Герман Дробиз - Вот в чем фокус
Возникло тягостное молчание.
— Эта... как вы ее назвали... Шараруева...— пробурчал большой крокодил.— Она вам очень нужна?
— Шараруева исключается: она меня любит.
— Вот и прекрасно. Пусть тогда принесет себя в жертву.
— Нет-нет!
— Хорошо... а этот... ваш враг... Промышлянский...
— Враг,— согласился Опрокиднев,— но не до такой степени.
— Не может быть, чтобы у вас в институте не нашлось подходящей жертвы,— сказал большой.
— Жертв у нас много,— ответил Опрокиднев.— Эдуард Фомич Буровин-—жертва честного отношения к работе. Мой друг Курсовкин — жертва семейной жизни. Аабаев — постоянная жертва «Спортлото». Наши женщины — все как одна жертвы своей необузданной влюбленности в меня, их переполняют чувства, мешая им, а заодно и мне правильно ориентироваться в таблице умножения, отсюда грубые ошибки в расчетах. Но ни одну из этих жертв не назовешь искупительной. Более того. В нашем институте каждый год приходится хоронить сотни расчетов. Если на каждую могилку приносить в жертву исполнителя, то институт вымрет в обозримый исторический период. А если этот обычай перекинется из нашего института в другие учреждения, занимающиеся теми или иными расчетами, в конечном счете в жертву будет принесен прогресс!
— Если вы никого не найдете,— произнес большой крокодил,— вам придется принести в жертву себя.— И он широко раскрыл пасть.
— Я протестую! Дайте мне морально подготовиться! — закричал Опрокиднев и проснулся.
Луна безмолвно освещала комнату. Портфель лежал на журнальном столике. За окном что-то ухало — возможно, удирали крокодилы...
ОПРОКИДНЕВ, УЧАСТНИК КАВКАЗСКОЙ ЛЕГЕНДЫ
Однажды Опрокиднев особенно удачно рассчитал паропровод высокого давления и получил за это отпуск в августе месяце.
Много всего повидал в своей быстротекущей жизни техник Опрокиднев, но, как ни странно, еще ни разу не посещал Кавказа.
И Опрокиднев вылетел на Кавказ. Он выбрал это местечко еще и потому, что имел тайное намерение на некоторый период забыть женщин родного института и закрутиться в вихрях настоящего, крупного лирического чувства. Аабаев и Джазовадзе, а также Эдуард Фомич Буровин и лично товарищ Курсовкин неоднократно информировали его о том, что на Кавказе проживают совсем другие женщины. Вернее, проживая на Кавказе, они становятся совсем другими. В походке у них появляется что-то от жеребенка, взгляд дымится, плечи разламывают хрупкий кокон сарафана, и золотистые волосы развеваются по ветру при любой погоде. Покорить такую женщину можно только за счет небывалой отваги и полного безрассудства. Быстрота и натиск, острая конкуренция смуглых юношей, может быть, даже звон кинжалов в ночи и конский скок на горных тропах, и не без блеска ледников, не без мерцанья эдельвейсов с хрустальной капелькой росы на бледно-синих лепестках — вот программа-минимум, которую наметил Опрокиднев одним небольшим усилием своей незаурядной мозговой системы.
И, едва сойдя с трапа самолета, он в чем был отправился на поиски женщины, еще ничего не знающей о его безумной любви к ней. А был он в светлом летнем костюме с платиновой искрой, в алой сатиновой косоворотке с перламутровой пуговкой, в новеньких скрипучих сандалиях, сплетенных дерюжкой, в велосипедистской шапочке с черным целлулоидным козырьком и буквами «ТАРТУ», написанными на эстонском языке. Темные гангстерские очки задорно сидели на курносом, слегка облупившемся носу и, пряча до поры до времени темпераментные взгляды озорных глаз Опрокиднева, подчеркивали пунцовый румянец его щек. Как всегда, в решающие минуты Опрокиднев был красив крепкой, природной красотой.
Женщину он увидел сразу.
В центре площади стоял открытый экскурсионный автобус. В нем плотными рядами сидели отдыхающие. Они прикрывались легкими зонтами, шуршащими друг о друга, как стрекозиные крылья, разглядывали лакированные книжечки туристических справочников, обмахивались газетками, а некоторые кушали виноград.
Рядом с водителем стояла юная женщина в кожаных шортах и брезентовой штормовке. Ее колени золотились, как апельсины. Возле губ она держала милицейский мегафон.
— На Кавказе есть гора! — кричала она.— Самая большая! А под ней течет Кура, мутная такая! Мы с вами посмотрим с этой горы на эту Куру. Спешите! Осталось четыре свободных места!
