Олег Агранянц - Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди
— При чем тут судак «Орли»! — возмутился писатель Ю. Олеша. — Судак — это рыба!
На что официант грустно ответил:
— Вам-то что, вы все равно платите рубль. А нам чаевые уменьшились на две копейки.
В те годы это были деньги. На футболе бутерброд с красной икрой, с вареной колбасой или с сыром стоил восемь копеек, с полукопченой колбасой, с черной паюсной икрой (боюсь, что слово «паюсный» теперь не знают) — десять. Самыми дорогими были бутерброды с черной зернистой икрой — пятнадцать копеек.
649. Как менять жилплощадьМоего приятеля Юру Веденского обидели родственники девушки, с которой он встречался. Их не устраивало, что он живет на окраине, в Черемушках. Сами они жили в квартире в самом центре Москвы, прямо на Петровке. Однажды, когда Юра пришел к ним, его выгнали, сказали, чтобы больше не появлялся.
Особенно распинался дед, такой здоровый, с огромными усами. Да и сама Дульсинея фыркнула:
— Уезжал бы ты к себе в Черемушки!
— Надо отомстить, — предложил я.
И мы отомстили.
Я явился на Мещанскую улицу в Бюро обмена жилплощади. Там написал бланк, передал сотруднице бюро и заплатил рубль.
А через десять дней вышел в свет еженедельный сборник, в котором, кроме всего прочего, было помещено объявление: «Меняю отдельную трехкомнатную квартиру на Петровке со всеми удобствами на две комнаты в разных районах в коммунальных квартирах. Приходить после девяти вечера по адресу…». И далее упоминался адрес Юриных обидчиков. Такой супервыгодный обмен должен был привлечь внимание. И привлек.
В течение следующей недели мы несколько раз подходили к их дому после девяти часов. Желающие получить трехкомнатную квартиру в центре шли толпами и, выходя, ожесточено комментировали свой визит, называя хозяев самыми обидными словами, шумели, ругались, угрожали. А однажды мы увидели, как милиционер выводит деда. Судя по всему, тот ударил какого-то посетителя. Деда держали за обе руки, он размахивал усами и кричал, что «он это так не оставит».
Через месяц я оказался вечером в центре и решил подойти к их дому. Каково же было мое удивление, когда я услышал крики и ругань: «Если не меняете, не давайте объявлений».
650. Конец светаБыл у меня знакомый со странными именем и отчеством — Полуект Полуектович, а сокращенно Полик. Жил он в небольшом городке под Москвой. Недалеко от его дома была церковь. В помещении за церковью на столе стоял ящик, куда участники похоронных церемоний бросали пожертвования. Будучи школьником, Полик частенько заглядывал туда. Деньги никто не считал, брал он немного, и все сходило.
Но потом ящик оборудовали специальным устройством, и когда однажды он его открыл, раздался гудок. На улице стояли люди, и они могли в любую минуту войти. Полик испугался, стал метаться и искать, куда спрятаться. Выход был один — гроб. Он лег в гроб и притаился. В этот момент траурная процессия зашла в помещение, и люди начали о чем-то говорить между собой. Говорили они долго. Полик терпел, терпел, потом поднялся во весь рост и заорал: «Конец света! Конец света!». Представьте себе: люди после похорон, большинство старики, и вдруг покойник поднимается из гроба и кричит: «Конец света! Конец света!».
Кто-то от страха закричал, кто-то упал в обморок. Требовали его сурово наказать. Спас его высший церковный начальник. Когда ему рассказали эту историю, он принялся хохотать и распорядился не возбуждать против парня дело.
651. Как начинались стилягиСейчас часто пишут о стилягах. Некоторые политологи даже усматривают в них «стихийный протест неординарных одиночек против советской власти». Я могу смело причислить себя к самым первым советским стилягам. Наша компания была приглашена изображать стиляг и танцевать в очень популярном тогда фильме «Дело Пестрых». И многие стиляги тех времен старались подражать Юре Веденскому и Инне Каневской, которые танцевали рок-н-ролл и были показаны в фильме крупным планом. Мы часто встречались с главным стилягой тех времен Ф. Кузнецовым, сыном завхоза шведского посольства.
Хулиганить хулиганили, это было. Будущий поэт Н. Олев на четвереньках переполз улицу Горького, а будущий диссидент Алик Гинзбург прошелся по той же улице Горького в черном пиджаке, в белой рубашке с черной бабочкой, но в тапочках и шортах.
Сейчас бы их посадили!
652. Диссидентов бесплатных не бываетКак-то на даче у Наума Олева мы разговорились о диссидентах. Олев к ним относился скептически:
— Ну какой диссидент Алик Гинзбург? Ты же его хорошо знаешь.
