Джером Джером - Леди и джентльмены
Ответа не последовало. Женщина пожала плечами:
— Если, с другой стороны, вы абсурдное существо, молодая влюбленная девушка… что ж, тогда, полагаю, нам придется бороться за него.
— Это будет более интересно, так? — предположила Томми.
— Позвольте объяснить, прежде чем вы примете решение, — продолжила женщина. — Дик Дэнверс оставил меня шесть месяцев тому назад и держался от меня подальше, потому что любил меня.
— Это любопытная причина.
— Я была замужем, когда мы с Диком встретились. Уже после того, как он покинул меня — ради моего блага и собственного, — мне сообщили о смерти моего мужа.
— И Дик… он знает? — спросила девушка.
— Еще нет. Я сама недавно об этом узнала.
— Тогда, если все, как вы говорите, он вернется к вам, когда узнает.
— Есть трудности.
— Что за трудности?
— Моя дорогая, вы. Уж простите меня, но он ухаживает за вами. Мужчинам это свойственно. Я просто прошу вас убедить себя, что это правда. Почему бы вам не уехать куда-нибудь на шесть месяцев… исчезнуть полностью. Оставить его свободным… без влияния. Если он вас любит… если это не слово чести, которое связывает его… если за это время я смогу привязать его к себе, тогда, думаю, две или три тысячи фунтов, которые я готова вложить в вашу газету, будут справедливой ценой за такого возлюбленного.
Томми, смеясь, встала. Она никогда не расставалась с чувством юмора, пусть даже этим иной раз приводила в ужас Судьбу.
— Вы можете забирать его просто так… если он такой человек, — ответила девушка женщине. — Он имеет полное право выбирать между нами.
— Вы говорите, что освобождаете его от обручения?
— Именно это я и говорю.
— Почему не принять мое предложение? Вы же знаете, деньги не помешают. Ваш отец несколько лет сможет ни о чем не тревожиться. Уезжайте из Англии… попутешествуйте. Пару месяцев, если считаете, что шесть — это много. Напишите ему, что вам нужно побыть одной, все хорошенько обдумать.
Девушка повернулась к ней.
— И предоставить вам полную свободу лгать и жульничать?
Женщина тоже поднялась.
— Вы думаете, он дорожит вами? В данный момент вы его интересуете. В девятнадцать каждая женщина — загадка. Когда это увлечение пройдет… и вы, бедная крошка, можете хотя бы представить себе, сколь долго длится у мужчины увлечение? Пока он не поймает и не попробует ту, за которой гонялся. Потом он начинает думать не о приобретенном, а о том, что потерял: обществе, в которое ему больше хода нет, удовольствиях, которыми не может насладиться, роскошью — необходимостью для мужчины его положения, — которой его лишит женитьба на вас. После этого ваше лицо станет для него постоянным напоминанием цены, которую ему пришлось заплатить, и он будет проклинать его всякий раз, когда увидит.
— Вы его не знаете! — воскликнула девушка. — Вы знаете только его часть — одну часть. А в остальном он хороший человек, который уважение к себе предпочитает всем помянутым вами наслаждениям, удовольствиям и предметам роскоши… включая и вас.
— Получается, разрешение ситуации зависит от того, какой он человек, — рассмеялась женщина.
Девушка посмотрела на часы.
— Он скоро придет и скажет нам сам.
— В каком смысле?
— Здесь, глядя на нас, решит… этим вечером. — Она, бледная как полотно, повернулась к женщине. — Вы думаете, я смогу прожить с этим еще один день? — Это же будет нелепая сцена.
— Никто из присутствующих не сможет оценить ее комичность.
— Он не поймет.
— Он поймет, — рассмеялась девушка. — Перестаньте, все козыри у вас. Вы богатая, умная, принадлежите к его классу. Если он решит остаться со мной, то лишь потому, что он — мой мужчина… мой. Вы боитесь?
Женщина содрогнулась. Поплотнее завернулась в шубу и снова села. Томми вернулась к гранкам. Поздним вечером газета подписывалась в печать, так что дел хватало.
Он пришел чуть позже, хотя ни одна женщина не смогла сказать, сколько времени они просидели в молчании. На лестнице послышались шаги. Женщина поднялась и пошла к двери, поэтому, открыв дверь, первой он увидел ее. Но не подал вида. Вероятно, он готовил себя к этой встрече, понимая, что рано или поздно она состоится. Женщина с улыбкой протянула ему руку.
— Не имею чести, — сказал он.
Улыбка увяла на ее лице.
— Не понимаю.
— Не имею чести, — повторил он. — Я вас не знаю.
