Семен Нариньяни - Рядом с нами
— Да с чего вы взяли?
— Об этом все говорят.
— Ну, например?
— Например, Тамара Поликарповна, она у нас в буфете газировкой на сатураторе торгует.
— И вы ей поверили?
— Они поверили, а я нет, — вмешалась в разговор третья девушка. — Я и привела их в редакцию.
— Значит, не будет у нас нейлоновых денег? — снова спросила та, которая начала разговор.
— Нет.
— А не нейлоновые, но какие-нибудь другие деньги для обмена выпускаются?
— Тоже нет.
— Не понимаю, — пожала плечами девушка, — какой смысл был Тамаре Поликарповне распускать ложные слухи!
— О, большой! Люди слабые, бесхарактерные начинают при этих слухах терять самообладание. Они бросаются в магазины и закупают всякие ненужные вещи. А Тамара Поликарповна потом все это скупит по дешевке и заработает.
— Ну, что я вам говорила? — торжествующе спросила подруг третья девушка.
Подруги переглянулись, посмеялись над своей доверчивостью и побежали домой. За этих можно было больше не бояться. Эти в следующий раз уже не попадутся на крючок к слухачам.
Эх, Тамара Поликарповна, Тамара Поликарповна! Мы уже печатали про вас в этом году фельетон. Да только ли в этом! А вы все та же, а вы все то же. Состоите, как и состояли, верным сотрудником прибазарного агентства ОТС — "Одна тетка сказала". Так, кажется, было названо это агентство народом в дни войны.
В этом агентстве, как выясняется сейчас, работают тетки не только женского, но и мужского пола. Нам прислали из Таганрога жизнеописание некоего Макара Макаровича Криворотова. Живет Макар Макарович в хорошем доме. Среди прочих удобств в этом доме есть и ванная комната, которая, к сожалению, весьма редко используется по прямому назначению. Всю жизнь Макар Макарович чем-нибудь запасается, и все время ванна наполнена какими-нибудь продуктами. Когда-то в ней хранился пятилетний запас спичек, потом спички уступили место ситцу. За ситцем был жмых. Затем Макар Макарович наполнил ванну керосином, потом подсолнухом, штапелем. Запасался Макар Макарович как-то даже хомутами, хотя лошадей отродясь у него не было. И вот теперь Макар Макарович складывает в многострадальной ванне сахар.
— Зачем?
А Макар Макарович в ответ только многозначительно чешет расческой волосы. А волос у него на голове осталось всего на одну драку.
"Мол, как зачем? На всякий случай. Вы разве ничего: слышали про сахар?"
Это какое-то неистребимое племя слухачей. Они не только верят, но и сами сочиняют и разносят от уха к уху различные небылицы. Все вокруг течет, все меняется, а эти остаются такими же, какими они были десять, Двадцать, сорок лет назад. Рядом с Макарами Макаровичами кипит, бурлит большая жизнь. Люди сеют, строят, лазят в зимние предрассветные утра на крыши, чтобы собственными глазами увидеть хоть один из наших спутников. Вокруг у всех какие-то заботы, интересы. Один готовит к защите диссертацию, другой досрочно заканчивает годовую программу, третий никак не может дозвониться до редакции "Советского спорта", чтобы узнать, чем закончился последний матч динамовцев в Южной Америке. А у этих за душой ничего. Эти все свои разговоры начинают гнусненьким полушепотом:
— Слышали?..
— Ну, что еще?
— Говорят, с нового года отменяются отпуска.
— Какие?
— Трудовые.
— Зачем?
— Говорят, в Америке нет и у нас не будет
— То, что в Америке нет отпусков, оплачиваемых государством, — это правда, а зачем отменять отпуска у нас, не понимаю.
— Так ведь мы же соревнуемся с Америкой?
— Соревнуемся по производству молока и мяса, а не по производству законов. Законы у нас в стране были и остаются социалистическими.
— Значит, отпуска не отменяются?
— Ну, конечно, нет!
Газеты каждый день печатают предновогодние рапорты о досрочном выполнении производственных планов краями, областями, целыми республиками. ТАСС передает по радио сообщение ЦСУ об огромном перевыполнении плана выпуска мясных, молочных и колбасных изделий. А эти по-прежнему слушают не ТАСС, а сообщения ОТС.
— Слышали про молоко и масло?
— А что именно?
— Дефицит.
Рабочий Бухвостов пишет нам из Михайловки. День назад Бухвостов дал жене денег и сказал:
— Приготовь к встрече Нового года хороший стол. Чтобы в центре красовался жареный гусь с яблоками, а вокруг вино, закусочки.
Жена отправилась по магазинам, но вместо гуся она купила два мешка соли.