— Экскурсия в горы! — кричала она.— Мы проедем там, где не ступала нога человека. Ущелье духов! Вид с вершины Грез на долину Слез! Древние кавказские легенды, объясняющие происхождение гор, морей и океанов! Семь легенд о вечной любви! Торопитесь! Осталось два свободных места! Одно! Ни одного! Поехали!
И тут только Опрокиднев опомнился. Одним прыжком догнал он автобус, перемахнул через низкий бортик и в бессознательной заботе о равновесии крепко ухватил укутанный в штормовку стан экскурсовода.
— Мест нет, гражданин,— закричала женщина-экскурсовод и обдала его дымным взглядом.— Ждите следующую машину.
— Только с вами,— бормотал Опрокиднев, доверчиво прижимаясь к упругому брезенту.— Являясь большим любителем кавказских легенд, хочу быть в первых рядах, где бы ни ступала нога человека. Я вот тут, в уголочке, я на бортике пристроюсь, я на отдельное место не претендую как сознательный опоздавший. Если все опоздавшие будут претендовать на отдельное место, где сядут те, кто пришел вовремя?
— Ладно, пусть едет,— пожалел кто-то из пассажиров.
Женщина-экскурсовод одернула штормовку, отчего Опрокиднев сместился в угол кузова, и сказала:
— Пусть едет. Но это дело надо перекурить.
Несколько мужчин протянули ей сигареты. Особенно старательно это сделали Опрокиднев и смуглый юноша, сидевший во втором ряду. Острая конкуренция была налицо.
Женщина внимательно оглядела желающих дать ей закурить и выбрала опрокидневскую «Экстру». Смуглый юноша издал гортанный выкрик, напоминающий клекот орла, и вышвырнул свой «Филипп Моррис» на дорогу.
Автобус покинул городские кварталы и вошел в первый поворот серпантина.
— Кого тошнит, остановка на семнадцатом километре,— объявила женщина.— Просьба потерпеть. Посмотрите направо — направо виднеется Черное море. Один из крупнейших бассейнов нашей страны. Обратите внимание на эти волны. С них Айвазовский писал свой «Девятыйвал». Если хотите, расскажу анекдот про Айвазовского.
— Просим, просим! — закричал Опрокиднев.
— Женщины могут не слушать,— предупредила она.
— Почему это? — обиделась старушка на последнем ряду. На каждом повороте она взмывала вверх и некоторое время парила над скамейкой, держась за зонтик.— Что мы, шуток не понимаем?
Женщина-экскурсовод рассказала анекдот про Айвазовского, потом про Лермонтова, потом про Сухумский обезьяний питомник. В автобусе наладилась атмосфера полного взаимопонимания. Особенно сплачивали коллектив виражи: экскурсанты мотались в кузове, как грибы в лукошке, старушка на последнем ряду взмывала все выше и летала над головами собравшихся, пока на одном, очень крутом вираже не улетела совсем, чего почему-то никто не заметил; женщина-экскурсовод грохалась на колени к Опрокидневу, наконец ей надоели эти однообразные перемещения, и она так и осталась сидеть на Опрокидневе до конца маршрута; смуглый юноша перед каждым входом в вираж печально спрашивал: «Это еще не семнадцатый километр?» Его участь была решена.
— Марина! — жарко шептал Опрокиднев.
— Не здесь и не так,— строго отвечала она.
Так они ехали, ехали, и вдруг дорога уперлась в скалу, и они приехали.
— А вот и наша гора,— сказала Марина.
— А где Кура? — спросила старушка, которая, оказывается, никуда не улетала. Потому что если улетала, то неизвестно, на чем догнала.
— Надо знать географию, бабуся,— пристыдила ее Марина.— Кура здесь не протекает. Ближе, ближе к краю, товарищи. Не бойтесь, отсюда еще никто не упал.
Все сгрудились у края пропасти. Только печальный юноша убежал в скалы.
Место было замечательное. Справа стояла самая большая гора, слева — гора поменьше. Между ними чернело ущелье. Прямо из-под ног экскурсантов в ущелье с диким ревом летел седой, как профессор, водопад. Он разбивался о прозрачное озерцо, в котором смутными тенями бродили узкие стремительные рыбы.
— Это место,— закричала Марина в милицейский мегафон,— по плотности легенд на квадратный километр не имеет себе равных на всем Кавказском хребте. Легенда первая, о происхождении самой большой горы. Однажды княжна Тамара уехала далеко на север, и Демон затосковал. Я хочу посмотреть, как она там проводит время, сказал он. Тридцать лет и три года ставил он камень на камень, пока не собрал эту гору. Потом он взобрался на вершину и посмотрел на север. Каково же было его удивление, когда он увидел, что Тамара ему неверна.
![Светлана Чистякова - Наследники Падших Книга вторая Трудно признать [CИ]](/uploads/posts/books/3156/3156.jpg)