Девушка вышла из-за стола и стояла, прислонившись к нему, скорее в мужской позе. Он оказался между ними. Все это напоминало самую удачную шутку жизни: мужчина между двумя женщинами. Эта ситуация смешила мир столь многие годы. Но при этом ему удавалось сохранять достоинство.
— Возможно, вы путаете меня с неким Диком Дэнверсом, несколько месяцев тому назад жившим в Нью-Йорке. Я хорошо его знал — никчемный подонок, с которым вам не стоило встречаться.
— Ты очень уж на него похож, — рассмеялась женщина.
— Бедняга умер, — ответил он. — И оставил вам, моя дорогая дама, предсмертное послание: всей душой он сожалеет о том вреде, который причинил вам. Он просил вас простить его… и забыть.
— Этот год начался для меня очень уж неудачно, — вздохнула женщина. — Сначала мой любовник, потом мой муж.
Он еще мог бороться с живыми. Но удар нанесли мертвые. Тот человек был его другом.
— Умер?
— Его убили, судя по всему, в последней экспедиции в июле, — ответила женщина. — Я получила новости от министерства иностранных дел две недели тому назад.
Ужасное выражение появилось в его глазах: они напоминали глаза загнанного в угол зверька, сражающегося за свою жизнь.
— Почему ты приехала за мной сюда? Почему я нахожу тебя здесь, с ней? Что ты ей сказала? Женщина пожала плечами:
— Только правду.
— Всю правду? — спросил он. — Всю? Будь справедливой. Скажи ей, что вина не только моя. Скажи ей всю правду!
— Что мне следовало ей сказать? Что я сыграла роль жены Потифара по отношению к тебе — Иосифу?
— Нет. Правду… только правду. Что мы с тобой показали себя двумя дураками, вокруг которых плясал дьявол. Что мы сыграли в его игру, но теперь все кончено.
— Все кончено? Дик, все кончено? — Она протянула к нему руки, но он отбросил их, почти грубо.
— Тот человек умер, говорю тебе. Его глупость и его грех умерли вместе с ним. Меня с тобой ничего не связывает, как и тебя со мной.
— Дик! — прошептала она. — Дик, неужели ты не можешь понять? Я должна поговорить с тобой наедине.
Но они не понимали, ни мужчина, ни ребенок.
— Дик, ты действительно умер? — воскликнула женщина. — Ты совершенно меня не жалеешь? Ты думаешь, я из прихоти последовала за тобой сюда и теперь валяюсь у твоих ног? Я веду себя, как благоразумная и здравомыслящая женщина… Или ты не видишь, что я безумна? А почему? Должна я говорить об этом в ее присутствии? Дик… — Она пошатнулась, шуба соскользнула с ее плеч, и именно в этот момент Томми превратилась из ребенка в женщину, подняла незнакомку с пола, зашептала ей на ухо какие-то ободряющие слова, повела в другую комнату.
— Не уходи, — на пороге повернулась она к Дику, — я вернусь через несколько минут.
Он подошел к одному из окон, за которыми гудел Сити, и ему казалось, что шаги прохожих доносятся сквозь темноту к тому месту, где он лежал в могиле.
Она вошла, мягко закрыла за собой дверь.
— Это правда? — спросила она.
— Возможно. Я об этом не подумал.
Они говорили тихо, буднично, как люди, опасающиеся своих эмоций.
— Когда он уехал… ее муж?
— Примерно… Сейчас февраль, так? Восемнадцать месяцев тому назад.
— И уже восемь месяцев как умер. Всех это устроило… Бедняжка.
— Да, я рад, что он мертв… бедный Лоренс.
— Как скоро вы можете пожениться?
— Я не собираюсь жениться на ней, — бесстрастно ответил он.
— Ты оставишь ее одну в таком положении?
— Она женщина небедная. С деньгами можно сделать все.
— А репутация? Для такой женщины очень важен ее общественный статус.
— Если я женюсь на ней сейчас, ее репутацию это не спасет.
— Очень даже спасет, — возразила девушка. — Общество не любит прилагать особые усилия, чтобы выяснить то, чего оно знать не хочет. Женись на ней без лишнего шума, а потом год или два путешествуй по миру.
— Почему я должен это делать? Достаточно легко назвать мужчину трусом, если он защищается от женщины. А что он должен делать, если он борется за свою жизнь? С хорошими женщинами мужчины не грешат.
— Надо думать о ребенке, — напомнила она. — Твоем ребенке. Видишь ли, дорогой, мы все что-то делаем не так. Но мы не вправе заставлять страдать за наши ошибки других… особенно если можем избавить их от этих страданий.
Тут он впервые встретился с ней взглядом.
— А ты?