— Зачем нам эти мешки? — удивился муж.
— Про запас. Говорят, с нового года соль будут давать только по карточкам.
— Да кто говорит?
А источник этой информации — все тот же злополучный ОТС — "Одна тетка сказала".
Рабочий Бухвостов возмущен. Он требует серьезного наказания для сочинителей небылиц.
"Они же и впредь могут распространять всякие вздорные сообщения", — пишет Бухвостов.
Наказывать слухачей, конечно, нужно, но только злостных. Людей же доверчивых к полушепоту, таких, как жена Бухвостова, нужно не наказывать, а воспитывать.
Что касается вопроса, как быть со вздорными сообщениями, если-де они объявятся в дальнейшем, то ответ остается прежним. В дальнейшем, как и всегда, не нужно быть простаками, не нужно верить сообщениям ОТС.
1957 г.
ОДИН НА ОДИН
В комнату вошел щуплый, невысокий мужчина. Он вытянулся по-солдатски перед письменным столом и сказал:
— Меня уволили за критику.
— А вы кого критиковали?
— Татьяну Ивановну Воробьеву. Конечно, мне бы стерпеть, промолчать тогда…
— Когда именно?
— Да на 8-е Марта. Выдвинули Татьяну Ивановну в тот день из простой работницы в наладчицы. Меня обошли, а у Воробьевой праздник. За что, думаю, ей такая привилегия.
— 8-го Марта чествуют не мужчин, а женщин!
— Это я понимаю. А все-таки. И тут Тамара Исаевна, она у нас в буфете торгует, возьми и скажи мне: у Воробьевой есть причина.
— Какая?
— У нее роман с мастером Половинкиным.
Меня поначалу сомнение взяло. Какой, думаю, интерес мастеру Половинкину крутить романы с Татьяной Ивановной? Женщина она на возрасте, троих детей имеет. А у нас полон цех молодежи. Каждая вторая — красавица. Но сомневался я недолго. Раз Тамара Исаевна говорит, роман, — значит, так оно и есть. Тамара Исаевна — человек верный, врать не станет. Ну, при таких мыслях я взял и выступил с разоблачением.
— Где выступили? В газете?
— Нет.
— На собрании?
— Тоже нет.
— Так где же?
Ткацкий подмастер Козарезов переступил с ноги на ногу, вытер пот с лысой головы и тихо сказал:
— В доме я выступил.
— В каком доме?
— В своем. Пришел я после смены, поужинал и рассказал про всю эту ненормальность жене. Один на один. Доверился ей, как самому близкому человеку. А она взяла на следующий день да и выложила все на кухне соседкам. Те дальше. На фабрике шум, гам поднялся. Дирекция создает комиссию. Один член из парткома, двое из комсомола да трое от профсоюза. Комиссия ходит, проверяет, и выясняется: никакого романа у Татьяны Ивановны с Половинкиным не было. И вот человек попадает в безвыходное положение. Сначала заявляется в цех жена мастера Половинкина и хлещет этого человека по щекам. А потом приходит муж Татьяны Ивановны — и тоже бьет его.
— Кого его? О каком человеке вы говорите?
— Я тот человек. О себе я говорю. Меня по щекам хлещут, а вокруг люди, и хоть бы один заступился. Но я человек самолюбивый. Не захотел терпеть напрасно надругательства над своей личностью. Пошел я к Тамаре Исаевне. А она извиняется. Прости, говорит, ошиблась. У Татьяны Ивановны, говорят, амуры не с мастером Половинкиным, а со сменным инженером Петуховым.
— А теперь-то, спрашиваю, точно?
— Точно.
— Ну, что мне было делать при таком заверении? Пришел со смены домой. Поужинал. Лег спать. Пока свет горел, я терпел, молчал. А как жена штепсель повернула, я и размяк, разболтался.
— И опять один на один?
— Опять. Правда, на этот раз мною у жены было слово взято. "Никому?" — спрашиваю. "Никому", — отвечает. "Даже родной матери?" "Даже ей". Родной матери жена и вправду ничего не сказала, а соседкам на кухне растрепала про мое разоблачение. Директор вторую комиссию создал. Опять один член из парткома, два от комсомола, три от профсоюза. Снова расследование, и снова оказывается, у Татьяны Ивановны никаких романов, никаких амуров. Вот тут бы нашей дирекции и взяться за женщин.
— Почему за них?
— Потому что они всему виной: одна сочинила, другая растрепала. А женщинам была дана полная амнистия. Жену мою даже не тронули. Она-де домашняя хозяйка, человек отсталый; Тамаре Исаевне (это та, которая в буфете у нас торгует) тоже ничего. Она, мол, не из нашего текстильного ведомства…
— А вас снова по щекам хлестали?