Алика я хорошо знал.
В диссиденты Алик попал случайно. После трудностей с институтом он устроился секретарем к К. Паустовскому, а когда тот умер, Алика перевели к А. Солженицыну. В те годы Солженицын ему не нравился. «Очень вредный старик», — жаловался он нам. А потом все пошло.
Странное дело. Когда я работал в США, а Алик обосновался в Париже, он упорно отказывался встречаться со мной. Безо всяких объяснений. У меня даже возникла мысль, а настоящий ли это Алик Гинзбург, — уж больно он внешне не был похож на того Алика, которого я знал.
И я часто вспоминал слова Олева, сказанные тогда на даче:
— Запомни. Неоплаченных диссидентов не бывает. Это я знаю не понаслышке.
653. Неприличная историяКак-то у остановки троллейбуса на улице Горького я встретил мою старую знакомую Инну Каневскую. Мы не виделись лет десять. Она располнела, стала солидной дамой. И надо же так случиться, что, пока мы стояли на троллейбусной остановке, объявился еще один ее знакомый, которого она тоже не видела многие годы. Подошел троллейбус. Мы с Инной прошли вперед, благо, у нас были проездные билеты, и сели. Парень взял билет и… дальше произошло неожиданное. Он принял стоящую в проходе полную даму за Инну, подошел к ней и со словами «Ну и отрастила ты ж…» хлопнул ее по заднице. Вероятно, этим он хотел продемонстрировать мне свои привилегированные отношения с Инной.
Дама повернулась. Парень обомлел, не зная, что сказать. Не скажет же он, что хотел ударить по заднице не ее, а элегантную даму, сидящую у окна. Инна прилипла к сиденью и смотрела на улицу.
Оскорбленная дама от гнева не могла произнести ни слова.
— Я пошутил, — произнес растерявшийся парень.
— То есть как это пошутил! — закричала разъяренная дама. — Я не позволю так со мной обращаться!
На следующей остановке я вышел и долго смеялся, облокотившись о дерево. Прохожие принимали меня за сумасшедшего.
Позже я встречал этого парня. Он стал известным политическим обозревателем Д.
654. Еще одна теперь уж совсем неприличная история— На зарядку! Всем на зарядку!
Дело происходило в сочинском санатории «Золотой колос». Накануне я встретил своих друзей, теперь очень болела голова, и мне меньше всего хотелось бежать к морю, делать какие-то упражнения.
И я притворился больным: болит живот. Сестра ушла… и через две минуты явилась с порошком английской соли. Я бодро проглотил эту гадость, запил водой и встал, чтобы направиться в туалет, где намеревался освободиться от слабительного. Но не тут-то было. Сестра стала измерять мне температуру. А потом в комнату вошел мой приятель, и про английскую соль я забыл.
Я про нее забыл, а она про меня — нет. И когда я беседовал в парке санатория с двумя девушками, то внезапно понял, что мне необходимо в туалет. Я побежал в корпус, поднялся на свой этаж. Но смог добежать только до фикуса…
Вечером я слышал, как одна уборщица говорила другой:
— Слышь, Тамара, в фикус опять кто-то нас…л.
Опять!
655. Злоумышленник с марганцовкойВ Сочи я встретил своего знакомого Виктора Пронина. Он вынул из кармана пачку марганцовки.
— Знаешь, какие сейчас женщины! Запросто подхватишь черт знает что. Вот и ношу с собой марганцовку. Надо не позже, чем через час, промыть член марганцовкой — и всякая болезнь исключена.
Пришел он однажды ко мне в санаторий и хохочет:
— Был я вчера у одной местной дамы, возвращаюсь пешком, смотрю на часы. Ужас! Положенный час почти прошел. Я к берегу. Уже светает. Ветра нет. И вода прозрачная, как ручей. Словом, зашел я в воду по пояс, вынул пакет марганцовки, рассыпал… И вдруг свист. Пограничники. Меня вывели на берег, отвели к капитану и доложили:
— Загрязнял море. Махал членом — и от того расходились фиолетовые пятна.
Когда я объяснил капитану причину своего странного поведения, тот пришел в восторг:
— Неужели! Вот спасибо. А я и не знал.
На прощание мы выпили с капитаном по стакану вина.
656. Еще одна неприличная историяНа Большой Дорогомиловской, теперь это Кутузовский проспект, было ателье. Называлось оно «Прием индивидуальных заказов дамского платья». Спрашиваете, почему я вспомнил о нем через шестьдесят лет? А дело в том, что все слова на вывеске были написаны в столбик, и не проходило недели, чтобы какой-нибудь шутник не вставлял в букву «П» в последнем слове папиросу — и она превращалась в букву «А». Вот так.
