Том Шарп - Уилт
– Что же, черт возьми, мне надеть?
– У тебя есть мексиканская рубашка, которую ты купил в прошлом году в Коста дель Сол, – отозвалась Ева из ванной. – У тебя как раз не было повода ее надеть.
– И сейчас не собираюсь, – пробормотал Уилт, копаясь в ящиках в поисках чего-нибудь неброского, способного продемонстрировать его независимость. В конце концов он надел полосатую рубашку и джинсы.
– Надеюсь, ты не собираешься идти в таком виде? – спросила Ева, появляясь из ванной в полуголом виде. Лицо ее было покрыто толстым слоем пудры, а губы накрашены помадой карминного цвета.
– Бог ты мой, – поразился Уилт. – Марди Гра, умирающая от злокачественной анемии.
Отпихнув его в сторону, Ева прошла мимо.
– Я буду Великим Гэтсби, – возвестила она. – И если бы у тебя было побольше воображения, ты придумал бы что-нибудь поинтереснее будничной рубашки и голубых джинсов.
– Между прочим, – заметил Уилт, – Великий Гэтсби был мужчиной.
– Ну и черт с ним, – сказала Ева и надела желтую пижаму.
Уилт прикрыл в изнеможении глаза и снял рубашку. Когда они наконец вышли из дома, на нем была красная рубашка и джинсы, а Ева, несмотря на теплую погоду, напялила новый плащ и фетровую шляпу.
– Лучше пойдем пешком, – сказал Уилт.
Они поехали на машине. Ева была еще не готова к тому, чтобы шествовать по Парквью в фетровой шляпе, плаще с поясом и желтой пижаме. По дороге они заехали в магазинчик, где Уилт купил бутылку красного кипрского вина.
– Не думай, что я буду пить эту мерзость. – сказал он. – И лучше возьми ключи от машины. Если эта вечеринка оправдает мои худшие ожидания, я рано уйду домой.
Они оправдались. Даже более того. В своей красной рубашке и голубых джинсах Уилт выглядел белой вороной.
– Ева, дорогая, – сказала Салли, когда они наконец нашли ее, беседующей с мужчиной в набедренной повязке, сделанной из кухонного полотенца с рекламой ирландских сыров, – ты выглядишь потрясающе. Стиль 20-х годов тебе к лицу. А вы, конечно, Генри, тоже в костюме. – Генри совсем не хотел, чтобы с ним фамильярничали. – Генри, познакомьтесь с Рафаэлем.
Мужчина в набедренной повязке внимательно разглядывал джинсы Уилта.
– Видать, 50-е вернулись, – сказал он апатично. – Наверное, так и должно было быть.
Уилт уставился на рекламу сыра и попытался улыбнуться.
– Угощайтесь. Генри. – сказала Салли и повела Еву знакомиться с самой эмансипированной женщиной, которой не терпелось увидеть крошку с сиськами. Уилт пошел в сад, поставил свою бутылку на стол и поискал глазами штопор. Такового не оказалось. В конце концов он заглянул в большое ведро, из которого торчала поварешка. Пол-апельсина и детали изуродованного персика плавали в пурпурного цвета жидкости. Он налил себе пунша в бумажный стаканчик и осторожно попробовал. Как он и ожидал, по вкусу напиток напоминал сидр, смешанный с метиловым спиртом и раздавленным апельсином. Уилт посмотрел по сторонам. В одном углу сада мужчина в поварском колпаке и штанах на помочах жарил, вернее, жег сосиски на жаровне с углями. В другом углу десяток человек улеглись кружком на траве, слушая уотергейтские пленки. Было также несколько пар, углубившихся в беседу, и еще некоторое число индивидуумов, стоявших сами по себе с надменным и отрешенным видом. Уилт узнал в них себя и потому приглядел самую несимпатичную девицу, исходя из теории, что лучше брать быка за рога: в конце концов он все равно неизбежно окажется именно в ее обществе.
– Приветик, – сказал он, сознавая, что следом за Евой переходит на американский. Девица бросила на него пустой взгляд и гордо удалилась.
– Очаровательно, – сказал Уилт и прикончил пунш. Десять минут и еще два стаканчика спустя он втянулся в оживленное обсуждение беглого чтения с толстеньким человечком маленького роста, которого эта тема, судя по всему, очень волновала.
В это время Ева резала на кухне французскую булку, а Салли, со стаканом в руках, беседовала о Леви Стросе4 с эфиопом, который только что вернулся из Новой Гвинеи.
– Я всегда чувствовала, что у Леви Строса не все в порядке по части женщин, – говорила она, лениво разглядывая Евин зад. – Я имею в виду, что он пренебрегает врожденным сходством… – Она замолчала и взглянула в окно. – Простите, я на минутку, – сказала она и отправилась вызволять доктора Шеймахера из клещей Генри Уилта. – Эрнст такая душка, – сказала она, вернувшись. – Просто невозможно поверить, что он получил Нобелевскую по сперматологии.
