только скажите.
— А что? Я бы слетал, — самоуверенно ухмыльнувшись, похвастался Хавермейер. — Мне нравится тянуть неизменным курсом над Болоньей: уткнешься в прицел и слушаешь музыку взрывов. А больше всего мне нравится наблюдать и слушать после бомбардировки, как меня поносят наши герои. Даже нижние чины настолько храбреют, что ругают меня потом на чем свет стоит и обещают переломать мне все кости.
Подполковник Корн ласково потрепал Хавермейера по подбородку и, ничего ему не ответив, обратился с ледяной безучастностью в голосе к Йоссариану и Дэнбару:
— Клянусь вам, что полковник Кошкарт и я — мы оба глубоко удручены судьбой этих вшивых итальяшек в горах. Mais c’est la guerre.[25] Помните, что войну начала Италия, а не мы. Что агрессорами следует называть итальянцев, а не нас. И что наша жестокость только бледное подобие той жестокости, с которой все эти итальянцы, немцы или, скажем, китайцы относятся к самим себе. — Подполковник Корн дружелюбно положил руку на плечо майору Дэнби и без всякого дружелюбия сказал: — Заканчивайте инструктаж, Дэнби. И не забудьте разъяснить им всем особую важность модельной кучности при бомбардировке именно сегодня.