Уилт стоял в центре сада, допивая третий по счету стакан. Он налил себе четвертый и направился послушать уотергейтские записи. Он подошел как раз вовремя, чтобы услышать заключительную фразу.
– В хитрюге Дике5 гораздо легче разобраться квадрофоническим способом, – заметил кто-то, и все разошлись.
– С очень одаренным ребенком должны быть особые взаимоотношения. Мы с Роджером обнаружили. что для Тонио лучше всего конструктивный подход.
– Все это куча дерьма. Только послушайте хотя бы, что он говорит о квазарах…
– Честно, я не понимаю, что такого плохого в подслушивании.
– Плевать я хотел на то, что Марккьюз говорит о терпении. Я утверждаю, что…
– При температуре минус 250° водород…
– У Баха есть свои плюсы, наверное, но у него есть и свои минусы…
– Мы купили этот дом в Сент-Троп…
– И все же я думаю, что Калдор был пра…
Уилт допил свой четвертый стакан и пошел искать Еву. С него было достаточно. Его остановил окрик мужчины в поварском колпаке.
– Бургеры готовы. Подходите и берите.
Уилт, спотыкаясь, подошел и взял. Две сосиски, обгоревший бифбургер и кучка рубленой капусты на бумажной тарелке. Ни ножей ни вилок не было видно.
– Бедный Генри кажется таким одиноким, – сказала Салли. – Пойду-ка вдохну в него жизнь.
Она вышла в сад и взяла Уилта под руку.
– Вам так повезло с Евой. Она такая прелестная крошка.
– Ей тридцать пять, – пьяным голосом сказал Уилт. – Тридцать пять и ни днем меньше.
– Чудесно встретить человека, который говорит что думает, – сказала Салли и взяла кусочек бифбургера с его тарелки, – Гаскелл никогда ничего не говорит прямо. Люблю людей, стоящих на земле обеими ногами. – Она уселась на траву и усадила рядом с собой Уилта. – Полагаю, очень важно, чтобы два человека говорили друг другу правду, – продолжила она, отламывая еще кусочек бифбургера и засовывая его в рот Уилту. Она медленно облизала пальцы и посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Уилт через силу прожевал кусок и наконец проглотил его. По вкусу кусок напоминал горелый фарш с привкусом французских духов. Или, может, целого букета.
– Почему два? – спросил он, уничтожая привкус во рту с помощью капусты.
– В каком смысле, почему два?
– Почему два человека? – сказал Уилт. – Почему важно, чтобы два человека говорили друг другу правду?
– Ну, я имела в виду…
– Почему не три? Или четыре? Или сто?
– У ста человек не может быть взаимоотношений. По крайней мере. интимных, – сказала Салли, – значимых.
– Я знаю не так уж много пар, способных на это, – сказал Уилт. Салли потрогала пальцем его капусту.
– Ну как же так? У вас с Евой все бывает по-настоящему.
– Довольно редко, – сказал Уилт. Салли засмеялась.
– О крошка, вы такая правдивая крошка, – сказала она. поднимаясь, чтобы принести еще две порции выпивки. Уилт посмотрел на свой стакан с сомнением. Похоже, он уже здорово набрался.
– Если я правдивая крошка, то какая крошка вы, крошка? – спросил он, стараясь, чтобы в последней «крошке» прозвучало не только презрение, но и нечто большее. Салли уютно прижалась к нему и зашептала на ухо.
– Я крошка, у которой есть тело, – сказала она.
– Это я вижу, – сказал Уилт. – И к тому же очень миленькое тельце.
– Это самое приятное из всего, что мне кто-либо когда-нибудь говорил, – сказала она.
– В этом случае, – заметил Уилт, схватив почерневшую сосиску, – у вас, вероятно, было тяжелое детство.
– Между прочим, так оно и было, – сказала Салли, отнимая у него сосиску. – Именно поэтому у меня сейчас такая большая потребность в любви. – Она засунула большую часть сосиски себе в рот, затем медленно вытащила ее и откусила кончик. Уилт покончил с капустой и запил ее прингшеймовским пуншем.
– Ну не ужасны ли они все? – спросила Салли, повернув голову на шум и смех в углу сада у жаровни.
Уилт тоже посмотрел.
– Между прочим, да, – сказал он. – А кто этот клоун в помочах?
– Это Гаскелл. Он так увлечен. Он обожает всякие игры. В Штатах он просто обожал кататься на подножке тепловоза и ходить на родео, а на прошлое Рождество он хотел нарядиться Дедом Морозом, отправиться к универмагу и там раздавать подарки. Конечно, никто ему этого не позволил.
– Это неудивительно, особенно если он отправился туда в этих помочах, – сказал Уилт. Салли расхохоталась.
